Флибустьерское синее море - Василий Баранов

— Какой Даккен? — О чем это отец.

— Капитан "Летучего голландца". Раз в десять лет он может сойти на берег. Если за одну ночь он найдет благочестивую женщину, и если та согласиться выйти за него замуж, проклятие будет снято. Мне это не удалось.

— Ты позавтракал, папа? — Дэн не знал, что сказать, как утешить.

— Я не хочу. Спасибо. — И капитан ушел.

Ах, какие мы нежные! Не плохо у меня получилось щелкнуть по носу капитана. Рэм был доволен собой. Рассмеялся. Страдает, как он страдает. Он, Рэм, ничего дурного не сделал. Добавил перчику в жизнь Свена. Еще благодарить будешь. Забавно, у двуногих есть сердце. Роман, тебя в детстве эти ничтожные потомки обезьяны обижали. Я знаю. В детском доме. Их не прощать надо, надо наказывать. Кто, как не родная душа, я, воздаст им?

Что-то надо делать, решил Данька. Но что? Надо как-то встряхнуть капитана. Чем-то его отвлечь. Данька почти машинально пошел на кухню. Жаннетта встретила его, как всегда, приветливо.

— Дэн, садись завтракать. А капитан где? — Жаннетта заботилась обо всех в доме, что б поели, что б чистота была и чаще собирались у родного очага.

— Капитан уехал на корабль. — Дэн был расстроен.

— Даже не позавтракал. Что-то случилось? — Она почувствовала, не все хорошо в доме.

— Случилось, Жаннетта.

— Что? Что-нибудь серьезное? — Господи, ты скажешь, Дэн? Как ты можешь молчать.

— Жаннетта, получилось так…. В общем, Мишель предпочитает уйти в монастырь.

— Господи! — Жаннетта грузно опустилась на стул. — Что же она делает. Глупая девчонка.

— Жаннетта, все нормально. — Не хватало, что бы Жаннетта почувствовала свою вину в случившемся.

— Ой, ой! — Охала Жаннетта. — Капитан, конечно, расстроен. Как нехорошо получилось.

— Ничего, Жаннетта….. Свен сильный, он все выдержит. — Даня помнил: матросы не плачут.

— Бедный Свен. Не ждала я такого. Такое несчастье.

— Жаннетта, все нормально. Капитану надо развеяться. Ему надо устроить отдых. Может, уехать куда-нибудь. Сменить обстановку.

— Да. Конечно. Ему надо все это забыть. — Жанетта искренне расстроилась.

Даня позавтракал. Вышел. Поймал себя на мысли: отпуск, каникулы. У него, у Даньки. Каникулы. А если устроить каникулы отцу. Может быть сейчас, прямо сейчас. Да, он должен, должен уговорить…. Данька бросился в свою комнату, запер ее. Лег на кровать, что бы сосредоточиться. Вот она, струна перемещения. Легкий звон, и он в своей комнате на Тракторной улице. Скорее собраться. Данька посмотрел на часы. Девять утра. Он должен быть на работе. Одевшись, Данька выскочил на улицу. Резкий зимний ветер ударил в лицо. Данька бежал к троллейбусной остановке. Заскочил в троллейбус. Ему не терпелось. Он ехал на ту остановку, где встретил Романа. К госпиталю. Хотелось решить все сейчас, разом. Он вышел на остановке. Решимость угасла. Потоптался на месте. Он должен. Должен, ради отца, поговорить с Романом. Потом вспомнил, о подношении. Вот большой магазин. Даня зашел. Отыскал полки с кофе. Он говорил о кофе и шоколадных конфетах. Подношение. Данька торопливо переходит улицу. Больничный городок. Остановился возле первого корпуса.

— Не скажете, — спросил он мужчину, — хирургия здесь где?

— Не знаю, молодой человек.

— А это какой корпус?

— Терапевтический.

Даня пошел дальше по дорожке. Наконец, встретил женщину, под пальто белый халат.

— Вы не скажете, где здесь хирургия?

— Завернешь за это розовое здание. За ним коричневый корпус с колоннами. Это хирургия.

Данька помчался туда. Он вошел в здание. Старая постройка, высокие потолки. Пошарпанные стены, широкая лестница. Данька подошел к дежурной.

— Здравствуйте. А где мне найти Скворцова Романа? Мне бы к нему пройти.

— К Роману Алексеевичу. Пройди. Бахилы одень и халат накинь. — Сказала санитарка.

— А где его там найти, девушка? — Не плутать же по кабинетам.

— На второй этаж поднимешься. По правую руку третья дверь. Там его и найдешь. Если нет, спроси у дежурной сестры. Он с раннего утра здесь.

— Спасибо, — Данька поспешил на второй этаж.

Первая. Вторая, третья дверь. Даня постучал, открыл дверь, переступил порог. Роман сидел за столом, разглядывал бумаги.

— Заходи, Даня. Заходи. Здравствуй.

— Привет, Рома. Я тут зашел… — Данька подумал, ты хромоногий дьявол, знал что я сейчас к тебе приду. И зачем приду, знаешь.

