Широко закрытые глаза - Мейбл Сили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейский остался в комнате и смотрел – по-видимому, безразличным взглядом – в окно. Я сидела у дивана и смотрела на этого изможденного старика. Наконец, он опять открыл глаза и взглянул на меня. Слабая улыбка скользнула по его лицу.
– Что я, собственно, прочитал? Ах, да – какое-то письмо – как вы его назвали?
– Это письмо обнаружилось сегодня утром. То есть, это только копия. Может быть, вы помните, что здесь, в Джиллинг-сити проходил когда-то большой, скандальный судебный процесс. Одна девушка по имени Роза Либерри тогда лишила себя жизни. Ее предсмертное письмо могло кому-то очень повредить. Единственный оставшийся в живых человек, который видел оригинал этого письма, запомнил однако, каждое его слово. Это его копия.
К моему удивлению, мистер Грант кивнул.
– Я очень хорошо помню дело Либерри. Это был большой скандал. Да, я все это помню. Но предсмертного письма этой юной девушки не нашли.
– Мы все это узнали только сегодня, – повторила я.
Я колебалась, но, по-видимому, старика очень интересовало это дело, и он ждал дальнейших объяснений. Кроме Ходжа и сержанта здесь не было никого, кто мог бы что-то услышать. Почему бы мне не рассказать правду этому безвинному старику? Появился, наконец, человек, который помнил об этом происшествии. Может быть, даже друг этой семьи. Во всяком случае, он должен, в конце концов, узнать правду. Но я решила не упоминать Уэллера.
– Мы нашли того полицейского, который был первым вызван на место происшествия. Мы смогли также доказать, что миссис Гэр заплатила ему за молчание. Лейтенант Штром вынудил этого человека признаться в том, что он нашел предсмертное письмо несчастной юной девушки и позволил миссис Гэр подкупить себя. Письмо было уничтожено.
– Уничтожено? Но это…
– Бывший полицейский запомнил его абсолютно точно. Он ведь тоже не мог забыть это дело! Оно долгие годы лежало на нем тяжелым грузом. Он по памяти восстановил письмо и отдал эту копию лейтенанту полиции.
Мистер Грант опять закрыл глаза. Он был так бледен, что я позвала Ходжа. Но на этот раз он не потерял сознания. Через несколько минут он снова открыл глаза.
– Чрезвычайно интересно! – пробормотал он и сел. Ходж и детектив помогли ему подняться на ноги. А затем он обратился ко мне, но речь его была совершенно рассеянна:
– Очень интересно. Я хорошо помню это дело. Я помню и родителей этой девушки… её смерть была таким жестоким ударом… прежде всего сопутствующие обстоятельства… это письмо совершенно по-новому освещает дело… Вы позволите мне ещё раз внимательно перечитать его? Разумеется, завтра утром я верну его лично этому лейтенанту полиции. Очень интересно…
Я опять заколебалась. Штром, конечно, рассвирепеет, но он и без того большей частью бывает таким! Если письмо пропадет, то ведь можно, в конце концов, заставить Уэллера сделать ещё одну копию. Я долгим взглядом посмотрела на мистера Гранта. Он покраснел, как ребенок, который просит о каком-то особом одолжении.
– Я не вижу причин, почему бы мне не дать вам это письмо, – проговорила я и протянула ему этот лист бумаги.
Грант осторожно принял его. Мне и в голову не приходил, что он может его потерять. А затем трое мужчин вместе покинули мою комнату. Ходж и детектив некоторое время оставались у мистера Гранта, затем Ходж опять вернулся ко мне.
– Странно, – сказал он, – похоже, этот клочок бумаги нагнал на него страху.
– Во всяком случае, это письмо необычайно заинтересовало его. Но он ведь был совершенно изнурен этими допросами. Я думаю, что он упал в обморок скорее от сильной усталости, чем от страха. Все-таки странно, что он попросил дать ему возможность ещё раз внимательно и в одиночестве прочитать это письмо.
– Я не согласен с тобой, – сказал Кистлер. – Он даже поразил меня тем, как хорошо выдержал перекрестный допрос. Казалось, он совершенно не воспринимал выпады Штрома. По-моему, его ошеломило это письмо.
– Что это должно означать?
– Это может означать либо многое, либо совсем ничего. Он ведь сказал, что знал эту семью. Для друга семьи тот скандал должен ещё и сейчас казаться ужасным. Такое легко не забывается. И тут, после всех этих лет, как с неба падает это письмо. Ведь оно доказывает, что девушка была не бесчестной самоубийцей, а жертвой, доведенной до смерти. Такое могло стать сильным потрясением для старого человека.
– Сегодня вечером во время этого допроса вообще не упоминалось о деле Либерри. Штром говорил об этом только Баффингэму.
