Серебряный пояс - Владимир Топилин

Пять дней назад казаки приняли от Мишки Стелькина старательское золото. А сегодня рано утром, как ни в чем не бывало, доставили из уездного города деньги. Так было на протяжении последних десяти лет. За все это время на карабаевцев не было нападения. А со стороны старателей ни одного упрека. В народе о карабаевцах ходят удивительные слухи и байки. Несколько лет назад на Амыльских приисках казаки едва не забили до смерти нагайками управляющего за то, что последний подсунул старателю при расчете фальшивую десятку. В другой раз в тайге казаки услышали крик женщины, которую пытались насиловать захожие бродяги. Говорят, тела несчастных висельников потом долго раскачивались на кедрах у тропы.

Боятся карабаевцев делопроизводители, как черт ладана. Боится Мишка Стелькин десятника Карабаева, как пятка огня. Прошли времена, когда при взвешивании золота на весах под чашку можно было незаметно прилепить магнит. А при выплате денег подвыпившему бергало ловко скрутить в пальцах достойную купюру. Как ни пытался приказчик стать десятнику другом и товарищем, всегда видел перед лицом своим огромный, увесистый кулак. Поэтому и крестится в страхе Мишка, когда неизвестно откуда бесшумно, будто на крыльях, у крыльца дома Подсосова появляются десять строгих, статных всадников: «Спаси, сохрани, пронеси душу мою грешную! Принесла нелегкая!».

Недолго приставал с расспросами к Григорию Панову Мишка Стелькин. Когда понял, что разговора о сисимских приисках не будет, подавленно спросил:

— А что делать с долей погибшего Тимофея Калягина?

— Не погибшего, а пропавшего, — сухо осадил его Григорий и, вставая, добавил: — Деньги отдай жене.

Вышел Григорий Феоктистович на улицу, довольно похлопал себя по карману, подмигнул товарищам:

— Неплохо ныне получилось!

За спиной раздался писклявый голос вестового:

— Следующий! Казанцев Павел, заходи!

Гуляй, старатель

Получит старатель деньги — на крыльце его ждет жена. Крепко ухватив мужа за руку, супруга тянет его в сторону: отдай деньги или пошли домой! Причина тому — Закон людей тайги. Как получил старатель барыш за золото, надо обязательно посетить питейное заведение, выпить чарку-другую вина, обсудить с товарищами прошедший сезон. Крепка старательская рука, как кремень, да слаб язык истосковавшейся души. Наскучавшись в тайге, сердце бергало требует праздника. Полгода с кайлой да лопатой делают человека молчуном: когда работаешь — не до разговоров! А когда наступят Покрова, вот где воля! Окончание работ — перелом житейских проблем. Чувствует мужик в кармане заработанные деньги, знает, что завтра не надо спускаться в шурф. Значит, можно расслабиться день, другой, третий.

Не каждый золотарь может и умеет держать себя в границах трезвости. Есть такие мужики, что в питейном заведении пропадают неделю и больше. А некоторые в короткий срок спускают всю сезонную зарплату. Пьянство среди людей тайги — бич и горе целого народа. Не знает подвыпившая душа работяги меры. Одурманенное алкоголем сознание, как разум ребенка: попроси — отдаст все. Добрая рука, словно взмах сеятеля, кидает деньги направо и налево. И изменить здесь что-то невозможно.

Караулят жены мужей своих у порога конторы. Практичный ум женщины смотрит на мир ясными, чистыми глазами. Старательская зарплата в Покрова — единственный доход семьи на целый год. Если не забрать у мужика деньги сейчас, завтра их может не быть. Подобных случаев бессчетное количество. Как потом жить зиму на одной соленой черемше?

Едва муж выходит из двери, жена тут как тут:

— А ну, дорогой, пойдем в сторону!

Трезвый старатель понимает, что от него хотят, соглашается, отдает деньги супруге. Однако не забывает положить в карман на утеху души заначку. Умная женщина соглашается с условием: когда-то надо кормильцу расслабиться. Другая, глупая да зряшная баба, опозорит мужа, обыщет карманы, залезет в сапоги да под картуз, заберет все деньги до копейки: «Нечего деньги на ветер пускать! Лучше детям леденцы купи!».

Сконфуженный муж соглашается, первым делом заходит в лавку, покупает своим и другим ребятишкам авоську сладостей и только потом бежит в знакомую дверь. Душа горит желанием! Сердце порхает рябчиком! Мужик рад, что баба не нашла две десятки, что он успел, спрятал их в нижнее белье, когда был в конторе.

