Могол - Алан Савадж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шер-хан, — пробормотал могол. — Кто такой этот Шер-хан?
— Вы встречали его однажды перед битвой на Гогре, — напомнил ему Ричард. — Он показал нам брод.
— Хотел бы я, чтобы ему тогда отрубили голову, — прорычал Хумаюн. — Но в те дни ты принес нам победу, не поражение, Блант-бахадур.
Ричард знал: такой упрек неизбежен. Его удивляло только то, что Хумаюн слишком долго медлил с ним.
Была весна 1540 года, и вот уже девять с половиной лет, со дня смерти Бабура, неудачи преследовали моголов.
Между тем царствование Хумаюна началось довольно успешно.
Ричард тогда скрыл досаду, услышав решительный отказ Могола позволить ему вернуться в Англию, и с оптимизмом подумал, что, когда завоюют Гуджарат, разговор, возможно, будет другой. Он не нашел ничего лучшего для себя, как заняться подготовкой похода, чтобы он прошел удачно.
Вначале все так и было. Могольская кавалерия совместно с артиллерией и индусской пехотой разгромили войско Гуджарата с такой же легкостью, как прежде раджпутов и Лоди. Бахадур-шах бежал с поля боя. Однако слишком много его воинов осталось в живых, и вскоре они вновь собрались в непроходимых джунглях на юге, где могольская армия действовала не так успешно. Хумаюн не обладал отцовской военной прозорливостью и не сумел найти выход из сложившейся ситуации. Ричард убеждал Могола предоставить ему свободу действий. Среди его людей многие знали джунгли и могли ловко передвигаться в густых зарослях. Моголы же, несмотря на храбрость, проявляемую в открытом бою, с опаской входили в темную чащу и шарахались порой даже от юрких ящериц.
Хумаюн не разрешил своему английскому кондотьеру действовать самостоятельно, опасаясь, как бы Ричард не дезертировал вместе со своими людьми, не перешел на сторону противника, а то и просто не исчез в джунглях. Молодой правитель захватывал любой город, какой только мог, а затем, следуя своему увлечению, принимался осматривать древние храмы и изучать старинные книги, зачастую забирая их с собой. Он оставался изысканно-вежливым и интересным собеседником, но если Бабур предавался своим увлечениям только в свободное от полководческих забот время, то Хумаюн слишком часто заставлял армию ждать, пока сам разбирался в древних текстах.
Камран поддерживал брата во всех его беззаботных развлечениях.
Пали города Мунду и Чампанир. Но Бахадур-шах снова смог избежать сражения, причем все это время султан Гуджарата энергично реорганизовывал свою армию. Несмотря на это, на протяжении нескольких лет подряд Хумаюн беспечно утверждал, что Гуджарат уже присоединен к империи. Могол отправился в Дели, желая исполнить замысел отца и построить новый город Дин Панах поблизости от старого.
Камрана оставили командовать в Гуджарате, сделав Ричарда его помощником, однако самоуверенный могол не принимал советов, да к тому же, как и предвидел Бабур, показал себя бездарнейшим генералом. Когда шесть лет спустя собравшийся с силами Бахадур-шах сам предпринял наступление, армия моголов, поредевшая от лихорадки и недовольная своим никчемным вождем, была изгнана из страны.
Моголы впервые со времен победы при Панипате потерпели поражение. Только ветераны могли помнить взлеты и падения молодого Бабура — большинство воинов знали до сей поры только победы. И прежде всего — индусы, которые никогда не терпели поражений под командованием моголов.
— Для нас наступили дьявольские времена, Блант-сахиб, — проворчал Прабханкар. Несмотря на день ото дня тающую надежду, он все же очень хотел вернуться в Гоа, непрестанно мечтал об этом так же, как и Ричард, который прекрасно знал, что их стремлению пока не суждено осуществиться.
Дома Бланта ждало вознаграждение. Он оставил Гилу в третий раз беременной, когда уезжал в 1530 году, и теперь на него впервые посмотрел беспокойными глазами его пятилетний сын Махмуд.
Саид, бойкий девятилетний крепыш, значительно обогнал своих сверстников ростом, а восьмилетняя Исканда уже выглядела красавицей.
— Скоро настанет время искать ей мужа, — заметила Гила.
— Да, скоро, — согласился Ричард.
Однако вскоре он и думать об этом забыл. С домашним уютом пришлось распрощаться прежде, чем он успел им насладиться. В восточных провинциях империи вспыхнуло восстание.
Однако когда армия двигалась вниз по долине Джамны, Тахмасп, его верный тавачи, был рядом с ним.
Бабур оставил управление восточными провинциями в руках эмиров, но те ничуть не сомневались, что находятся под неусыпным наблюдением властителя, в любое время он сам мог приехать с инспекцией.
Его смерть повергла провинциальных правителей в растерянность, а вскоре стало совершенно ясно, что преемник не проявляет никакого интереса к руководству страной. Ричард тоже мало знал о происходящем в провинциях, но даже скупые строки докладов свидетельствовали, что в Бихаре неблагополучно: тирания и невежество шли рука об руку по этой благодатной земле. Именно поэтому он не сожалел, что кампания в Гуджарате закончилась, пусть даже и поражением. Он пришел к выводу, что безопасность и процветание империи, созданной Бабуром на севере Индии, важнее его собственных амбиций. Поражение означало конец личной мечте Ричарда, но он избрал служение Моголам, вознесся вместе с династией и падал с нею.
Ему едва удалось убедить Хумаюна отправиться в поход на восток, когда пришло известие о восстании Шер-хана.
Фарид! Ему, должно быть, около шестидесяти. До сих пор никто не сомневался в его смелости и незаурядных способностях. И вот он в очередной раз подтвердил эти оценки, когда стремительно опустошил Бихар и Бенгалию, одолев могольские гарнизоны хитростью и воинским искусством.
Потому-то Хумаюну и пришлось идти в поход на восток, чтобы наказать этого дерзкого старика.
Сначала казалось, что кампания обещает быть простым повторением похода Бабура в 1529 году. Восставшие уклонялись от сражения, и Хумаюн вновь захватывал город за городом, следуя за противником.
Ричард первым заметил разницу между двумя кампаниями, и какую катастрофическую разницу! Наступая в 1528 году, Бабур посылал впереди армии агитаторов, которые проникали в расположение противника и рассказывали о величии Могола, о несокрушимой мощи его войска. И в то же время великий завоеватель протягивал руку дружбы индусам.
Хумаюн не слишком жаловал индусов. Он понимал, что они часть его нации, что приносят пользу в сражении, но как народ они его не интересовали, разве лишь как историческая диковинка.
Зато теперь в лагере моголов стали появляться шпионы, рассказывающие о слабости правления Хумаюна и величии Шер-хана. Их ловили, подвергали жесточайшим пыткам, прежде чем посадить на кол, но они до конца кричали о превосходстве Шер-хана.