Детектив Джонс, приоткрыв дверь, просунул голову в щель и сказал:
– Я, собственно говоря, должен бы доложить шефу. Но он был таким усталым и в таком плохом настроении, что, если я сейчас ему позвоню, он, вероятно, оторвет мне голову.
– Подождите до завтра, – сказал Кистлер.
– Раз вы дежурите в холле, ничего не может случиться, – успокоила я усердного молодого служаку. И, таким образом, лейтенант Штром был оставлен в покое.
Сегодня я задаю себе вопрос, могло ли что-либо измениться, если бы мы ему позвонили. Но, в сущности, не могу себе этого представить. Я провела беспокойную ночь. Почему я не могла заснуть, для меня осталось тайной, ведь я устала, как собака. Мистер Уэллер домой не вернулся. Вероятно, его арестовали. Следовательно, если убийцей был он, то мы, по меньшей мере, были от него в безопасности.
А если виновным был не Уэллер, то на этот случай в холле дежурил Джонс, охраняя нас. Я оставила открытой свою дверь в холл и могла слышать даже шуршание газеты, которую читал Джонс. Я начала думать о мистере Гранте. Его поведение было для меня довольно загадочным. – «Очень интересно, чрезвычайно интересно. Я знал эту семью,» – сказал он. Его голос звучал у меня в ушах, когда я тщетно пыталась заснуть. Я попробовала представить себя на месте мистера Гранта лет двадцать назад. Тогда ему, наверное, было приблизительно лет пятьдесят. Приятель мистера Либерри. Возможно также, и друг мисс Стайнс, той самой тети. Вероятно, живы ещё и другие знакомые этой семьи. Первым делом я должна убедить Штрома разыскать всех ещё живых знакомых семьи Либерри и сказать им правду. Они имеют право её знать.
Наконец, возможно живы ещё даже родители этой девушки! Ведь тетя жила в Джиллинг-сити. Нужно посмотреть в телефонном справочнике, числится ли на Кливленд-авеню некая мисс Стайнс. Тогда я бы сказала ей:
– Мисс Стайнс, с вами говорит миссис Дакрес. Вы меня не знаете, но у меня есть для вас хорошие вести. Ваша племянница, та несчастная девушка, которая выбрала себе такой трагический конец, оставила после себя записку, из которой следует, что она, в сущности, была совершенно невинна.
С такими мыслями в голове я, конечно, не могла найти себе покоя. Я снова подумала о мистере Гранте. Друг семьи, которого, может быть, даже просили о помощи, который, вероятно, пришел в ужас, услышав об этом самоубийстве. И, в конце концов, я заснула. Мне приснился кошмарный сон, в котором Роза Либерри кричала мне: «Торопитесь! Торопитесь!»
Когда я проснулась на следующее утро, солнце ярко освещало комнату. Я была совершенно разбита. Выбравшись из постели, я, зевая, приготовила себе завтрак. Странно, ещё два дня назад я почти умирала с голоду, а теперь я об этом уже совсем забыла. Но моя голова все ещё давала о себе знать после понедельника. Сегодня пятница.
– Давно пора, – с сарказмом подумала я, – опять произойти чему-нибудь ужасному!
После завтрак я вышла в холл, где Джонс крепко спал, сидя на кожаном диване.
– Доброе утро!
Он испуганно вскочил и проворчал:
– Доброе утро.
– Все в порядке? Никаких новых убийств?
– К сожалению, нет! – гуманно ответил он.
– Вы уже видели мистера Гранта?
– Он пока ещё не спускался сюда.
– Бедняга, – сказала я. – Он, вероятно, совершенно изнурен. Отнесу-ка я ему чашечку кофе.
– Позаботьтесь заодно и обо мне! – ухмыляясь сказал Джонс.
Итак, я приготовила настоящий крепкий кофе, подала одну чашку благодарному Джонсу, а вторую понесла наверх. Наверху, в коридоре было тихо и темно. Ходж, вероятно, уже ушел, а мистер Баффингэм, похоже, ещё спал. Мисс Санд была уже на работе. А миссис Уэллер? Она была теперь одна. В сущности, этих Уэллеров я всегда видела вместе. Я подумала об их совместной жизни, жизни под тяжестью вины, которая связала их друг с другом. На все времена. До конца их дней.
Тихо постучавшись в дверь мистера Гранта, я все ещё думала об этом трагическом супружестве. Никто не крикнул мне войдите, и я постучала ещё раз. Опять тишина. Я нажала ручку двери, и она поддалась. Должно быть, мистер Грант оставил свою дверь незапертой или уже вышел. Может быть, он болен и нуждается в помощи. Такой пожилой человек едва ли будет что-то иметь против, если я просто войду и посмотрю на него. Я открыла дверь.
Мистер Грант лежал на своей постели лицом к окну. Свет падал на его спокойное, неподвижное лицо. Признаки усталости и изможденности исчезли. Он выглядел спокойным и умиротворенным. Я заметила, что электрический свет в комнате ещё горел. И тут я узнала правду.