Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел

На часах ровно восемь. На столе недопитая бутылка вина и фольга от шоколадки. Осознание того, что это последний день в Рязани приходит постепенно, болезненно и пока кажется нереальным, как продолжение дурного сна. Жалеть себя некогда. Мысленно прикидываю объем работы: упаковать вещи, собрать посуду, вынести мусор и всё что не пригодится дома, прибрать в квартире, позвонить хозяйке… или может сперва родителям? А вдруг у отца не получится сегодня за мной приехать? А вдруг не сможет приехать хозяйка квартиры? И что мне тогда делать с её ключами? Можно, конечно, оставить соседям, ценностей-то никаких нет, хоть вообще не запирай, но как-то это некрасиво. Да и не знаю я ни одной соседки, даже на своей лестничной площадке, что уж про остальных говорить?! И что делать? Решение пришло само собой, я повернулась на бок, не успела моргнуть, как погрузилась в крепкий сон до обеда.

Пробудившись второй раз за день, почувствовала себя совершенно раздавленной. «Тянуть дальше некуда, просто встань и сделай всё, что запланировала», — уговариваю себя, — «обещаю, после этого ты будешь спать, как убитая, хоть всю неделю, но уже в своей кроватке, в своей комнате, в своём доме без коммунальных и арендных платежей». Нехотя оторвалась от подушки, умылась, причесалась. Руки опускаются от одного только вида горы тряпья на полу, а ещё кастрюльки, чашечки, старый компьютер, пустые баночки, скатерти, занавески. Когда я успела обзавестись всем этим скарбом? Иные люди за жизнь столько барахла не соберут. Но глаза боятся, а руки делают. К шести часам управилась. Хорошо, что никому не позвонила: на погрузку, поездку, разгрузку сил точно не осталось. Страшно хочется кушать и искупаться. Помнится, полотенцем обернула вазу и положила на самое дно какого-то пакета. Знать бы ещё какого именно. На вид они все одинаково безликие: чёрные и пузатые.

«А Ниночка?! Тоже мне подруга называется, могла бы и позвонить…», — как это часто бывает, бесит полотенце, а срываюсь на близких. Знаю, что низко и даже подло, но ничего с собой поделать не могу, продолжаю: — «поинтересовалась бы как у меня дела, ради приличия». Рыча и фыркая иду в ванную.

На кухне с легким хлопком загорелась колонка, и горячая вода довольно мощным напором хлынула из крана. Я не торопилась лезть в ванну. Постояла немного перед зеркалом, покривлялась. Лицо выглядит усталым. Так это нормально, я ж устала, как-никак. Зато грудь подтянутая, красивая и упругая. Стекло понемногу стало запотевать. Пальцами вывела на нём сердечко, подмигнула себе, шагнула под струю. Стоило мне намылиться, как в комнате зазвонил телефон. Закон подлости — единственный живой закон без лазеек. «Ниночка», — подумала я, — «пусть с запозданием, но всё же легка на помине. Ну, а кто кроме неё? Теперь-то пусть подождет, поволнуется». Мелодия стихла и началась с начала. Точно Ниночка. Ненавижу эту её дурацкую привычку — звонить миллион раз подряд. Хотя, может и не она вовсе. Хозяйка квартиры тоже так умеет. Она и мертвого с могилы достанет, если захочет, да расписку долговую от него получит. Черт с ними со всеми, подождут, мне хорошо, как никогда прежде, да и кто знает, когда в следующий раз я смогу спокойно принять душ, дома-то санузел один, и тот совмещенный с туалетом.

Мелодия входящего вызова больше не повторялась.

Замотав на голове полотенце, я прошлёпала мокрыми ногами по линолеуму прямиком к телефону. Растянутая футболка прилипала к плохо вытертому телу и едва прикрывала попу. Найти свежее белье только предстоит в груде черных пакетов, но кто-то же звонил, кому-то ж очень надо, и тут ничего не поделаешь: обострённое чувство ответственности не скоро ещё уступит место личному комфорту, если вообще когда-нибудь этот день настанет.

Два пропущенных вызова от Геннадия. По спине пробежал холодок. Каждый нерв внутри натянулся стрункой, как от тревожной музыки во время просмотра ужастика. Не сразу решилась перезвонить. Его мне только не хватает. Всё ж вроде бы решилось: прощай Рязань, привет Касимов и так далее… А что теперь?