— Чаю выпить? — Хозяин посмотрел на тумбочку, где стоял чайник.

— Чаю попить. И с подношением. Жертву принес. — Робость у Дани прошла. Роман не кажется здесь Древним. Санитар при костыле и только.

— Это хорошо. Проходи, клади подношение. На алтарь. — Роман, улыбаясь, показал на свой письменный стол.

Данька сел на стул и поставил на алтарь подношение.

— Хорошее подношение. Хорошее. — Рома взял конфеты и кофе и убрал в стол.

— Подношение я принял. Сейчас чайник поставлю. — Опираясь на костыль, он поднялся, что бы включить электрочайник. — Это я убрал от соблазна.

— От какого, Рома, соблазна? — Не понимал Данька.

— Как от какого? Ты полицейским будешь, а древнего преступления не знаешь. Классику не читал. — Роман рассмеялся.

— Какого преступления, просвети. — Попросил Данька.

Роман сел за свой стол.

— Вспомни, Авель и Каин, брат его.

— Причем они здесь?

— Они оба принесли жертву богу. Жертва Авеля была принята лучше. Каин позавидовал и убил брата. А если кто заглянет, увидит и позавидует. Каин сказал богу, что он не сторож брату своему, не знает, где тот. А ты этим завистникам даже не брат. И сторожить они тебя не будут.

— Так сразу и убьют?

— Убьют, не убьют, но просигналят куда следует. Все чужими руками сделают. Тебе отвечать за то, что дал, мне — за то, что принял. — Ромка забавлялся. — Это было одно из первых преступлений. Сейчас ходит Каин, ждет судного дня. Рассмотрение обстоятельств дела отложили.

Они помолчали. Потом Роман спросил:

— Ты ведь не просто пришел. Не чаю попить. Спасибо, что принес кофе, конфеты. Это пригодится.

— Я поговорить хотел. Спросить кое о чем.

— Так спрашивай.

— А ты любые чудеса можешь? С троллейбусом я видел. А может, что другое?

— Другое? — Задумался Роман. — Можно и другое. Был такой Фома. Не верил он в воскрешение. Персты в раны Божьи хотел вложить. Отчего мы не верим в чудеса. Обманывали нас много раз. Я и сам не поверил в то, что я — Древний.

— Так ты не с самого начала не знал правду о себе? — Еще одно открытие.

— Я преемник, аватар Древнего. До времени я и не подозревал ни о чем. Не в один миг я понял сам себя, свои возможности. Даже сейчас. Но есть, что и без этого можно.

Роман поднялся. Подошел к железному ящику.

— Если ты о том, что бы воду в вино превратить, так какое это чудо. У меня здесь спирт медицинский. Без всяких чудес обойтись можно. У меня там пять литров чуда.

— Я, Рома, не о таком чуде.

— А, — Роман явно забавлялся, — что бы ты хотел?

— Не знаю, оживить кого-нибудь. — Вот и развеется миф о твоем могуществе.

— Это немного сложнее, но можно. Не всегда это возможно, не всегда следует делать. Не стоит судьбу менять.

— Но ты можешь? — Не выкручивайся, отвечай. Данька не хотел отступать.

— Могу.

— А еще что можешь?

— Я на днях чудо свершил мимоходом. Пойдем, палата здесь есть с несчастливым числом. Тринадцатая. Лежат там двое. Бедолаги. Плохо им было. Поглядишь. С парнями поговоришь, а то вижу, ты сомневаешься.

— Рома. Я не сомневаюсь. Никаких сомнений. Иначе, зачем я подношение принес. — Ой, Даня, лукавишь. — "Фома" верил, но перста в раны Иисуса вложить не постеснялся.

Они пошли по коридору. Казенный коридор, окрашен в унылый синий цвет. Тоскливый запах больницы. Ходят медсестры. Ковыляют выздоравливающие больные. Тягостная атмосфера, подумалось Даньке. Палата номер тринадцать.

— Давай зайдем. — Сказал Роман, и они зашли в палату.

Небольшая, на одно окно. Грязноватое, мутное. Пара тумбочек, вешалка, две кровати. Двое больных. Какой-то особый запах болезни. Беды.

— Рома! — Обрадовались парни. — Заходи.

— Ну, как вы, ребята? — Сразу видно, Роман здесь частый гость, и желанный.

— Хорошо, Рома. — У ребят в палате отличное настроение.

— Я думал, мамка приедет, ножки мне оттяпают. Она меня домой заберет. А ты все по-другому повернул.

— Ну, а ты? Удохлики! Ты как? — Спросил Роман у второго.

— Я? Нынче сам до туалета добрел. Бревном лежал, ниже пояса себя не чувствовал. Сегодня и ноги и таз мой, я чувствую. И это, ну, сам знаешь… — Парень чуть покраснел. — Утром почувствовал. Это ли не чудо. За мной не едут, ни дядька, ни сеструха. Не нужен им был такой. А я сам приду, на своих ногах. Им некогда, так я время найду. Оно и правильно, у них свои семьи. А еще на такой девчонке женюсь, все завидовать будут.