Ослиная Шура - Александр Холин

Не слишком старый и не очень умудрённый жизненным опытом, Павел прибыл туда, в землю обетованную, как на единственное святое место всей планеты, годное для проживания. С горячностью молодого человека, познавшего только одну утрату, одну жизненную потерю, Павел приехал на Афон с тайной мыслью, остаться в каком-нибудь монастыре или пустыни и отдать всю оставшуюся жизнь молитвам за весь остальной мир. Он совсем не допускал мысли, что человек посылается в этот мир для испытаний и что сеять добровольную помощь людям, дано не каждому. Многие пытаются молиться, но часто сбиваются на любовании собой со стороны, мол, вот я какой хороший, молюсь за други своя, и не мешайте мне этим заниматься!

Павел пристал к одной из групп, тоже прибывших на Афон из России. Самое интересное, что россияне привезли с собой икону, где изображен был последний император Всея Руси вместе с убиенными детьми. По бывшей Советской России давно уже ходили слухи о том, что последний русский царь будет канонизирован. Но икона до сих пор не всплывала на свет Божий, хотя слухи о её написании иеромонахом Зеноном в Псково-Печерской лавре ходили давно.

И только здесь, на Афоне, Павел увидел её и был поражён в самое сердце: венец, изображённый над головой царевича Алексея, иногда начинал светиться настоящим пламенем, будто над головой принявшего мученическую смерть мальчика кто-то зажег свечу!

Икону паломники не скрывали и позволили Павлу даже осмотреть её со всех сторон. Краска на образе была обыкновенная, без каких-либо люминесцентных добавок, левкас тоже, но что икона иногда начинала изливать свет – от этого артефакта никуда не денешься. Много на Руси зафиксировано икон, источающих мирру, только излучающих свет ещё не видели.

– Что ты принюхиваешься к образу, будто куратор из Совета по делам религии? – услышал Павел насмешливый вопрос. – Дескать, быть того не может! Икона-де не должна без разрешения и не может просто так сама свет источать, причём не всегда, а только когда посчитает нужным. Так?

Паломник оглянулся. Перед ним стоял монах и весело улыбался. Но улыбка была совсем не ехидной. Казалось, частица света, изливающегося с иконы, попала на лицо монаху. Такие улыбки встречаются редко, особенно в нашей, продавшейся Золотому Тельцу, стране.

– Я верю, что это чудо, – смущённо отозвался Павел, – но…

– …но в нашем материалистическом мире такого явления неположено, потому что непокладено, – снова засмеялся подошедший к нему монах в чёрном подряснике. – Эх, милай, ты здесь, на Афоне, ещё и не такое увидишь. Я обратил внимание на тебя в Салониках, когда ты диамонтирион[42] на посещение полуострова получал. Собственно, мы и приплыли на одной посудине, только ты всё время на носу мотобота проторчал, глядел на приближающийся Вертоград Богородицы. Поскольку ты один приехал, то просто присоединяйся к нам. Думаю, не пожалеешь. Меня Корнелием зовут.

– А я Павел.

– Мы сейчас в монастырь Ксиропотам идём, вон он, его видно отсюда. Там, в архондарике,[43] нас примут, благословят, и после всенощной пойдём в Иверон, где чудотворная икона Иверской Богородицы, которую Вратарницей зовут, а оттуда в Хиландарь, в Ватопед, в Русский монастырь и к старцу Паисию. К тому же на вершину в храм Панагии надо подняться. Говорят, даже туда сама Богородица поднималась. Подойдёт тебе такой маршрут, ведь по времени это путешествие займёт у нас не меньше месяца?

– Конечно, подойдёт! – обрадовался Павел. – Тем более, я по-гречески не очень-то, а на английском здешние монахи не очень-то.

– Вот и ладненько, ты нам не помешаешь, – снова улыбнулся Корнелий. – Благо, что наш, русский. Мы своим братьям всегда помогать должны.

Полуостров Афон жил по византийскому времени. Ложились спать во всех монастырях очень рано, зато поднимались ни свет, ни заря! Проспать было нельзя, поскольку звон била[44] мог поднять на ноги и глухого, и представившегося.

Афон начинал молитвы за весь мир поздно ночью или же ранним утром, смотря, как человек привык отсчитывать время. Говорят, что монашеский полуостров светится Духом Святым, когда вся остальная планета погружена во мрак неведения. И недаром сказано также, что Афон – колыбель святых. А святые – соль земли нашей, смысл бытия и будущего, ради которого земля ещё не умирает сама.

