Студенты. Книга 2 - Анатолий Аргунов

— Савва Николаевич, я ушел, не предупредив жену, будет волноваться, — нерешительно возразил Егор Алексеевич.

— Вот телефон, позвони. — Савва Николаевич протянул мобильник.

После звонка и утряски с женой причин срочного ухода мужа из дома они посоветовались и решили поехать в ресторан рядом с домом Саввы Николаевича.

— Я там машину поставлю, и свободен, — заводя мотор, пояснил место выбора Савва Николаевич. — Да и ресторан называется необычно по нынешним временам — «Красная территория». Говорят, там хорошая кухня и поют советские песни, — ответил Савва Николаевич, на молчаливый вопрос в глазах Егора Алексеевича.

Через полчаса Савва Николаевич с Егором Алексеевичем оказался в небольшом, но уютном зальчике ресторана. Тихо играла музыка, на стенах висели транспаранты с советской символикой.

— Никогда не думал, что еще раз придется увидеть это. — Егор Алексеевич кивнул на красные флаги с серпом и молотом.

— Отчего же, я, когда в Америке бываю, как только попадаю на Брайтон-Бич, у меня возникает такое впечатление, что это Одесса начала двадцатых годов прошлого века. Нет, Егор, все повторяется, правда, как сказал Маркс: первый раз в виде трагедии, а второй — в виде фарса.

— Савва Николаевич, это не Карл Маркс, а Гегель сказал, — возразил Егор Алексеевич. — Во всяком случае, меня так учили.

— Верно, верно! Но, видишь ли, у Гегеля нигде не нашли этого выражения, а Маркс, тогда еще молодой и амбициозный, захотел придать своим словам больше веса и приписал их Гегелю. Так в жизни бывает. Но не это главное, Егор.

— А что?

— Я был сегодня у следователя. — И Савва Николаевич напряженно стал осматриваться по сторонам, словно что-то хотел увидеть.

— У следователя? — Голос Егора Алексеевича потускнел. — Зачем же?

— Он интересовался тобой.

— Чем же конкретно? — все еще надеясь на какое-то чудо, оттягивал неприятный разговор Егор Алексеевич.

— Девушка, можно вас? — Он позвал официантку.

Та подошла, вежливо поздоровалась:

— Добрый вечер.

— Добрый. Нам водки графинчик.

— В смысле бутылку? — не поняла официантка.

— Нет, не бутылку, а 0,5 литра хорошей водки в хрустальном графине, и чтобы водка была холодной.

Девушка посмотрела на хорошо одетого господина в очках с золотой оправой и дорогими часами на руке.

— Хорошо, хорошо, я постараюсь исполнить ваш заказ.

— Да уж постарайтесь. Ресторан у вас с символическим названием, а интеллигенция семидесятых водку пила в ресторане исключительно из графинов. Понятно?

— Да, конечно. Что будете кушать?

— Из закусок черной икорки.

— Извините, но у нас… — Девушка сделала паузу. — Временно ее нет.

— Ах вот как. Ну тогда рыбную нарезку, бутерброды с красной икрой. Надеюсь, это у вас есть?

— Это есть, — подтвердила официантка, улыбнувшись.

— Ну а в качестве второго хороший кусок мяса с картошкой. Как у вас называется такое блюдо?

— Вам свинину или говядину?

— Егор Алексеевич, ты что больше любишь, говядину или свинину?

Егор сидел оглушенный, не зная, что и ответить.

— Тогда так, два эскалопа, и чтобы картошечка была пожарена на сливочном масле. Егор, пойдет?

Егор Алексеевич кивнул головой.

— Хорошо, вы немножко подождите. Я сейчас сервирую ваш столик и подам заказ на кухню.

— Да-да, у нас есть время. Не спешите, делайте все, как надо. Рассказывай, Егор, что у тебя стряслось? Почему тобой занялась милиция?

Егор Алексеевич ничего не ответил. Он еще раз обвел взглядом стены, увешанные советской символикой, подергивая крыльями носа, явным признаком нервного перенапряжения.

— Ладно, не хочешь говорить, не надо.

Они сидели какое-то время молча, глядя по сторонам.

Принесли закуску и водку в графинчике.

— Ну что ж, давай по рюмочке пропустим, Егор, — предложил Савва Николаевич, разливая водку по рюмкам.

Егор Алексеевич молча опрокинул водку внутрь, поморщился, потом достал кончиком вилки кусочек балыка, положил на черный хлеб, медленно стал жевать, смакуя вкус хорошей рыбы.