— Я увидела пропущенный звонок, — робко промямлила в трубку, когда он ответил. Переминаюсь с ноги на ногу.

— Хочу извиниться… — начал он непривычно тихим, виноватым голосом, — вчера не смог приехать. То есть приехать как раз-таки смог, позвонить не получилось, телефон разрядился, а зарядить негде было, шнур испортился. В общем извини…

На секунду повисла пауза. Я в замешательстве. Голос Геннадия звучит вполне искренне, он раскаялся, а я к нему несправедлива. В конце концов, он же не виноват, что я сижу без денег. Да он-то и не знает о моих проблемах, а узнал бы — рассмеялся, ведь для него это наверняка такой пустяк.

— Извинения приняты, — отвечаю, изображая равнодушие.

— Хорошо. Очень хорошо, что так. Я тут нахожусь неподалеку, и если ты ещё не ужинала, то может, мы куда-нибудь съездим…

Живот громко заурчал, напоминая, что в последний раз я нормально ела у Артёма на даче, а шоколадка вчерашним вечером не считается, потому как была скорее закуской, чем едой.

— Нет, ещё не ужинала, — говорю, — но мне нужно собраться. Через час, нормально?

— Отлично, — просиял он сквозь трубку, — буду возле твоего подъезда ровно через час.

Глава последняя

«Поговори с ним, объясни, что у тебя проблемы, и если ничего не предпринять, то с корабля ты отправишься прямиком на бал. Или, в моем случае, наоборот: с бала на автобус до Касимова».

Геннадий ждал в машине возле подъезда. Судя по всему, он приехал давно, и час между нашим разговором и свиданием сидел в машине за углом. Старомодная рубашка бордового цвета в мелкую красную полоску слегка взмокла на груди. «Бережливость ещё не признак жадности», — успокаиваю себя. Он не тот человек, что станет жечь бензин ради прохлады, но, зная цену деньгам, потратит их на действительно важное, например, на меня. Сегодня я получу всё или останусь у разбитого корыта. Пан или пропал, как говорится, терять мне нечего, а путь к отступлению давно готов.

— Привет, — я протянула руку, он горячо её пожал, быстро окинул меня оценивающим взглядом, улыбнулся и одобрительно кивнул. Возможно, на решающее сражение стоило надеть что-нибудь эдакое, вызывающее, соблазнительное, а не джинсы с маечкой, но сегодня я решила рискнуть и сыграть в открытую, показать себя настоящую, без мишуры и фальши.

— Современная мода такая практичная… городской стиль называется?

— Городской, — повторила я и весело усмехнулась, — какой город, такой и стиль. Ну, а чтобы ему соответствовать до конца, предлагаю поужинать в пиццерии, ну или в каком-нибудь заведении быстрого питания.

— Отличное предложение. У меня, как раз на такой случай, фестал припасён. Как сердцем чувствовал, что пригодится.

Мы рассмеялись. Неожиданно он протянул раскрытую ладонь и пару секунд она, такая широкая и мощная, повисала между нами. Я положила свою руку, он сжал её, перемежая мои пальцы своими. Никогда ещё тишина не была такой умиротворяющей, никогда прежде я не чувствовала себя такой хрупкой и защищенной одновременно.

— Ты что-то сказала? — Геннадий на секунду отвлекся от дороги и пристально посмотрел мне в глаза. Холод серо-голубых глаз оставил глубокий ожог, но послевкусие такого взгляда приятное, хоть и трудно его с чем-то сравнить. Как без мороза нет уюта от печи, как сталь становится податливой в огне, как хрупкое стекло течёт и раздувается от жара, так и глаза эти подчиняли себе без остатка. Аж мурашки пробежали по коже.

— Нет, ничего… — ответила я и крепче сжала его пальцы.

Остаток пути ехали молча.

— Что закажешь? — спросил Геннадий, когда подошла наша очередь у прилавка.

— Мне, пожалуйста, самый большой бургер с говядиной, картошку, сырный соус и апельсиновый сок, — каждое слово давалось с трудом, приходилось незаметно сглатывать обильно выделившуюся слюну. Запахи и яркие картинки на витрине окончательно спутали мысли.

— Добавить в бургер бекон? — заучено-учтиво протараторила кассир.

— Нет, спасибо.

— Мне всё то же самое, — буркнул Геннадий в окошко, оплатил ужин банковской картой и подозрительно оглядевшись, прошептал мне на ухо: