Флибустьерское синее море - Василий Баранов

— Как! Вы меня не боитесь?

— Нет. Ты наш капитан, ты наш общий батя.

— Не боитесь, так не боитесь. — Его власть держится совсем на другом.

— А команда как? Ну, ребята? — Грише хочется узнать у самого капитана.

— Нормальные ребята. Дисциплина, как на военном корабле. Никакой дедовщины.

— А драки? Парни ром пьют?

— Что ты, Гриша. Море пьяных не любит. Они не приходят домой. Драк нам без этого хватает. Как ты пойдешь в бой рядом с тем, с кем накануне дрался, кого ненавидишь. Кто может прикрыть тебя в бою, с тем драться не станешь. И ты его прикроешь. И кто знает, может быть, в следующем бою убьют тебя или твоего друга. А море, оно может быть ласковым и щедрым. А может показать свой нрав. Тогда держись.

— А вы любите море, капитан?

— Кто ж его не любит? Это же море. Оно совсем другое. Оно не такое, как земля. Суша, она такая неподвижная, неповоротливая, пыльная. И люди на ней, как цветы в пыли. А море живое, оно плещет, оно разговаривает с тобой. Ты видел солнце над морем. Оно не такое, как над сушей. Оно смотрится в воды. А звезды, ночные звезды купаются в море. И воздух там совсем другой. Ветер над морем… — Капитан, смеясь, посмотрел на Даньку. — До сих пор помню. Как Дэн впервые пришел на корабль.

— Папа, не надо вспоминать. Приполз я на корабль.

— Я не об этом. Я вспоминаю ту песенку из Острова сокровищ. Пятнадцать человек на сундук мертвеца… и там поют о бутылке рома. Вот и ответ. Пятнадцать человек и одна бутылка. Это что, пипеткой в глаз закапывать? Так у пиратов.

— Интересная у вас жизнь.

— Не то слово. Знаток морской жизни, Дэн, тебе такого нарассказывает.

Данька надулся.

— Хорошо. Не стану раскрывать наши маленькие тайны. Захочешь, сам расскажешь. Лучше закажем еще по порции мороженого.

Они заказали. Капитан наслаждался этим лакомством. После они гуляли пешком по улице. Свен разглядывал прохожих, теперь уже не через окно автомобиля, а идущих по одной с ним улице. До каждого можно дотянуться рукой, и не дотянешься. Каждый живет своей жизнью, и каждый умирает в одиночку. Дэн наблюдал за отцом. Как тот жадно оглядывает этот город.

— Да, ребята, световая реклама и днем не выключается. Представляю, какие здесь ночные улицы. У нас на острове ночью выйдешь на улицу ни одного фонаря не найдешь.

Они дошли до оперного театра. Капитан остановился возле афиши.

— Риголетто. Дон Кихот.

— А может, сходить в театр.

— Нет, не сейчас. Мне пока не хочется. Я совсем отвык от снега. Не помню зимний лес. Песню, зачем из дома понесу, если смогу найти ее в лесу. Знаешь, какой красивый лес зимой. Ее с мороза принесу тебе домой.

— В самом деле, — согласился Гриня, — можно сходить в лес. Съездить на лыжную базу. Покататься.

— Я давно не стоял на лыжах. Получится ли.

— Все получится. Это как на велосипеде. Все сразу вспомнится. Стоит лыжи одеть.

— Пора возвращаться, — сказал капитан, и они пошли к кафе, где оставили машину.

— Предлагаю пойти ко мне в гости. — Заявил Гришка. — Если отец пораньше вернется с работы, я тебя, капитан, с ним познакомлю.

— А это удобно? — Спросил Свен.

— Удобно. Едем.

— Ну, едем. — Согласился капитан. — Только с пустыми рукам…

— Ничего. Какие счеты.

— Это не правильно. Надо хоть торт привезти. Я, кстати, даже забыл о наших здешних тортах. Вот и повод будет вспомнить.

Часть 14

Короткий зимний день подходил к концу. Были те короткие минуты, когда на небе еще светло, но вот-вот этот свет угаснет. Стемнеет быстро. Колдовское время.

— Прекрасный вечер. — Сказал Свен.

Данька повернулся к отцу.

— На том и этом свете вспоминать мы будем, как упоительны в России вечера.

— Ты прав, Дэн, я долго буду вспоминать эти вечера. Не знаю, что здесь такое особенное, то ли воздух, то ли земля. Вечера здесь воистину упоительные. Как-то по особенному близки к сердцу. В такие моменты мне грезится деревенский бревенчатый дом, крепкий дом, скрип сенных дверей. Вот хозяин вошел в комнату, сбросил валенки и в одних носках ступает по домотканым половикам. Стол накрыт скатертью, в комнате запах горящих поленьев. Треск огня в печи, и жар от этой печи. Гремит рукомойник и стекает мыльная вода в ведро. Окна задернуты шторами. Тепло и уют. —

— Романтика. — Согласился Гриша.