А в выгребухе уже шумно! Испив достойную чарку вина, старатели раскраснелись, ведут неторопливую, но громкую беседу. За стойкой заведения суетятся лавочники. Один разливает по чаркам спиртное. Второй отвешивает на весах немудреную снедь. Выбор закуски небогат, но дефицитен. В небольшом, плоском — для удобной транспортировки на спине лошади — бочонке — ржавая селедка. На полках консервные банки с китайской тушенкой, ветчиной, какими-то просроченными деликатесами. На вешалах кольца копченой колбасы, в жестяном жбане ржаные сухари. Питейное заведение — не роскошь для гурманов. Подвыпивший старатель не смотрит на продукт: что есть, тем и закусывает. Это в лавке за углом богатый выбор товара. Там есть материя, одежда, сыпучие продукты. Поэтому когда-то кто-то из мужиков дал меткое прозвище питейному заведению — выгребуха, что означало «выгрести из карманов деньги».

Приисковая выгребуха — достаточно просторное помещение. В нем может одновременно пребывать до пятидесяти человек. Прочные, сделанные из толстых кедровых досок, столы и лавки крепки, как стены. Двери выгребухи в два раза толще обычных. Одна из них открывается на улицу, другая врублена в стену дома, чтобы лавочникам вовремя убежать. Посуда для застолья исключительно железная. На окнах кованые решетки. Все предусмотрено для кулачных боев, которые здесь случаются достаточно часто.

Силен телом и духом человек тайги! Ноги крепки, как бревна. Руки жилисты, как пружины капкана. Трезвый старатель всегда ведет себя в рамках достойного приличия. Но как попадет в кровь спиртное да вспомнятся прошлые обиды — держись! В обычном человеке просыпается медведь, способный сокрушить все, что попадется на его пути. Вот тогда в драке лопаются сухими лучинками столы и лавки. Шуршат фольгой железные кружки. От удара кулака вылетают с петель прочные двери, а лавочники бегут крысами в дом, запирая запасной вход на оглоблю. Бывали случаи, кулачный бой оканчивался кровопролитием. Однако в выгребухе на это мало кто обращает внимания. Карабаевцы в чужие дела не вмешиваются, у них другие обязанности. В тайге нет «ни Насти, ни власти». Старатели — народ тяжелый, сами разберутся. А что до Закона, так на тот случай тайга все спишет.

Гудит выгребуха! Гуляют работяги. На то имеют полное право. Один раз в год сезон заканчивается. Лавочники за стойкой суетятся, вино-закусь гостям подают. Трезвым положенную дозу чистого спирта отмеряют. Захмелевшим наливают из другой, разбавленной водой емкости. Копченая колбаса да консервы разложены кучами на столах. Люди не видят разницы между чужим и своим. Если стоишь рядом, значит, должен поддержать компанию, выпить чарку водки за успех прошедшего сезона. А не хочешь пить, так вон из выгребухи — долой!

Уважаемые промысловики, испив положенную порцию вина, расходятся компаниями по домам. Заранее договорившись, небольшие группы по семь — десять человек степенно выходят из питейного заведения, заходят в лавку с другой стороны дома, набирают спирта, продуктов и идут в чей-то дом продолжать праздник. В выгребухе остаются захмелевшие мужики, «одинокие волки» и холостяки, ожидающие появления гулящих девок. Вот старыми мехами хрюкнула гармошка. Кто-то заказал плясовую. Другие поддержали, вскочили с мест, раздвинули столы, освободили середину. Лихой гармонист взорвал кнопки, и началось! Сначала пара, потом еще несколько мужиков образовали круг, затопали каблуками, подбадривающее закричали, засвистели в такт ритму. Стены дрожат, полы трещат, воздух рвется! Лавочники в угол отскочили: не дай бог кто из старателей в пляске невзначай кулаком в лоб прилепит. Из подсобки неторопливо выглянул Мишка Стелькин, довольно усмехнулся, качнул головой: пора девок выпускать.

Прошло немного времени. Дверь, ведущая в дом, неторопливо открылась. Из нее, плавно покачивая бедрами, вышли четыре молодухи легкого поведения. Изрядно затасканные по таежным приискам, изъеденные ранними морщинами лица, прокуренные зубы и по-хамски выставленные напоказ обвисшие груди все равно вызывали у мужиков вожделение. Перед ними были женщины, пусть последнего сорта. Но они могли удовлетворить звериное желание мужчины. Увидев их, старатели взорвались довольными голосами, пропустили представительниц прекрасного пола в круг. Девки приняли приглашение, пустились в пляс, одаривая каждого мужика выстрелом волнующих глаз. Каждая из них, умело представляя себя как объект повышенного внимания, зажигала старателя: «Вот я какая, красивая и недоступная! А ну, попробуй, возьми меня!». И мужики зажигались. Каждый из них, одичавший в тайге без ласки, был готов отдать Мишке сторублевую бумажку за один час в комнате дома купца Подсосова.