Широко закрытые глаза - Мейбл Сили

– Ну… скрип… как будто кто-то спускался вниз по лестнице.

– Где это началось? В конце коридора или где?

– В моем конце коридора. Кто-то прошел мимо моей комнаты.

– Этот кто-то вышел из комнаты мистера Кистлера или мистера Гранта?

– Кистлера же не было дома… и я ещё не спал…

– Значит, Грант!

Никакого ответа.

– Грант! Вздор! – проворчал Ходж.

– Может быть кто-то скрывался в твоей комнате, Ходж, – сказала я.

– Грант! – воскликнул Штром. – Снова и снова мы приходим к Гранту! В конце концов, он ненавидел эту старую женщину. Я хочу ещё раз поговорить с ним. Вы остаетесь здесь, Баффингэм. Грант!

22

Усердный служака Джонс пошел наверх, чтобы привести мистера Гранта. Пока мы ждали, Кистлер со смехом показал лейтенанту свой временной график. Штром не смеялся. Он сунул этот лист бумаги в карман.

– Будь вы тем убийцей, мы бы имели здесь прекрасное доказательство, – сказал он.

Когда мистер Грант вошел в комнату, он производил впечатление глубокого старика, так что Кистлер невольно пододвинул ему стул. Штром тотчас же открыл огонь:

– Вы иногда ходите во сне, мистер Грант?

– Я? Конечно нет!

– У мистера Баффингэма внезапно случился приступ воспоминаний! Это часто случается в делах такого рода, связанных с убийством. Он заявил только что о том, что в понедельник, оказывается, слышал скрип и шаги. Кто-то вышел из вашей комнаты, прошел мимо его двери и спустился вниз по лестнице.

Мистер Грант, казалось, задумался, устремив взгляд на Баффингэма.

– Совершенно верно, – наконец, спокойно сказал он.

Штром издал удивленный возглас. Чего он никак не ожидал, так этого ясного, утвердительного ответа. Я онемела, Ходж раскрыл рот и забыл его закрыть. Мистер Грант продолжал:

– Я прошел по коридору и спустился по лестнице в подвал. Но это совершенно неважно и не имеет к этому делу никакого отношения.

– Позвольте, пожалуйста, судить об этом мне! – прогремел Штром. – Может быть, вы скажете, почему бродили среди ночи?

– Конечно. Я что-то услышал.

– Так, так. Значит вы тоже что-то услышали!

– Во всяком случае, мне так показалось. Что-то очень своеобразное. Вероятно, вы будете смеяться надо мной. Я тоже не мог бы представить себе, почему кто-то должен делать такое среди ночи… – Он пожал плечами. – Это был какой-то чрезвычайно странный шум… как будто кто-то что-то чистил щеткой… да, это единственное, с чем я могу сравнить этот звук… это была чистка… среди ночи.

– Так, значит вы слышали шум какой-то щетки, – сказал Штром угрожающе спокойным тоном.

– Иначе я не могу его охарактеризовать.

– И вы молчали об этом и во вторник, и в среду!

Мистер Грант, моргая, уставился на Штрома.

– Но ведь это несущественно!

– Наоборот! – прогремел Штром. – Кто в понедельник ночью тщательно подмел подвальную лестницу, тот и совершил нападение на миссис Дакрес!

На лице мистера Гранта отразилось удивление.

– Значит кто-то действительно подметал? Тогда, выходит, я прав.

– Конечно, вы правы! Почему, черт побери, вы умолчали об этом?

– Я же сейчас впервые слышу о том, что подвальная лестница была подметена, – кротко объяснил Грант.

Этим Штром был сражен. Мы все раскрыли рты, чтобы что-то сказать, но молчали, как в тихом взаимном согласии.

Какой смысл был в том, чтобы сейчас что-то говорить? Вероятно, Грант, действительно, ничего не знал об этой недавно подметенной лестнице. Во время его допроса об этом не упоминалось, а Грант был не из числа тех кто болтает с другими постояльцами дома.

У Баффингэма был совершенно безразличный вид. Во всяком случае, он отнюдь не был поражен. Уэллер при реконструировании этого преступления сегодня во второй половине дня был захвачен врасплох.

– Тогда я ничему больше не удивляюсь! – беспомощно проворчал Штром.

Затем он взял себя в руки и объяснил свою версию покушения на меня.

Грант кивнул.

– Все очень хорошо сходится. Как я только что сказал, я услышал шум – будто что-то чистили или подметали. Мне стало, конечно, любопытно, что же, собственно говоря, происходит в этом доме. Я решил выяснить, в чем дело, и для этого спустился в подвал. Но ни в чулане, ни в кухне миссис Гэр я не мог обнаружить ничего необычного. Я опять вернулся наверх, так как подумал, что ошибся.

– Во всяком случае, вы не сочли своим долгом предупредить других жильцов. Например, присутствующую здесь миссис Дакрес.

