Я и мое отражение - Тихонова Карина

– Мне тридцать пять, – напомнила я.

– Тридцать пять…

У тетушки возле рта обозначились глубокие горькие морщины.

– В тридцать пять я сделала последний аборт, – сказала она, глядя в окно.

– Почему последний? – робко спросила я.

Она повернула голову. Сумерки в комнате сгустились, но глаза тетушки сверкали, как антрациты, и прожигали темноту.

– Потому, что больше не смогла забеременеть, – отрезала она.

– Зачем же…

И я умолкла, не договорив.

– Зачем избавилась от ребенка? – догадалась тетушка. – Затем, что мужчина, от которого я забеременела, не пожелал вешать себе на шею незаконного отпрыска. У него было своих двое. А я побоялась…

И она умолкла. Некоторое время молчала и я.

– А ваши родители? – спросила я наконец. – Они не хотели вас поддержать?

– Отец был алкоголиком, – ответила тетушка равнодушно. – А мать настолько отупела от бесконечных побоев, что перестала быть человеком и стала ломовой лошадью. Мы с Веркой карабкались сами. Как могли.

– Вера – это ваша сестра? – догадалась я.

Тетушка медленно кивнула.

– Мать Жени?

Еще один медленный кивок.

– А Вера, значит, не побоялась родить без мужа…

– Там были совсем другие обстоятельства, – неохотно уронила тетушка. Но тут же спохватилась и умолкла.

Развернулась ко мне, спросила тоном заботливой родственницы:

– Есть хочешь?

– Нет.

– А пить?

– Пожалуй, да.

Тетушка напоила меня еще раз. Поставила стакан на тумбочку, сказала:

– Сейчас Рита принесет тебе сок. Хочешь сок?

– Хочу.

– Какой?

Я подумала.

– Грейпфрут.

– Сейчас, – повторила тетушка и пошла к выходу. У самой двери она затормозила, повернулась ко мне и повторила:

– Не думай о глупостях. Постарайся хорошенько выспаться.

– Хорошо, – прошептала я.

Тетушка кивнула и скрылась в коридоре.

А я лежала и раздумывала над нашим разговором. Отчего-то мне было ужасно жаль железную леди по имени Елена Борисовна.

Несчастная она женщина.

– Лучше себя пожалей! – одернуло меня благоразумие.

Не успела я согласиться, как в комнату вошла Рита. Поставила на тумбочку бокал с соком, спросила:

– Что-то еще?

– Да, – ответила я. – Уйди из комнаты. Меня от тебя тошнит.

Рита ухмыльнулась и пошла к двери. Остановилась и бросила через плечо:

– Меня от тебя тоже.

Может, другая женщина на моем месте обиделась бы, а мне было наплевать. Я закрыла глаза и погрузилась в сон без сновидений.

Несколько дней после этого прошло однообразно и неинтересно. Я лежала в постели и читала детективы. Рита приносила мне легкие и вкусные блюда, которые готовила гениальная повариха Надя, в комнату дважды в день наведывалась тетушка: днем и вечером.

Наши свидания носили дипломатический характер. Тетушка осведомлялась, как мои дела, как я себя чувствую, и нет ли у меня каких-либо пожеланий. Короче говоря, интересовалась, нравится ли мне моя камера.

К условиям заключения у меня не было никаких претензий, что я и повторяла изо дня в день.

Дядюшка ко мне не зашел ни разу. Побаивался жены, надо полагать. Впрочем, один раз звякнул по телефону. Но говорил только милые банальности ничего не выражающим пресным тоном.

Очень разумно с его стороны. Возможно, у меня развилась мания преследования, но в этом доме чересчур много любопытных ушей.

У одной моей знакомой в туалете висит табличка: «Видеонаблюдение ведется в целях вашей безопасности».

Шутка, конечно. Так вот, не удивлюсь, если подобное видеонаблюдение имеет место в нашем доме. Кроме шуток, здесь возможно все.

В один прекрасный вечер я захлопнула последнюю прочитанную книгу из своего запаса и спросила тетушку:

– Какое сегодня число?

– Десятое октября, – ответила тетушка.

– Уже! – не сдержалась я.

Тетушка быстро отвела глаза в сторону.

Я шмыгнула носом и сказала:

– Надоело сидеть в четырех стенах.

– Поезжай в город, проветрись, – тут же сама предложила тетушка.

