В крымском подполье - Иван Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гриша и Женя решили не задерживаться в городе. На ночь они перешли к часовщику «Вале». Завтра они должны были уйти в лес, захватив людей «Серго», моего связного и почту «Мартыну».
В тот же день «Костя» сообщил мне, что как только стемнеет, я могу перейти к нему. Проводит меня сынишка Филиппыча — Ваня.
Заметая следы моего проживания у Филиппыча, я вытравил из домовой книги свою прописку, и Филиппыч снова вписал на это место дочь. Чтобы в случае провала не втянуть и Филиппыча, номер дома «пятьдесят восемь» я переправил на «шестьдесят восемь».
Прощание с Филиппычем меня очень растрогало. Из-за меня вся семья подвергалась большой опасности, и все-таки Филиппыч искренне огорчался, что я от него ухожу.
— Немножко успокоится, приходите опять ко мне сапожничать! — говорил он, укладывая в мой мешок сверточек с огурцами. — Боюсь, как бы не потерять связь с вами.
— Не потеряете! — Мы поцеловались. — Еще не раз увидимся. На всякий случай поставьте на окно мастерской цветок. Предупредите жену и детей, чтобы в случае опасности цветок с окна сняли.
* * *Мать «Кости» Мария Павловна встретила меня приветливо и просто:
— У нас пока можно пожить. Но к нам вселился немецкий офицер. Вам, конечно, лучше с ним не встречаться. Сейчас, правда, он в отъезде.
Квартира у них была большая, хорошо обставленная: красивая мебель, библиотека, множество разных безделушек и украшений. По всему чувствовался достаток, и я в своей нищенской одежде никак не походил на жильца этого дома.
На всякий случай мы условились, что я — плотник, исправляю у них ульи для пчел и случайно остался ночевать.
За чаем мы разговорились. Мария Павловна жаловалась, как тяжело ей дается каждый уход сына в лес или на операцию.
— Вот уйдут они ночью по своим делам. Стою у сто, ла, что-нибудь делаю, а сама слышу каждый шорох. А время ползет медленно-медленно. Хочешь обернуться, посмотреть на часы и боишься: вдруг назначенный для возвращения час уже прошел? Стою ни жива ни мертва, не сознаю, что делаю.
— А разве Толя вам говорит, когда они ходят на операции? — не без удивления спросил я.
— Мы с ним большие друзья. Он от меня ничего не скрывает. Правда, Иван Андреевич, хорошо работает наша молодежь? Как вы считаете?
— Ребята боевые.
«Костя» гордо переглянулся с матерью и спросил:
— Скажите, а живым присваивают звание Героя Советского Союза?
— А почему же нет? — Я не понял смысла вопроса. — У нас теперь тысячи Героев Советского Союза — и командиров и бойцов. Есть даже дважды Герои.
— А мне кажется, — проговорил он опечаленно, — что звание Героя дают только погибшим.
— Почему ты так думаешь?
— Я читал о краснодонцах. Звание Героев получили только погибшие.
— Это произошло потому, что у них погиб весь основной актив.
— А сейчас можно представить к награде наших ребят?
«Костя» и его мать выжидательно смотрели на меня. Я понял, что разговор начался не случайно, и мне стало как-то не по себе. Не потому, что «Костя» не заслужил награды. Может быть, он вполне ее заслужил, но ведь и Филиппыч, и Боря Хохлов, и другие рисковали жизнью не меньше, однако им и в голову не приходило поднимать сейчас вопрос о наградах.
— Мне кажется, это нецелесообразно, — осторожно сказал я. — Представить вас к награде сейчас, когда немцы здесь, значит всех расконспирировать.
«Костя» не скрывал своего разочарования, и за столом воцарилась неловкая тишина.
Вошел плотный седой старик с радиоприемником.
— Это наш дедушка, — познакомила нас Мария Павловна.
Старик пристально посмотрел на меня, молча поставил приемник и, ничего не сказав, вышел.
— Каждого нового человека боится, — пояснила мать «Кости». — Не обижайтесь на него.
«Костя» взял приемник, и мы перешли в его комнату. Он зажег свечку, поставил радиоприемник на письменный стол, присоединил тоненький шнурок к радиопроводке немецкого офицера, жившего в смежной комнате, положил перед собой записную книжку, карандаш, надел наушники и начал настраиваться.
— Москва! — тихо сказал он. — Музыка…
У меня сердце дрогнуло: Москва… Давно ли, кажется, я лежал там в больнице, старик-колхозник утешал меня, уверяя, что глаза поправятся. Ему, небось, и в голову не приходит, что в эту минуту мы сидим здесь, в городе, занятом немцами, и слушаем радио по немецкой проводке, и каждое слово Москвы для нас — праздник.
Через несколько минут «Костя» стал записывать сводку. Приемник работал беззвучно, и ночная тишина нарушалась лишь легким потрескиванием свечи.
