Сабля Чингизидов - Арсений Ахтырцев

Лена решила провести перекрестный поиск по семейству Гогенау. Результаты поиска дали больше сотни ссылок в различных изданиях. Из них три содержались в тех же газетных номерах, что и ссылки на Каратаевых. В «Биржевых ведомостях» сообщалось о собрании директоров акционерного общества «Прибалтийские спиртовые заводы», на котором было принято решение о выпуске дополнительных акций общества. В перечне присутствующих директоров АО значились Архип Каратаев и Людвиг Виллард фон Гогенау.

Но настоящая удача ждала Лену в номере «Русского слова», где в отделе светской хроники описывалась помолвка сестры Архипа Елизаветы Каратаевой и графа Панина. На помолвке присутствовали представители семьи фон Гогенау: баронесса Ангелика и сын Станислав.

— Вот и наш Стасик нашелся! Посмотрим, что теперь скажет господин главный аналитик министерства обороны! — ликовала Усольцева. Было уже девять вечера, когда она сделала ксерокопию, собралась и направилась домой, где недовольный Розум уже вторую неделю терпел ее, как он их окрестил, «вечерние занятия по специальности».

— Эй, кто живой есть? — крикнула Лена из передней.

Розум сразу же вышел в прихожую.

— Лена, я тебе не разрешаю так поздно возвращаться. Мало у нас было приключений? Если задержалась, позвони мне, я за тобой приеду.

— Все, Лешенька, все. Больше задерживаться не буду. Я его нашла.

— Кого?

— Стасика, — засмеялась Лена и показала Розуму язык. — А ты не верил.

— Так, рассказывай, — потребовал Розум, неся за Леной портфель.

После рассказа Елены Розум задумался:

— Ну и где мы теперь этих Гогенау искать будем?

— А это теперь твоя забота. Пусть твоя служба информации поработает.

На запрос по семейству Людвига Вилларда фон Гогенау информация пришла в следующую пятницу. Из прямых потомков Станислава фон Гогенау жива его дочь Сабина Элизабет фон Гогенау, 1935 года рождения. Проживает в г. Элинген, Германия. Сын Сабины Эрик Штейнглиц-Виллард проживает в Нью-Йорке, США. Не женат, детей не имеет. Работает в финансово-инвестиционной компании «Морган Стэнли». Сотрудники российского посольства в Германии связались с Сабиной по поводу запроса, но она отказалась давать какую-либо информацию кому-либо, кроме родственников Архипа Каратаева.

Розум заехал за Леной в институт.

— Есть контакт, — похвастался он, когда та села в машину.

— Да ты что? Нашли кого-нибудь? — обрадовалась Лена.

— Дочь Станислава Сабина Элизабет проживает в Германии, в городе Элинген.

— С ней говорили?

— Она отказывается обсуждать эту тему с кем бы то ни было, кроме каратаевских родственников.

— Вторая Эмилия?

— Эмилию попрошу не трогать, — твердо прервал Лену Розум. — Это сугубо личное дело.

— Да, я сразу поняла, что у тебя с ней симпатия образовалась после Крыма, прямо как у брата с сестрой, — съязвила Лена.

— Да, — серьезно признался Розум. — И может быть, даже больше, чем с сестрой.

— Слушай, так тебя же к баронессам на пушечный выстрел нельзя подпускать, ты к ним неравнодушен. Так что о баронессе фон Гогенау забудь. Я сама с ней буду общаться.

— Общайся, — тут же согласился Розум. — Ты Каратаева, тебе и карты в руки.

— Она по-русски говорит?

— И по-шведски, и по-эстонски, и по-французски с английским. Это помимо немецкого. Так что у тебя широкий выбор.

— Я выбираю эстонский, — засмеялась Лена.

— Ну что же, выбор правильный, язык вероятного противника надо учить, — одобрил Розум.

В субботу утром Лена позвонила в Элинген.

— У вас есть документы, подтверждающие ваше родство с Каратаевыми? — сухо поинтересовалась Сабина после того, как Лена ей представилась.

— Ну да, сохранилась метрика бабушки. Там она записана Каратаева. И там же сведения о ее матери, моей прабабушке.

— Что ж, привозите с собой документы, и мы поговорим. Я вам расскажу все, что вас интересует.

— Вы уверены, что мне нужно для этого к вам приезжать? — растерянно уточнила Лена.

— А какие проблемы? Сейчас с этим просто. Сели на самолет и прилетели, — успокоила Лену неумолимая баронесса Виллард фон Гогенау. — Если, конечно, дело того стоит. А если нет, то и разговаривать нечего.

— Да, конечно, — совсем растерялась Лена. Поездка в Германию в ее планы не входила.

— Что, требует приехать? — догадался Розум.

— Ага, представляешь, ехать в Германию!