– Можно? – не поверила я своим ушам.

Она задрала брови.

– Конечно! А почему нет? Только ненадолго, ты еще не поправилась окончательно.

Ясно. Тетушка боится последствий нервного стресса. Как сказал врач, он может спровоцировать развитие серьезной болезни.

– Завтра можно? – все еще не веря, спросила я.

– Пожалуйста!

– С утра!

– Ради бога!

Я откинулась на подушку и радостно сжала руки в кулаки. Покатило, покатило!

– Я скажу Мише, чтобы он был готов к десяти, – сказала тетушка.

– А если я просплю?

– Подождет! – уверенно ответила тетушка с апломбом работодателя.

Действительно, чего я беспокоюсь? Наемный работник есть наемный работник! Скажет хозяин: «Жди»! – подождет, куда ему деваться?

– Постарайся хорошенько выспаться, – заботливо проинструктировала меня тетушка.

– Постараюсь, – пообещала я.

И слово свое сдержала.

Проснулась я довольно поздно. Пока встала, привела себя в порядок и позавтракала, прошло еще немало времени. В половине двенадцатого я, наконец, спустилась вниз, и дворецкий почтительно распахнул передо мной дверь.

Машина ждала перед ступеньками, охранники сидели в салоне.

Я плюхнулась на сиденье, не здороваясь.

– Куда? – спросил Миша, обернувшись. Я немного подумала.

– Покатаемся. Решу по ходу.

И мы поехали кататься.

По дороге я лихорадочно обдумывала, как мне скрыться. Пойти в магазин? Мордовороты попрутся следом. Зайти в примерочную? Все равно, выход-то из нее один… О! Придумала!

– Поехали в салон красоты, – сказала я небрежно.

Только бы Миша не вздумал уточнять, в какой именно! Но шофер послушно вывернул руль в противоположную сторону. Знал Женины пристрастия.

Салон оказался небольшим, как и все здания в этом игрушечном городе. Одноэтажный особнячок, стоящий посреди небольшого парка за красивой ажурной оградой.

Миша остановился у ворот и проинформировал:

– Все. Дальше машины не пускают.

Охранник, сидевший слева от меня, вылез наружу и придержал дверь. Я вышла следом и окинула взглядом окрестности.

Место проходное, но неудобное для побега.

Почему?

А потому, что через забор я перелезть никак не сумею! Значит, слинять незаметно не получится. Хотя, если перекраситься, переодеться и вообще прикинуться старушкой…

А что? Стоит попробовать! Я бодро зашагала к входу.

Калитка в воротах оказалась запертой. Я нашла кнопку электрического звонка и надавила на нее. Видеокамера, висевшая над головой, прицелилась в меня небольшим объективом.

Через секунду дверь запищала и открылась.

Я вошла внутрь. Церберы потопали за мной.

– Может, в машине посидите? – спросила я, оборачиваясь.

– Иди-иди, – ответил один. – Без тебя разберемся, где нам посидеть.

– Ну, как хотите, – пробормотала я.

Небольшой парк перед входом был снабжен скамейками для отдыха, стоявшими в самых уютных местах. Но мои тюремщики, естественно, выбрали ту, которая находилась у входной двери.

Присели и окаменели. Два больших, грубо вырубленных истукана, которым поклонялись первобытные предки.

Я обошла их и открыла красивую деревянную дверь.

Помещение поразило меня своим великолепием. Нечто подобное я видела только в западных фильмах про красивую жизнь. Светло-бежевая мебельная гамма прекрасно сочеталась с бледно-оливковыми стенами, перечеркнутыми огромным аквариумом. Аквариум шел по всему периметру комнаты. Внутри мерцали маленькие голубые фонарики, яркими красками переливалась чешуя экзотических рыбок.

Красота какая!

Я застыла на пороге, раскрыв рот.

– Добрый день, – прожурчал над моим ухом чей-то ласковый голос.

Я обернулась и снова впала в ступор. Таких красивых женщин я в своей жизни просто не видела.

У женщины была чудесная матовая кожа с нежным естественным румянцем. Огромные васильковые глаза смотрели на меня так приветливо, что мне захотелось здесь поселиться. Светло-каштановые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел, поражали своим блеском. Между красивыми, в меру пухлыми губками, мерцали идеально белые ровные зубы.