Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

— Ну что же, Иван Семенович. В закрытых от ветров бухтах залива Стрелок можно разместить не только эскадру, но и весь будущий Дальневосточный флот России. Из них есть два выхода в залив Петра Великого, а следовательно, и в Японское море, что очень важно с военной точки зрения. А то обстоятельство, что они сковываются льдом в зимнее время, так это беда всего побережья российского Дальнего Востока, — он задумался. — Таким образом, залив Стрелок с его бухтами может рассматриваться в качестве одного из вариантов базирования морских сил Дальнего Востока.

— Полностью согласен с вами, ваше сиятельство!

— Остается только оценить бухту, о которой в восторженных выражениях доносил мне вице-адмирал Путятин. Он обнаружил ее еще в прошлом году во время пребывания в заливе Петра Великого на колесном пароходе-корвете «Америка». Так что, Иван Семенович, после окончания описания острова Маячный назначаю курс вот на этот безымянный пролив, — он указал кончиком остро, по-штурмански, заточенного карандаша на пролив, расположенный посредине западного берега Уссурийского залива.

— Ваше сиятельство! Разрешите в заключение преподнести вам презент от офицеров нашей экспедиции? — обратился Илья к генерал-губернатору.

— Вы прямо-таки заинтриговали меня, господин мичман, — несколько иронически улыбнулся тот.

— Поскольку инициатором презента и его исполнителем является мичман Чуркин, то, как говорится, ему и карты в руки.

Петр сделал шаг вперед.

— Разрешите, Иван Семенович, — обратился он к командиру, — вызвать моего вестового?

Унковский позвонил в колокольчик, и в дверях каюты показался его вестовой.

— Савелий, позови-ка вестового мичмана Чуркина!

— Есть! — ответил тот, и тут же в дверях появился Степан с большим подносом в руках.

Петр взял у него серебряный поднос с высокой горкой красных, еще дымящихся креветок и торжественно поставил его на стол перед графом.

— Да это никак креветки?! — удивленно воскликнул командир. — Но какие огромные! Пожалуй, с пядь каждая, никак не меньше!

— Вам, господа мичманы, действительно удалось удивить меня, — заявил граф, — Как же все-таки богат дарами природы Уссурийский край! А ведь это только самое начало его освоения, и еще неизвестно, чем он сможет удивить нас, русских людей, прибывших к его берегам. А посему благодарю вас и за презент, преподнесенный мне как символ богатства этого края, и за работу, которую вы выполнили по обследованию залива Стрелок.

— Служим Отечеству! — с сияющими от счастья глазами дружно ответили юные мичманы.

«Аскольд», дымя трубой, приближался к проливу, указанному генерал-губернатором. Генерал-губернатор с явным интересом и нескрываемым удовольствием осматривал берега пролива, которым шел «Аскольд» на малом ходу.

— Не напоминает ли этот пролив вам, Иван Семенович, — с внутренней улыбкой обратился он к капитану, — какой-либо другой, которым приходилось хаживать за время вашей службы, будучи адъютантом у адмирала Михаила Петровича Лазарева?

— Вы, ваше сиятельство, прямо-таки читаете мои мысли! — удивился тот. — Не только напоминает, а я как бы наяву иду проливом Босфор, соединяющим Черное море с Мраморным.

— То-то и оно! — удовлетворенно воскликнул граф. — Вы совершенно правильно поставили под сомнение мое определение «напоминает». Но на самом же деле мы идем не проливом Босфор, а проливом Босфор-Восточный! Вот так, Иван Семенович!

— Великолепное решение, ваше сиятельство! — с энтузиазмом согласился тот и обратился к штурману, который находился тут же с планшетом и приколотой к нему картой: — Надпишите, Николай Пантелеймонович, — «пролив Босфор-Восточный»…

Когда фрегат плавно повернул вправо, к входу в бухту, указанную на карте, генерал-губернатор впился руками в планширь ограждения мостика, подавшись всем телом вперед. Он так и остался стоять, не меняя позы, пока «Аскольд» не подошел к ее изгибу.

— Это же чудо, Иван Семенович! — почти шепотом воскликнул граф, словно боясь, что чудное видение вдруг исчезнет. — Нельзя ли остановить судно здесь?

— Стоп машина! — приказал тот вахтенному офицеру.

Стихли вздохи паровой машины, и фрегат еще некоторое время по инерции тихо скользил по глади воды.

— Если мы с вами, Иван Семенович, дали проливу название Босфор, пусть и Восточный, то это, несомненно, бухта Золотой Рог, — наконец произнес генерал-губернатор, отошедший от произведенного на него впечатления. — По аналогии, разумеется, с одноименной бухтой, на берегах которой раскинулся турецкий город Стамбул, более известный русским как Константинополь, — пояснил он.

— Я в восторге от такого предложения, ваше сиятельство! — заверил командир. — Ведь в этой бухте, закрытой от всех ветров, может разместиться не только эскадра, а целый флот!

Граф перевел взгляд на высокую сопку над северным берегом бухты, в небе над ней парили орлы. Он усмехнулся:

— Вот вам и еще одно готовое название — «сопка Орлиное Гнездо».

— С этим названием трудно не согласиться, ваше сиятельство, — подтвердил Унковский, всматриваясь в орлов.

— Что-то наше обсуждение названий объектов больше напоминает монолог, который исполняю я один, — улыбнулся граф. — У вас есть какие-то свои предложения, Иван Семенович?

Тот обвел взглядом берега бухты:

— Меня, честно говоря, заинтересовал вон тот мыс на внутреннем изгибе бухты, — и он неожиданно обратился к вахтенному офицеру: — Хотелось бы услышать о нем ваше мнение, Петр Михайлович.

— С удовольствием скажу, Иван Семенович, — ничуть не смутился Чуркин. — Этот высокий каменный мыс, обрамленный широколиственными лесами, имеет прекрасный, я бы даже сказал, величественный вид, и достойно вписывается в восхитительную панораму не менее величественной бухты Золотой Рог.

— Вы, случайно, не пишите стихи, господин мичман? — заинтересованно спросил граф. — У вас явно выражено поэтическое дарование.

— Нет, ваше сиятельство! Мой дед — заведующий кафедрой естественной истории Петербургского университета, и посему я с детства больше интересовался жучками-паучками, по его выражению.

— Так вот, оказывается, откуда ваши глубокие познания в области морской фауны? — улыбнулся граф. — Я имею в виду креветок, которыми вы угощали нас, — уточнил он. — Стало быть, вы пошли по стопам отца?

— Я с малолетства воспитывался в семье деда, и он достойно заменил мне рано умершего отца, — продолжил Петр. — Дед не только известный ученый, но и мореплаватель, путешественник. Его автобиографический роман о приключениях в дальних странах с детства стал моей настольной книгой.