— Ну, что нового? — спросил я, когда «Костя» снял наушники.
— Наши продолжают наступать на реках Сож, Днепр, Березина и Припять. Занято много населенных пунктов. Уничтожено сто четыре танка и сбито сорок семь самолетов, а о нашем фронте ничего нет. Забыли о нас.
— Тут немцы крепко заперты — никуда не денутся.
Снова пришел дед и забрал приемник. Мария Павловна постелила мне на диване, и я лег спать.
Утром я вызвал к себе «Павлика». Ниже среднего роста, коренастый, с загорелым смышленым лицом, он мало говорил, внимательно слушал и произвел на меня впечатление положительного и серьезного человека. У «Павлика» была справка о том, что он учится на курсах чабанов. С этой справкой он мог беспрепятственно ходить в деревню, где якобы проживал, и возвращаться обратно в город.
Я рассказал ему об обязанностях связного, об опасностях, с которыми ему придется столкнуться, и особо предупредил о соблюдении строжайшей тайны в любых условиях.
Он понимающе кивнул.
— Ночью в степи и в лесу сумеешь ориентироваться?
— Думаю, смогу. Окрестности Симферополя я хорошо знаю.
— Доверяю тебе ответственное и опасное дело, — повторил я.
— Можете положиться.
От «Кости» я предполагал при помощи Ольги перебраться к Наумовой, но сразу мне это осуществить не удалось. Подскребов все еще был в городе. У Гриши набралась большая партия подпольщиков «Серго», которых нужно было немедленно спасать от гестапо.
— У вас в молодежной организации сорок два человека, — сказал я «Косте». — Неужели вы не можете найти для меня надежную квартиру?
— Дело-то больно ответственное, — ответил он: — а вдруг провалитесь?
— Надо сделать так, чтобы не провалиться.
— А у не членов организации вы можете поселиться?
— Почему же нет? Если это будет у надежного человека и он согласится на мою нелегальную прописку.
— Есть у нас одна хорошая знакомая. Думаю, она согласится.
— Кто она такая?
— Она работала в Наркомпросе и, кажется, член партии. Фамилия ее Лазарева, а зовут Евгенией Лазаревной.
— Почему она осталась тут?
— У нее была больная мать. Помните, я вам рассказывал о ней. Она просила переправить ее в лес, для эвакуации на Большую землю. Вы сказали, чтобы она здесь помогла нам.
— Что ж, если ты за нее ручаешься, можно с ней повидаться.
— Ручаюсь вполне.
— Она ваш дом знает?
— Ну как же! Она у нас — свой человек.
— Тогда позовите ее ко мне.
Опасаясь, что Николай может выдать меня гестаповцам, я решил изменить внешность. Сбрил бороду, подстриг усы и сразу помолодел.
Выйдя в соседнюю комнату, я с удивлением увидел на буфете брошюры с докладом товарища Сталина.
— Мария Павловна, — спросил я, — почему литература лежит так открыто?
— Не беспокойтесь, Иван Андреич, я всегда держу ее наготове. А в случае опасности сожгу в печке.
— Но сейчас плита не горит. Да и нельзя жечь такую ценность. У вас большой двор, сад с сараями. Неужели Толя не может устроить надежный тайник, чтобы никакой гестаповец не нашел?
Она спрятала литературу.
Лазарева пришла в тот же день. Интеллигентная женщина лет тридцати пяти, небольшого роста, худощавая, смуглая, она чем-то напоминала мне Лидию Николаевну Боруц. Хозяйка дома нас познакомила и оставила вдвоем.
Лазарева отвечала на вопросы подробно и толково. Я спросил, что она делает сейчас.
— К сожалению, очень мало. Я связана с «Мусей» — Александрой Андреевной Волошиновой. Она выполняет задания штаба партизан, и я помогаю ей по разведке.
— В лесу о вас знают?
— Знают. Я работаю. Я хочу работать, — настойчиво повторила Лазарева. — Я не раз с Толей говорила, но он сказал, что старухи им не нужны.
Я усмехнулся — это было очень похоже на Толю.
— Найдите для меня надежную квартиру.
Мое предложение ее не испугало, а обрадовало:
— В нашем доме есть свободная комната. Я уговорю хозяйку сдать.
Я объяснил, что комнату в городе найти нетрудно, сложность в том, что я проживаю нелегально, по фиктивным документам и должен прописаться в домовую книгу, минуя полицию.
Лазарева задумалась:
— Это хуже. Наша хозяйка настроена по-советски, очень хорошо к нам относится, но большая трусиха и на нелегальное проживание не согласится. Однако мы обязаны вас устроить. Если не удастся договориться с хозяйкой, поместим вас в другом месте. У меня много хороших знакомых. Дайте день-два сроку.