Отдай мне дочь - Тата Златова

— Ну все, теперь не сбежишь. Сознавайся!

— В чем? — не сдавалась Милана.

— Ты беременна? — спросил шепотом.

Она опустила глаза. Тихо — хотя сердце билось как бешеное — сказала:

— Да.

— Ты не представляешь, как же я счастлив! — прошептал он ей на ушко, наконец поставив на пол. Она обвила его шею руками и прижалась щекой к груди.

— А я боюсь, что будет как в прошлые разы…

Он погладил ее по голове.

— Я уверен, что в этот раз все получится! Родится здоровый и крепкий малыш, мы будем любить его сильно-сильно, будем учить познавать мир, будем еще счастливее, чем сейчас, главное, верить в это!

Его уверенность и поддержка давала ей силы, она гнала плохие мысли прочь, старалась расслабиться. И, вопреки страхам, беременность проходила легко. А ощущения были такими волнующими, ведь внутри нее зарождалась новая жизнь, новая душа, сердце, плоть… Настоящее чудо!

Удивительное утро. Удивительный день. Казалось, радость разлита в воздухе. Она была повсюду, в каждой детали: в золотящемся на солнце куполе храма, в мелькании разноцветных юбок и платков прихожанок, в улыбках детей, в искрящихся глазах мужчин; куличах, расписных пасхальных яйцах, веточках вербы. Все вокруг радовалось такому прекрасному празднику, Воскресению Спасителя, который пострадал и умер за наши грехи, а потом победил смерть.

Кирилл и Аня, освятив куличи, поспешили к машине, а Милана решила задержаться, постоять возле храма, понаблюдать за радостной суетой. Даже на мгновение закрыла глаза, и ласковый ветер пригладил волосы, нежно коснулся лица. До чего же прекрасен мир, до чего же прекрасна жизнь, особенно когда сердце наполнено миром, восторгом, счастьем, которое невозможно обрести без Бога.

— Девушка, подайте ради Христа! — послышался звонкий женский голос, и что-то заставило сердце дрогнуть. Не сама просьба, не прикосновение чужой руки к ее руке, нет. Что-то другое. Отдаленно знакомое, какое-то… родное, что ли. Милана непроизвольно потянулась к мелочи в кармане и повернулась к просящей.

Вздрогнула.

На нее смотрело худое, грязное женское лицо с затравленным блеском во взгляде. Короткие сальные волосы трепал ветер, длинная челка постоянно падала ей на глаза, и женщина раздраженно ее отбрасывала. Одета она была во что-то невообразимое: то ли мятую рубашку, то ли кофту, кое-где виднелись заплатки, кое-где — дырки. Чуть ниже — брюки не по размеру грязно-желтого цвета и мужские ботинки.

— Подайте… — повторила она и сильно раскашлялась.

Что-то знакомое сквозило в чертах ее лица, в жестах и голосе. Милана молча протянула ей горсть мелочевки. Просящая жадно сгребла их, спрятала в карман и подняла голову. Взгляды их встретились, и Милану охватила дрожь.

Ирка?!

Возглас невольно сорвался с губ, а женщина испуганно попятилась, сощурилась от полуденного солнца, приложила ладонь к глазам, присматриваясь.

— Ира, это ты? — уточнила Милана и сделала шаг в ее сторону, но та снова попятилась. Уперлась спиной в каменную стену храма и начала озираться по сторонам, словно желая скрыться, поскорее убежать, что угодно, лишь бы не продолжать разговор.

— Куда ты пропала? Юлия Максимовна себе места не находит!

Милана уже не сомневалась в том, что это сестра. Внешний вид пугал, как и безысходность в ее глазах, но она все равно приблизилась и продолжила:

— Что с тобой случилось? Тебя все обыскались!

Подбородок у Ирки задрожал, глаза покраснели, было видно, что она — то ли от неожиданности, то ли от переполнивших эмоций — не может говорить. Милана не могла разобраться. Сестра неприветливо хмурила брови, поджатые губы выдавали сердитость, на лице читалось замешательство. Что она сейчас чувствовала? Радость от того, что ее нашли, недовольство от встречи, растерянность, а, может, смущалась своего внешнего вида?

— Ты попала в беду? — не отступала Милана, надеясь вывести Ирку на диалог. — Я готова помочь. Давай отвезу тебя домой? Юлия Максимовна очень обрадуется. И Лидочке ты нужна.

Пыталась за что-то зацепиться, найти нужные «крючочки», чтобы задеть глубинные струнки Иркиной души, но ту, похоже, ничего не трогало. В ответ на предложение она отрицательно замотала головой, затем вытащила из кармана мелочь и бросила Милане под ноги. В ее глазах стояла такая лютая ненависть, что, решись она заговорить, непременно бы выплюнула презрительное «Подавись!»

— Пойдем-пойдем, — настаивала Милана, ничуть не обидевшись. — Расскажешь, что произошло, а я попытаюсь помочь. Сделаю, что попросишь. Не для тебя стараюсь, а для Лиды, которой нужна мама, особенно сейчас, когда она еще такая маленькая. Ты должна видеть, что ей стало намного лучше, что она уже пытается ходить, держась за обе руки папы или бабушки, научилась немного разговаривать. Она очень упорная девочка, старательная, сильная, но ей все равно нужна мама.

Было невыносимо видеть, как нестерпимо Ирка хочет заплакать — и не может, задыхаясь от злобы и беспомощности. Только худые плечи дрожали как в лихорадке. Она лишь смогла ожесточенно выговорить:

— В гробу я видала твою помощь!

Потом плюнула себе под ноги, развернулась и метнулась к выходу. Милана растерянно смотрела ей вслед, отказываясь верить, что видит сестру. Ту самую цветущую Ирку — картинка сохранилась в памяти, — которая целовала Аню в щеку и счастливо улыбалась Коленьке. Сейчас это была затравленная, несчастная женщина, в один миг утратившая все, что приносило радость. Не было рядом любимого мужа и неугомонных детей, не было заботливой матери и неравнодушного отца, не было крыши над головой и уверенности в завтрашнем дне. Все, что осталось — тяжесть нераскаянных грехов, пустота и ненужность.

— Эта бомжиха постоянно здесь околачивается, — послышался недовольный голос за спиной. Обернувшись, Милана увидела одну из прихожанок храма, с которой изредка перебрасывалась парой-тройкой фраз. Та остановилась рядом и, качая головой, посмотрела в сторону ворот. — Всех замучила. Просит и просит, причем очень настойчиво. Одну знакомую грубо за рукав схватила. С ней уже отец Димитрий пытался поговорить, помощь предлагал — ну мало ли, вдруг человек в очень тяжелой ситуации, жить негде или близкий заболел, не все же на водку деньги просят, ан нет. Не идет она на контакт, шарахается от всех священников, в храм ни ногой. Странная она. К тебе тоже пристала?

— Нет, — пробормотала Милана. — Только мелочь под ноги кинула…

— А-а, — протянула собеседница, — может, конечно, и грубо обозвала ее, но выглядит она ужасно, от нее всегда несет жутким перегаром и часто ведет она себя неадекватно, недавно сцепилась с одной женщиной, сильно кричала… — женщина замолчала и опустила руку, чтобы поправить юбку, чуть поднявшуюся из-за внезапного порыва ветра.

— А давно она здесь