— Ну а что? Почему бы не поехать? Дамочка, по всему видно, серьезная. Может, что-то и найдем.

— У меня заказ новый из Красноярска. Я только начала с ним работать, — расстроилась Лена.

— Ну так это же ненадолго. Туда и обратно. Слетаем на выходные, — успокоил Розум Лену. — А я о визах и билетах позабочусь.

— Ты никак со мной собрался?

— А куда же я тебя одну отпущу?

— Ну, все понятно, кагэбэшник в тургруппе, — съязвила Лена. — Ладно, если с тобой, можно слетать на выходные.

— А ты как думала? За тобой глаз да глаз нужен. А то ты там немецкого пива обопьешься и начнешь к бюргерам приставать.

Элинген, осень, 2005 г.

Несмотря на оптимизм Розума, слетать в Германию удалось лишь через два месяца. Сабина фон Гогенау принимала гостей в скромной квартире на окраине города, где она жила одна с двумя собаками, старым грустным лабрадором Баддом и веселым йоркширским терьером Мишей, который, оказавшись у Лены на руках, сразу же облизал ей все лицо.

— Осторожно, он помаду любит, — предупредила, усмехаясь, хозяйка.

«Да, не похоже, что она нашла сокровища Каратаевых», — подумал Розум, оглядывая жилище баронессы.

— Ну, садитесь, молодые люди. Я вам сейчас семейный альбом покажу, — пригласила Сабина. — Там много каратаевских снимков. — Она поставила на стол, покрытый белой скатертью, кофе с печеньем для гостей и пошла за альбомом.

— Вот как надо гостей принимать, — подмигнул Розум Лене. — А ты вечно комплексуешь, неделю готовишься.

Баронесса открыла альбом:

— Вот мой дед Людвиг Виллард фон Гогенау. Это опять он, с бабкой, в Царском Селе, на приеме у Александры Федоровны.

— Кто это? — чуть было не спросил Розум, но вовремя осекся под ледяным взглядом Усольцевой.

— Вот опять Людвиг. Здесь неинтересно. А вот и ваш прадед Архип Каратаев. Это они на Рижском механическом заводе.

— Представительный у тебя прадед был, Лена, — одобрил предка Розум.

— Да, красавец-мужчина, — удовлетворенно подтвердила хозяйка. — Они оба хороши. Одни усы чего стоят.

— А кто слева от Архипа? Красивая девушка.

— О, это же молодая баронесса фон Аугстрозе. Я с ней встречалась в Стокгольме в конце пятидесятых. Она еще была жива. А это красносельские скачки. Смотрите, одних генералов сколько! Весь высший свет империи.

— Да, недостатка генералов в России никогда не ощущалось, — философски заметил Розум.

— Баронесса, а можно будет сделать дубликаты каратаевских фотографий?

— Конечно, я закажу, а вы мне оставьте ваш адрес, и я вам их вышлю.

— Спасибо вам огромное, мы все оплатим, — заверила Лена.

— Да не за что. А, собственно, какова цель вашего приезда, не фотографии же?

— Видите ли, Сабина, дело в том, что летом 1918 года Архип Каратаев передал в Швецию семейные вещи через одного из своих хороших друзей. Мы знаем только, что его звали Станислав. Этот Станислав приходился родственником шведскому посланнику генералу Брандстрему.

— Да-да. Брандстремы — наши шведские родственники, — подтвердила баронесса.

— Архип оставил письмо, — продолжила Лена, — в котором он сообщает, что передал в Швецию какие-то вещи бригадира. Вот мы их, собственно, и ищем.

— Ну, в общем-то фон Гогенау действительно передавал в Швецию ценности и бумаги через посланника. Свои и, вполне возможно, чужие, но только мой отец Станислав этого сделать никак не мог.

— Почему? — в один голос воскликнули Лена с Розумом.

— Потому что он получил тяжелое отравление газами на фронте и с осени 1916 года находился в Швейцарии на излечении. И ни разу в Россию, тем более в восемнадцатом году, не возвращался. У него были поражены легкие. Практически остался инвалидом. Он лечился в Швейцарии с 1916-го по 1920 год. Там в то время были лучшие пульмонологи в мире. Они его поставили на ноги.

Лена и Розум переглянулись.

— А вы никакого другого Станислава не знаете в вашей семье или среди друзей?

— Нет, сожалею, но никого припомнить не могу.

— Архип в письме называет его «наш милый Стасик».

— Ну, это точно не мой отец. Они, конечно, были в хороших отношениях, но «наш милый Стасик» — это уж слишком. Так он называть его не мог.

— Ты знаешь, Лешка, — призналась Лена Розуму в самолете на обратном пути в Москву, — что-то я уже устала от этих каратаевских тайн. Чувствую себя, будто меня всю выжали.