Паломники вошли в храм. Причём, чудотворную икону «Семи царственных мучеников» взяли на молебен с собой. Для новоприбывших афонские насельники вынесли из алтаря хранящуюся здесь частицу Креста Господня. Прибывшие приложились к частице Креста, а Павел успел заметить, что не истлевшее древо в одном месте пробито гвоздём. Значит, это была часть перекладины, к которой прибивали руку Сына Человеческого.

Света в храме не было никакого, только блики от лампад играют в золоте икон. Несмотря на скудный свет, храм просматривался. Вдоль стен под иконами стояли ряды сплошных высоких деревянных стульев – стасидий. Такие в некоторых монастырях можно было увидеть и в России. Вероятно, в монастырях стасидии иногда просто необходимы, потому что праздничные службы затягиваются на двенадцать – пятнадцать часов. Два монаха с разных сторон солеи[45] начали молитву: «Кирие елейсон!».[46]

Павел уже успел узнать, что у Ксиропотама, где происходила первая служба, довольно символичная судьба. Во времена Византийского иконоборчества латиняне, спаливши монастырь Зограф, подступали к Ксиропотаму. Но монахи монастыря встретили «воителей» с ветвями лавра в руках. Более того, согласились отслужить с пришельцами, сеющими смерть, латинскую мессу. Не успела месса начаться, как земля содрогнулась, и монастырь разрушился до основания. Было это в правление Михаила Палеолога, в 1280 году. Позднее сын императора восстановил храм, но не мог отменить латинскую унию, и Византия рухнула. А вот Афон, основа православного благочестия, остался. Ему не суждено разрушение до Конца Времён и до сих пор Священная Гора пополняется новыми насельниками. Одним из них мечтал стать Павел.

Меж тем в соборном храме Ксиропотама монахи трудились над возжиганием свечей. В центре храма с потолка свешивается внушительное паникадило, на котором множество восковых свечей длиной не меньше метра. У одного из монахов в руках был длинный шест с горящим на конце фитилём. Им-то и зажигают каждый раз паникадило. Но кроме этого вокруг такого мощного светильника висит ещё хорос, обруч с крестами, двуглавыми орлами. С трёх сторон к хоросу прилажены три большие лампады, так что свету в храме уже хватало.

Церковная служба, конечно, отличалась от русской. Да и в самой-то России после раскола в 1666 году мало что осталось неизменным. В то страшное время патриарх Никон стал заигрывать с латинянами и затопил Русь кровью, отрубая любому непокорному два перста, как крестились со времён возникновения мирового христианства, сжигая непокорных целыми деревнями.

Самое интересное, что и на Афон всегда сваливались подобные несчастья. Но нелюдям до сих пор не удалось превратить Афон в туристический Диснейленд, значит, и Россию сломить не удастся. Благо, что от Андрея Первозванного, апостола Иисуса Христа, осталась память не только среди староверов, но и в архивах Валаамского монастыря. Ведь сам остров Валаам на Руси всегда считался и считается поныне Вторым Афоном, то есть, Вертоградом Девы Марии.

Странное дело, после ранней службы все пятеро паломников шли по истоптанным тропам горной страны весело, ничуть не чувствуя усталости. Дорогу до Иверона Павел чуть ли не измерял шагами. Причём, на середине пути все пятеро посчитали нужным отслужить молебен Богородице на берегу моря, куда приплыла много веков назад чудотворная икона, и которую смог взять в руки только настоятель Иверского монастыря.

Алтарную икону настоятель сразу же поместил именно в алтарь, но она на утро оказалась над вратами. Икону снова убрали в алтарь, только на следующее утро опять увидели Божью Мать над вратами. Там её и оставили, если икона сама себе место выбрала.

Под ней вбили лампаду. И в этом месте, где не бывает ни сквозняка, ни ветерка, лампада вдруг начинала раскачиваться сама по себе. Оказалось, что это происходит, только если в мире случается какой-нибудь катаклизм или же вспыхивает война. А поскольку на изломе веков войны, и катаклизмы умножились, то лампаду часто можно было увидеть качающейся. Правда, сам облик Иверона немного изменился. Входом в монастырь сейчас служили две церкви: в одной на выбранном ею месте висела икона, во второй – лампада.

С этой иконой в разгоревшейся иконоборческой войне, захватившей Византию, случилось одно кровавое происшествие. Однажды подвыпивший отряд средневековых рыцарей, решившихся повоевать за гроб Господень, а заодно и пограбить, что плохо лежит, ворвались на Афон и рубили беззащитных монахов направо и налево. Не минули христопродавцы и монастыря, где хранилась Вратарница. Первый из нападающих бросил копьё в икону. Копьё вонзилось Деве Марии прямо в подбородок, но сразу же из доски полилась кровь! Увидев это, недопившие воители живо ретировались и просто исчезли, потому что больше о них никто не слыхал и неизвестно, в каком направлении умчались «защитники» гроба Господня.