– Честно говоря, нет. Я считал, что она хорошо защищена. Эти стулья под ручкой двери…

– Откуда вы это знаете? – прервал его Штром.

– Я услышал это.

– Выражайтесь, пожалуйста, более понятно. Что вы услышали?

– Я, кажется, забыл упомянуть о том, что миссис Дакрес и ещё кто-то, вероятно, мистер Кистлер – пришли домой в то время, когда я находился в подвале. Я слышал, как в холле сказали «доброй ночи» и миссис Дакрес крикнула, что все в порядке. Я слышал также, как она запирала дверь и двигала по комнате стулья. Было совершенно очевидно, что миссис Дакрес подставляла эти стулья под ручку двери.

Мистер Грант, моргнув, посмотрел на меня, и я покраснела, вспомнив о том количестве рома, которое я тогда выпила! Он дружелюбно улыбнулся.

– Эти молодые люди были очень… хм… возбуждены. Вполне понятно и вполне нормально для молодых людей… естественно, я не хотел, чтобы они меня увидели… поэтому я подождал несколько минут, прежде чем снова подняться наверх.

Грант со стоическим спокойствием встретил недоверие Штрома. Штром переводил взгляд с одного на другого, пытаясь скрыть свое смущение.

– Все это звучит совершенно неправдоподобно! – сказал он наконец. – Тут что-то не так! Мистер Грант, вам придется объясниться. В три часа ночи обычно не бродят по дому.

– Я понятия не имел, сколько было времени.

– Но молодые люди вернулись домой именно в это время.

Штром обратился к Баффингэму:

– Это не соответствует вашим показаниям.

– Я сказал только то, что знаю. Возможно, я читал дольше, чем обычно. Может быть, я долго не мог заснуть. Не знаю.

– Похоже, здесь никто ничего не знает! – проворчал лейтенант. – Грант, вы пошли в подвал не потому, что услышали шум! Вы сами создали этот шум! Это вы подметали лестницу!

Мне показалось, что Штром надеялся принудить к признанию каждого из них. Он сверлил взглядом, напирал, снова и снова повторяя свои обвинения. Но мистер Грант оставался непоколебим в своих показаниях. Он становился все более утомленным, слабым, разбитым, но держался стойко.

В конце концов Штром сдался.

– Черт побери, я сыт всем этим по горло! – в бешенстве прохрипел он. – По мне, пусть вас всех здесь поубивают! Я отправляюсь домой и ложусь спать.

Он встал, вышел из комнаты, бормоча что-то своему сержанту, и с треском захлопнул за собой дверь.

Мы, четверо оставшихся в моей комнате, растерянно смотрели друг на друга. Все казались полностью выжатыми и опустошенными. В душе мне было жаль мистера Гранта, и я сказала ему то, о чем сегодня вспоминаю с большим удовольствием.

– Я никогда не поверю, что на меня нападали вы, мистер Грант. Ничто на свете не может меня убедить в этом!

– Вы правы, миссис Дакрес, – кротко кивнул он.

– Черт бы побрал всю эту полицию! – проворчал Баффингэм. – Я иду спать. – Он с угрюмым видом покинул комнату и поднялся вверх по лестнице.

Ходж и мистер Грант тоже поднялись со своих мест.

– Я не стану проявлять учтивость и просить вас остаться, – сказала я. – Вы оба смертельно устали. И я тоже!

Я проводила обоих мужчин до двери. Проходя мимо стула, на котором сидел Штром, я наклонилась, чтобы поднять что-то, лежавшее на полу. Это был лист бумаги.

– Надо надеяться, вы оба будете спать спокойно и крепко. Под охраной полиции можно… послушай, Ходж… смотри-ка, – ведь это прощальное письмо, которое записал по памяти Уэллер… письмо Розы Либерри… должно быть, оно выпало из кармана Штрома.

Кистлер, склонившись через мое плечо, прочитал его. Мистер Грант тоже проявил живой интерес. Он прочитал эти трагические строки и, не вымолвив ни слова, опустился на пол.

– Боже мой, он упал в обморок! – закричал Кистлер. – Иди, помоги мне уложить его на диван.

Мистер Грант оказался легким, как перышко. Из холла пришел нам на помощь дежурный детектив, и мы втроем попытались привести в чувство этого пожилого человека. Наконец, он пришел в себя, но лежал неподвижно. Он был смертельно бледным, однако глаза его блестели.

– Слишком много вопросов, – пробормотал он и снова закрыл глаза. Казалось, он уснул.

– Штром слишком грубо с ним обошелся, – возмущенно сказала я. – Лучше всего, если он спокойно полежит здесь.

Полицейский остался в комнате и смотрел – по-видимому, безразличным взглядом – в окно. Я сидела у дивана и смотрела на этого изможденного старика. Наконец, он опять открыл глаза и взглянул на меня. Слабая улыбка скользнула по его лицу.