Железный замок - Юрий Силоч

— Оружие на пол! Руки за голову! Не стрелять!

Новобранцы быстро подчинились: все несколько десятков перепуганных стариков и подростков разом бросили оружие (те, у кого оно было), положили ладони на затылок и уставились в пол, пока люди Айтера бегали по подвалу, создавая шум.

— Ах ты ж старый пидор, — Айтер, не сдержавшись, пнул угрожавшего им старика по рёбрам и сплюнул.

— Ибар! — позвал Табас. — Что дальше? Занимаем оборону?

— Не будет никакой обороны, — помотал головой почти невидимый в темноте наёмник. — Слушай мою команду! Согнать всех в угол, приготовить Адметовские шмотки и документы. Слышишь? — спросил он, приближая своё лицо к лицу Табаса. — Там, на окраине.

Табас, напуганный поведением Ибара, прислушался.

— Стрельба?

— Да, — кивнула замотанная бинтами голова с чёрными провалами глаз и рта. — Началось.

От голоса Ибара стало не по себе, и Табас отшатнулся.

— Адметовские шмотки?.. — спросил лежавший под ногами Айтера сержант, — Ах вы крысы! Шпионы сра… — наниматель не дал ему договорить и заехал как следует по рёбрам.

Переодевались по очереди, замечая полные ненависти взгляды бойцов и старого служаки.

Мокки вызвался оказать раненым первую помощь и получил от Айтера разрешение при условии, что он не будет трогать медикаменты из своей сумки и обойдётся тем, что есть в распоряжении их новых пленных.

В подвале воняло кровью и потом. Связанный неугомонный вояка время от времени начинал костерить «шпионов» на все лады и получал от Айтера очередной удар по почкам.

Время тянулось, а снаружи кипел быстрый и безжалостный бой. Табасу было страшно. Подвал, как ни крути, не бомбоубежище, и какой-нибудь шальной снаряд мог в прямом смысле похоронить экспедицию в самом начале.

— Что мы будем делать с ними? — вполголоса спросил наёмник у Ибара.

— Гвардейцам сдадим, — махнул он рукой. — Посидят в плену, повкалывают на благо Дома Адмет, обустроят захваченные территории. Ничего им не сделается…

Оборона Митоми не продлилась и трёх часов. Судя по доносившимся снаружи звукам, её взломали очень быстро и умело, превратив город в капкан для нескольких тысяч новобранцев, оказавшихся внутри. Пальба, сперва едва слышная, постепенно приближались, и Табас, можно сказать, нутром чуял, как, пожирая метр за метром, шагает по его родной земле чужая армия.

Короткие меткие очереди и неприцельные длинные — можно было даже не глядя сказать, кто как стреляет. Новобранцы Дома Армстронг изначально были обречены.

Хутта, Нем, Руба и Прут расхаживали взад-вперёд между рядами сидевших, уставившись в пол, обезоруженных бойцов, время от времени ругаясь на тех, кто шевелился. Мокки перевязывал раненых и вытаскивал осколки без обезболивания, заставляя людей жутко и громко орать, прижигал раны.

— Тише-тише, — успокаивал он очередного мальчишку. — Терпи, скоро будет не больно.

Табас вздрагивал каждый раз, когда кто-то громко вскрикивал. Находиться в подвале было неприятно во всех отношениях. Красный свет лампы и бледные рассветные лучи, вопли, запах крови и острое сожаление при мысли о том, как легко гвардейцы расколотили армию Армстронга, давили на психику и нагоняли уныние.

Рычание двигателя на улице привлекло внимание Ибара.

— Пожаловали… — тихо сказал он, поднимаясь на ноги и отряхивая задницу — Айтер! Легенду помнишь? — шёпотом, чтобы не услышали новобранцы, спросил обгоревший у своего нанимателя.

— Конечно, — кивнул он. Табас услышал прерывистое дыхание — Айтер дрожал от волнения.

— А вот этого не надо, — Ибар крепко ухватил его за плечи. — Если будешь так себя вести, всажу тебе укол успокоительного и скажу, что ты контужен.

— Я в порядке, — неприязненно повёл плечом наниматель, освобождаясь от хватки своего проводника.

По улице, практически не скрываясь, двигалась колонна гвардейцев, сопровождаемых танком. Собственно, им и не было никакой нужды скрываться или осторожничать — гвардейцы уже чувствовали себя победителями, да и, положа руку на сердце, были таковыми. Контуженных и спятивших от ужаса защитников города приходилось выковыривать из подвалов и развалин домов, сопротивлялись немногие.

Танк рычал уже совсем рядом.

— Наш выход, — сказал Ибар и высунул из подвала палку с намотанным на неё бинтом. — Не стреляйте! — громко закричал он, стараясь переорать шум танкового двигателя. — Свои!

— Выходи с поднятыми руками!

Ибар кивнул в сторону выхода и, все ещё держа палку с бинтом, выбрался из подвала.