— Романтика, конечно. Захотел выпить воды, вышел в сени, разбил корку льда на поверхности в ведре, зачерпнул ковш. Романтика. Я бы сбежал дня через три от такой романтики.

Гришка только усмехнулся.

— А у вас там, на Тортуге, Свен, наверно, скучновато, особенно вечерами. Ни телевизора, ни радио, ничего этого нет.

— Как сказать, — начал Свен, — почему ты думаешь, что только в России существует сарафанное радио. Там оно тоже есть. Пойди на рынок. А дома у нас граммофон есть.

Данька удивился, какой граммофон.

— Брайан. Если его попросить. Да и просить не надо. Когда ему нечего делать. Он поет. Играет пластинку наш граммофон.

— Это точно, — подтвердил Данька.

— А новости можно еще в порту узнать. Корабли приходят и привозят вести из других мест. Это у вас, включил ящик и знаешь, что твориться в мире. Придет корабль и расскажут, там мор, здесь война началась. А у нас все спокойно. Когда следующий корабль придет, глядишь, мор закончился, война отгремела. Это у вас, сел в самолет. Пара часов, и ты уже за тысячи верст. У нас, что бы доехать из одного места в другое сколько времени пройдет. Но в этом есть и что-то положитеьное. Представь, Гриша, что бы написал нынче Радищев. Какое путешествие из Петербурга в Москву. Сел на скоростной поезд и вот ты в первопрестольной. Что можно описать, что ты увидел из окна вагона. Кому нужны рассказы Антона Павловича Чехова о Сахалине? Что можно о нем новенького рассказать. На острове нормальная погода, и я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза. Хочешь узнать подробнее, спроси Гугл. Такие у вас дела, что интересно. Не очень. Все изменилось, не поймешь, к лучшему или к худшему.

— Я на тебя, Свен, смотрю и сразу видно в кого пошел Даня. В отца. Не даром, он в первый день в вашем городе нашел тебя. Словно стрелка компаса указала.

— Наверно, в этом что-то есть.

— Сейчас свернем, и наш магазинчик будет. Он рядом с моим домом.

Клава сидела за кассой. Крашенная блондинка лет двадцати пяти, с накладными ресницами, считавшая себя очень хорошенькой. Она всегда старательно подбирала макияж. Сейчас, на своем рабочем месте за кассой она старалась выглядеть необыкновенно привлекательной. Белая пилотка на голове, расстегнутая белая курточка, так чтоб был виден широкий вырез ее блузки. Короткая юбка и розовые сандалики на каблуке под цвет ее губной помады. Она поправляла ногти щипчиками и маникюрной пилкой. Магазинчик был маленький, довольно скромный. Народ набегал сюда в конце рабочего дня. Сюда тянулись люди из ближайших контор и завода. Еще заходили студенты из общежития. В остальное время кое-кто из местных жителей, пенсионеры. Клава смотрела в спину своей напарнице, которая сидела за второй кассой. Анка, Нюра, немного полноватая, довольно разбитная девчонка. В отличие от Клавы, она одевалась просто. На ногах были стоптанные шлепанцы, что бы не уставали ноги во время работы. Народа в зале сейчас было мало. Старушка в платке и теплом пальто, подслеповато разглядывает дату изготовления на пакете с молоком. Вон две женщины, одеты хорошо. То ли после работы уже. То ли вовсе не работают. Ходят по торговому залу, решая, чем кормить вечером семьи. Пара студентов, выбежали из общежития в куртках без шапок. Тут рядом добежать. Они положили в корзину банки готового пюре, банку тушенки. Сейчас выбирают себе десерт. Булочки. Мужчина средних лет, выбирает рыбные консервы, трясет банкой возле уха. Народный способ определить качество, что б не болталось. Мужичонка в потертой ушанке и в видевшей виды дубленке, гремит бутылками в винном отделе. Решает, что ему прикупить. Скоро закончится рабочий день на заводе, и сюда к остановке транспорта заспешат люди. Тогда здесь будет шумно и многолюдно. Они будут покупать здесь, что бы больше не заходить в магазины. Очень удобно. Есть еще несколько свободных имнут. Клава закончила с ногтями. Отложила в сторону щипчики и пилку.

— Аня. Может, кофе выпьем? Дернем по чашке.

— Если ты мне принесешь. — Даже не обернулась.

— Ладно, сейчас сбегаю. — Согласилась Клава. Она вышла из-за кассы, прикрыла дверку. Прошла мимо синих ящиков, куда на хранение покупатели складывали свои личные вещи. Клава не торопилась, хотя обещала сбегать. Она всегда так бегала. Бросила взгляд на мужика. Стоит, оперся на столик, куда обычно складывают корзины, что бы переложить их содержимое в свои сумки. На этот столик мужчина поставил черную спортивную сумку. Наверное ждет кого-то. Клава прошла в торговый зал, не спеша дошла до прилавка с колбасой. Там стояла продавец Наталья.