— Взял я, взял эти полторы тысячи, Савва Николаевич. Не хотел, а взял! За квартиру третий месяц не плачено. Ты же знаешь, 5–7 тысяч ежемесячно уходит на лекарства. Да ребят в школу нужно было подготовить, купить им все как положено: куртки, костюмы, обувь, книги, тетради… в общем, все что надо. Ну и все мои сбережения за лето тю-тю. А тут приходит девица, я ее плохо и знаю, у меня на занятиях ее не было, и говорит, что декан дал ей справку на пересдачу. Напросилась, чтобы я принял у нее экзамен. Я не придал значения, говорю, ну, если больше некому, то приму, приходите завтра. Она утром прямо у кабинета меня поджидает, рядом с ней какие-то два парня ошиваются. Заходим. Я говорю, берите билет и готовьтесь. А она кладет на стол пакетик из бумаги. Я говорю: а что это? Она мне в ответ: а вы посмотрите. Я разворачиваю, а там три пятисотрублевые купюры. Я говорю: это что такое? А она в ответ: а это взятка, Егор Алексеевич, за экзамен. Поставьте тройку, и деньги ваши. Только я подмахнул зачетку, как вламываются два парня, что были с ней, и мне в лицо корочки тычут — отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Я им говорю: что вы хотите? Они смеются в ответ: «Больше уже ничего. Сейчас составим протокол и все».

— Ну а ты что, Егор? — задал вопрос Савва Николаевич, выпивая свою рюмку.

— А что я, взяли, как говорится, с поличным. Подписал все их бумаги, не читая, так было противно. — Егор Алексеевич налил себе водки и хлопнул вторую рюмку. — Самое противное, Савва Николаевич, что я хотел эти деньги взять. Понимаете, взять. Мне страсть как захотелось их положить себе в карман. Я бы наверняка так и сделал, но эти двое помешали. Савва Николаевич, мне нужны деньги! Любые, хоть пять рублей, хоть пятьдесят. Безденежье замучило, хоть в петлю лезь. Смотрю телик: министры берут, префекты воруют… Крадут миллионы, миллиарды, а я врач, ученый, живу в нищете. Ладно, сам я согласен голодать, на хлеб и воду перейти. Но дети, жена…

Егор Алексеевич налил еще рюмку водки и снова выпил, казалось, не обращая внимания на рядом сидящего собеседника и своего шефа.

Савва Николаевич, не перебивая, слушал исповедь сотрудника кафедры. Он догадывался, что тому живется нелегко, но чтобы так плохо… Хотя разве и так было не заметно: ходит уже сколько лет в одном и том же костюме, одних и тех же рубашках, застиранных и заштопанных заботливыми руками жены. Худой, с выпученными глазами от бесконечных дежурств и ночных операций, но всегда вежливый и тактичный, он, кажется, не давал повода себя жалеть. «Работаем рядом, а друг о друге мало чего знаем», — сделал для себя неутешительный вывод Савва Николаевич.

— Я взяточник, Савва Николаевич, — воскликнул Егор Алексеевич, да так громко, что на него посмотрел рядом сидящий посетитель ресторана.

— Тихо, тихо, Егор! Ты не взяточник, ты… ты… жертва обстоятельств, и ты ни в чем не виноват. Выбрось из головы, что ты взял или украл. Тебе, Егор, должны многие за твои золотые руки и умную голову, вот это правда. Давай так договоримся, не раскисать. Ничего не потеряно. Взятка не доказана. Деньги ты в руки не брал, твоих отпечатков пальцев на купюрах нет… Я правильно говорю? — спросил Савва Николаевич охмелевшего Егора Алексеевича.

— Так! — кивал тот поникшей головой.

— Тебе, Егор, понадобится хороший адвокат. Это моя проблема. Я найду толкового адвоката, и оплата его тебя пусть не волнует, мы на кафедре решим этот вопрос. Тут другое. Тебя начнут прессовать в милиции, и боюсь, ты, Егорушка, не выдержишь, подпишешь бумаги и тогда действительно загремишь года на два-три. У них сейчас ситуация напряженная. Премьер дал задание на посадки за коррупцию. Ты же понимаешь, бизнесмена или чиновника посадить трудно, иногда себе дороже. Ментам это не надо, вот и ищут, кто послабее и не сможет их лягнуть. Так вот и появляются дела о врачах, торгующих органами или неправильно сделавших операцию, да что операцию — укол, или берущих взятки. Известный принцип: чаще всего вор кричит «держи вора», чтобы отвести от себя внимание. Так и с тобой, Егор.

— Что же мне делать, Савва Николаевич?

— Ничего особенного! Во-первых, не раскисать, во-вторых, уехать и сменить место работы, ну а в-третьих, защищать себя всеми способами.

— Как это уехать? А Маша, дети?

— За Машей и детьми мы поможем приглядеть. Да и потом, твои дети уже почти взрослые. Сыну-то сколько лет — десять? Ну вот ты чем в десять лет занимался, Егор?

— Савва Николаевич, время было другое, — ответил Егор Алексеевич.

— Времена всегда одни и те же, по-разному хорошие и по-разному плохие.

— А куда я уеду? У меня нет ни знакомых, ни родственников, разве что к тетке в деревню. И что я там делать буду? — сделав совсем уж наивное лицо, спросил Савву Николаевича Егор Алексеевич.