Табас пока не видел тех, с кем говорил его напарник — лишь серое небо, полное дыма, в дверном проёме на самом верху лестницы.

— Кто такой? — спросили у Ибара.

— Разведка.

— Документы! — потребовал уже другой голос, самоуверенный и решительный.

Табас поднялся на несколько ступеней вверх и сжал автомат покрепче, приготовившись стрелять. Если легенда не сработает…

Ибар вытащил из кармана красную книжечку, над состариванием которой изрядно потрудился, и протянул человеку, стоявшему напротив. Скрывавшийся в подвале Табас его пока не видел.

— Вся моя группа там, — сказал Ибар, когда ему вернули документы. — И пленные.

— Опять, блядь, пленные, — выругался собеседник. — Сколько можно? Кто просил вообще?.. Ладно, плевать, давайте их сюда.

Табас вышел первым. Уже светало, небо над разгромленным городом приобретало красноватый оттенок. Повсюду валялись груды битого кирпича и перемолотые стёкла. Из дома напротив валил дым. Недалеко раздалась стрельба и сразу же стихла.

Табас почувствовал гордость, смешанную с горечью: несмотря на то, что армия Армстронга была деморализована и практически не сопротивлялась, находились и те, кто решил обороняться до конца.

Наёмник попробовал представить, кто это мог бы быть. Может, старик, отслуживший в молодости полгода парашютистом, залёг за брошенным пулемётом, или из автоматов палит вразнобой группа зелёных семнадцатилетних салажат, вчерашних школьников.

Однако, гордость гордостью, но подобные стычки, судя по всему, были редкостью и очень быстро заканчивались — практически без потерь со стороны гвардейцев, но с полным уничтожением сопротивлявшихся.

Табас увидел группу, прочёсывавшую развалины Митоми — десять человек, осматривавших подозрительные люки, лазы и тёмные провалы. На глазах наёмника пара бойцов отделилась от остальной группы для того, чтобы забросать гранатами и залить горючей смесью из огнемёта подозрительный подвал.

Напротив Ибара стоял гвардеец в офицерской форме с нашивками лейтенанта — подтянутый, отглаженный, молодой, голубоглазый, с высокомерным лицом. Если сравнивать реальность с выпусками новостей Армстронга, то он был больше похож на солдата Его Превосходительства, чем те несколько десятков людей, которых Прут и Рыба выводили из подвала, подгоняя пинками.

Танк дымил, расходуя сверхдорогое горючее, гвардейцы, увидевшие пленных, на всякий случай растянулись по дороге, дабы не представлять собой легкую мишень.

Новобранцы-пленные выходили из подвала, стараясь не поднимать глаз на офицера, танк и своих врагов. Вытащить раненых никто не удосужился.

— Куда их? — спросил Ибар, отбрасывая палку в сторону. — Там внизу ещё куча «трёхсотых».

— Куда-куда… — раздражённо передразнил лейтенант. — Нахер их. Что мы, всю эту шоблу кормить должны? Ну-ка, ур-роды! — крикнул он пленным. — Стройся у стены! Компактнее, не растягиваться!

Табас застыл. Чувство было такое, будто его внутренности вытащили и засунули в морозилку.

Пленные послушно выстроились в ряд. Кто-то рядом с Табасом блеял «Не надо», кто-то шепотом молился. Все эти лица — прыщавые, страшные, не обремененные интеллектом и обезображенные ужасом — вдруг преобразились, став, наконец-то, живыми. В глазах появились мысли. Люди завертели головами, осматриваясь вокруг, вспоминая, очевидно, всю свою жизнь и спрашивая самих себя, как они сюда попали и зачем сейчас умрут, не веря и надеясь, что всё это — шутка.

Табас хотел отвернуться, но понимал, что это вызовет подозрения — ненужные, ставящие под угрозу его собственную жизнь, поэтому смотрел расфокусированным взглядом на то, что происходит.

— Эй! Не спать! — голос Ибара вырвал наёмника из прострации. — Приказ слышал? Товьсь!

Бойцы отряда, косясь друг на друга, вскинули автоматы, ухмылявшийся лейтенант поднял оружие, гвардейцы, сидевшие на броне танка, тоже изготовились к стрельбе. Табас одеревеневшими, ничего не чувствовавшими руками, действовавшими отдельно от тела, заученным движением вдавил приклад в плечо.

— Цельсь! — наёмник специально смотрел поверх голов людей, в которых ему предстояло стрелять, и мысленно молил их о прощении.

— Пли! — раздались выстрелы — одиночные и очереди. Люди падали, опрокидываемые пулями на стену. Металл прошивал их тела, раскалывал черепа, дробил кости. Табас глядел на это с удивлением, и только когда все упали, а затвор щёлкнул, обозначая опустевший магазин, понял, что его палец всё ещё давит на спуск, а плечо болит из-за принятой на себя отдачи.