Еда и патроны - Артем Мичурин

— Не так уж и далеко тут все, — сказал он самому себе, поправил автомат и зашагал дальше.

В косых лучах восходящего солнца район улицы Жданова выглядел ничуть не лучше, чем во время ливня, скорее даже наоборот. Длинные черные тени, отбрасываемые развалинами, придавали им какой-то жуткий, гротескный вид. Белые обрушающиеся стены с резкими рублеными очертаниями, ярко подсвеченные со стороны восхода и затененные с другой, на фоне лазурно-синего неба выглядели горячими, раскаленными добела. Казалось, пролейся сейчас дождик, и все вокруг утонет в облаке пара под аккомпанемент чудовищного шипения.

Стас глядел по сторонам и думал, что вот так оно, наверное, и было взаправду, когда, давным-давно, в лазурном небе расцветали громадные ослепительные термоядерные шары, выжигающие все на десятки километров под собою. Еще в детстве он слышал полусказочные истории о Москве, страшные байки о выкипающих реках, стальных мостах, превращенных неслыханным жаром в провисшие до земли оплавки, о железнодорожных составах, намертво приварившихся к рельсам, и о шаболовской телебашне, растаявшей словно парафиновая свечка. Стас помнил, как он вместе с другими детишками, его ровесниками, открыв рот, слушал истории о несчастных людях мертвого города, запаянных в собственных автомобилях, когда расплавленный металл огненным саваном окутывал тела, пока те еще не превратились в чёрный, гонимый ветром пепел; о московских улицах, усеянных этими железными, вбитыми ударной волной в асфальт саркофагами, на которых отпечатались изнутри кричащие посмертные маски; о тёмных человеческих силуэтах на сером бетоне…

По завершении каждой такой истории с неизменно мрачным концом детишки хором восторженно вздыхали и говорили: «Круто!», а Стасу было просто страшно, страшно и неприятно. Он не любил все эти байки мертвого города. Его живое воображение всегда слишком ярко рисовало описываемые картины, и они наполняли детскую душу ужасом, чересчур сильным, чтобы просто щекотать нервы. Вот и сейчас белый диск, планомерно ползущий к зениту, навевал совсем не веселые ассоциации. Говорят, у людей есть такая штука как генетическая память. Может быть, может быть…

Стас миновал руины девятиэтажек, срезав угол, и вышел на саму улицу Жданова. Растрескавшийся асфальт, скрытый ранее потоками дождевой воды и грязи, сейчас был на виду. Он тянулся далеко вперед, часто перемежаясь глубокими провалами, будто эскадрилья миниатюрных бомбардировщиков пронеслась над ним, щедро одарив содержимым своих бомболюков. В каждой такой «воронке» собралось по куче разнообразного мусора, утрамбованного засохшей грязью — листья, ветки, куски штукатурки и стекла, иногда попадались трупы ворон, выкрученные в самых невероятных конфигурациях. Стас шагал осторожно, стараясь не наступать на такие могильники, но один раз все же едва не промазал мимо асфальтовой кочки, торчащей посреди рытвин, и ботинок, описав в воздухе заковыристую фигуру, только чудом не окунулся в гниющие собачьи внутренности.

Остановившись на краю рытвины, Стас взглянул вниз и отшатнулся от сладковато-кислой вони, ударившей в нос. Псина была довольно крупная, килограмм под шестьдесят при жизни. Даже сейчас на размякшем трупе под осклизлой, лишившейся шерсти кожей отчетливо проступали бугры хорошо развитых мышц. Когда-то широченная грудная клетка смялась, давя собственным весом на подгнившие хрящи и жилы. Зеленовато-черные потроха вывалились из вспоротого брюха и кишели мелкими белесыми личинками. Заостренная морда, обтянутая морщинистой кожей, покрытой синюшными пятнами, застыла в оскале, обнажившем длинные клыки. Синий язык повис на нижней челюсти, а по высохшим глазам с налипшими на них иглицами мирно ползали тонкие красные черви.

— Э, ты что тут? — послышалось сзади недовольное шипение. — Моя собака!

Стас обернулся и увидел существо, замотанное в грязные лохмотья. Это казалось невероятным, но исходивший от него смрад забивал собою даже вонь разлагающегося трупа.

— Моя собака! — повторило существо и, встав на четвереньки, чем-то клацнуло, возможно, зубами.

Стас попятился, осторожно нащупывая носком ботинка асфальт, и снял автомат с предохранителя. Существо двинулось вперед, медленно и боязливо перебирая по земле руками. Ног видно не было, только длинные крючковатые руки, покрытые язвами, и куча тряпья, волочащаяся за ними. Стас отступил метра на четыре, не сводя взгляда с уродца, источающего смрад. Тот, передвигаясь короткими отрезками и замирая после каждого на пару секунд, уже успел подползти к яме с дохлой собакой, склонился над ней и вытянул из общего клубка тряпья шар, обмотанный черными лоскутами. Шар приблизился к гниющей туше, шумно втянул воздух и пустил длинную тонкую нитку слюны. Правая рука, погрузившись в тряпки, вернулась назад с ржавым тесаком внушительных размеров, левая — ухватилась за собачью ногу, подняла ее. Нож вошел в мясо, разрезая гниющие волокна мышц и хрящи тазобедренного сустава. Нога отделилась от туловища и перекочевала под одежды уродца. Через несколько секунд следом отправилась и вторая.

— Ты это жрать будешь?! — не скрывая отвращения, поинтересовался Стас.

Существо подняло голову, и мутные розоватые глаза в щели между лоскутами сузились, словно улыбаясь.

— Соль, — прошипело оно сквозь влажную тряпку чуть ниже прорези. — Много соли, и можно есть. Вкус-сно. Мясо мягкое. Вкус-сно.

Существо резко развернулось и, издавая хлюпающие звуки, отдаленно напоминающие смех, поскакало в сторону пустыря. Стас постоял немного, глядя ему вслед, покачал головой и сплюнул.

— Блядь, ну и райончик, — прошептал он. — Второй раз на том же месте.

Скоро проклятая улица закончилась, слева вывернула городская стена, а вместе с ней появилось и скопище жилых лачуг южного района. Стас накинул капюшон и пошел проулками, стараясь не попадаться на глаза случайным прохожим. Гостиница Бережного была прямо по курсу. Уже выглядывала из-за заборов и сарюшек ее покатая крыша, обитая рубероидом. Лишь бы сам хозяин оказался на месте.

Стас подошел к большому деревянному зданию с тыльной стороны, остановился и внимательно присмотрелся к окнам. На втором и третьем этажах движения не наблюдалось, будний день не располагал к наплыву посетителей, что было очень кстати. Но маленькие и высоко прорубленные оконца нижнего этажа не давали возможности разглядеть происходящее внутри помещения. Значит, оставался только один вариант — разведка боем.

Стас осторожно приблизился к углу фасада, быстро выглянул и нырнул обратно. Степан, как всегда, был на боевом посту. Вынв из кобуры ПБ, Стас привинтил насадок глушителя, но, подумав немного, вернул все обратно и достал нож, рассудив, что лезвие у горла — куда более убедительный аргумент, чем неизвестно что, упирающееся в спину.