Могол - Алан Савадж

На следующее утро Бабур попытался переправиться со своими основными силами, но Лоди снова решительно атаковал, и воинам Ричарда пришлось опять защищать плацдарм в одиночку. Еще до наступления темноты Бабур переправил свое войско, лошадей и артиллерию. Пушки перевозили на плотах, которые придерживали канатами с обоих берегов, чтобы их не унесло стремительным потоком.

На третий день все было готово к сражению, и оно состоялось. На этот раз Бабур отступил от обычной могольской тактики ведения боя. Бабур намеревался организовать все таким образом, чтобы противник не смог в очередной раз избежать столкновения. Индусы, которым он все больше и больше доверял, образовав каре, двигались на уже и без того потрясенного противника, пока на флангах могольская кавалерия перестраивалась для главного наступления. Артиллерия гремела вовсю, люди Ричарда прорвали фронт врага, а моголы бросились на фланги, посылая стрелу за стрелой, пока люди Лоди не дрогнули.

Противник обратился в бегство, и вскоре индийская армия была изгнана с поля боя.

— Поистине ты заслужил награду, — приветствовал Бабур Фарид-хана. — Отныне тебя будут называть Шер-хан — могучий воин.

Фарид с благодарностью склонил голову.

— Что касается тебя, Блант-эмир, — повернулся он к Ричарду, — ты в очередной раз доказал свою ценность. С этого момента ты получаешь звание бахадура — одного из моих избранных рыцарей.

Лоди был взят в плен и приведен к Бабуру.

Он опустился на колени.

— Приветствую тебя, могущественный могольский воитель, — обратился пленный султан к победителю. — Тебе предписано небесами править этой страной. Я был глуп, пытаясь противостоять тебе.

Бабур внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Пощади мою жизнь, — продолжал Лоди. — Я стану самым преданным твоим слугой.

— Ты годишься в слуги, — сказал ему Бабур, — еще меньше, чем в короли. Да, ты был глуп, что противостоял мне, как и твой брат. Он, по крайней мере, погиб смертью воина. Посадить его на кол! — приказал он. — И всех его офицеров! Отрубить его людям головы!

Лоди дико кричал, когда его сажали на кол.

У Бабура были все основания гордиться Делийским королевством, которое вместе с его Кабульским королевством простиралось почти на две тысячи миль с северо-запада на юго-восток. Если искать аналогии в Европе, оно растянулось бы от Лондона до Буды. Даже Священная Римская империя не занимала такой огромной территории.

Бабур по-прежнему оставался целостной натурой. Каждый вечер он диктовал секретарю новую главу своих мемуаров, подробно описывая сражения, пока детали еще были свежи в памяти.

На следующее утро его позвали к постели Хумаюна. Молодой человек сражался в битве с Лоди как никто другой отважно, но сейчас едва мог двигаться.

— Он умирает? — спросил Бабур медика.

— В этом климате, мой государь, такой исход вполне возможен.

Бабур нахмурился.

— Тогда мы должны возвратиться в Агру, и как можно быстрее, — решил он. — Я вернусь в следующий раз, чтобы проследовать по реке до самого океана.

Бабура очень беспокоила болезнь принца. Он знал, что на карту поставлена жизнь не просто его старшего сына, а фактически его единственного наследника, поскольку Камран совсем не проявил способностей к поприщу правителя или военачальника, в то время как Аскари был слишком диким, а Хиндал еще совсем мал.

Армия возвращалась в Агру так быстро, как только могла. Бабур, признанный хозяин всего Делийского королевства, оставлял свои гарнизоны в ключевых городах. Он отправил послов в Бихар и Бенгалию, государства, прежде признававшие верховенство Ибрагима Лоди, призывая их подчиниться ему. Его мозг никогда не переставал перебирать проблемы, которые могли встать перед ним в будущем. Новость о поражении Махмуда Лоди так обеспокоила султана Назир-уд-Дина Насрат-шаха, что тот признал Бабура своим повелителем без колебаний.

Шер-хан, назначенный туман-баши и эмиром, оставался править на востоке наряду с другими наместниками. Но только здоровье Хумаюна сейчас по-настоящему имело значение для Бабура. Юношу несли на носилках, которые его отец сопровождал лично. Они шли вместе с армией. Ричард Блант возвращался с остатками войск. Поскольку они не достигли Агры до конца года, Ричард ожидал увидеть могольский двор в унынии. Но Хумаюн пока цеплялся за жизнь.

Ричард был сейчас могольским генералом, или туман-баши, и даже если младшие офицеры видели в нем язычника, никто не мог усомниться ни в его воинской отваге, ни в уважении, которое выказывал ему сам Великий Могол.

Слава Ричарда шла впереди него. Когда он вошел в свой дом, слуги состязались в том, кто поклонится ему ниже. Гила вышла встретить мужа с Саидом, держа Исканду на руках. Мальчику исполнилось уже три года, а девочке — почти год. У нее были черные волосы, светлая, как у матери, кожа и голубые глаза.

— Мой господин, — поклонилась Гила.

Ричард принял Исканду из ее рук. Девочка таращила на него глазенки, но не кричала.

— Она узнала вас, — сказала ее мать.

— Со временем она действительно узнает своего отца. — Ричард передал ребенка ожидающей няне и повернулся к Саиду: — А ты, маленький солдат, знаешь, кто я такой?

— Ты Блант-бахадур, великий воин и мой отец, — ответил мальчик.

Ричарда рассмешил ответ сына. Он схватил его на руки и подбросил в воздух.

— Однажды мы отправимся с тобой на битву вместе, Саид Блант. А сейчас иди, я хочу поговорить с твоей матерью.

Он поставил мальчика на пол и отпустил нянек. Они поспешили уйти из комнаты, перешептываясь.

— С твоей матерью все в порядке? — спросил Ричард.

— Да, мой господин, — ответила Гила. Ее явно что-то беспокоило.

— Я увижусь с ней чуть позже. А как твой брат Тахмасп?

— Единственное его желание — идти с тобой в поход.

— Ну, этого еще долго ждать.

На Гиле было полупрозрачное бледно-зеленое сари и чуть более темная накидка. На лбу сверкало украшение из бусин, на запястьях и щиколотках поблескивали золотые браслеты. Но в носу ничего не было — она ведь не рабыня!

Ричард подумал, что никогда не видел такой красивой женщины. Сейчас ей, должно быть, около девятнадцати лет. Он расстегнул накидку, и та соскользнула на пол. Фигура Гилы за время его отсутствия еще четче оформилась. Ее груди заполнили его ладони — он медленно освобождал ее от сари.

— Мой господин был одинок в походе? — мягко спросила женщина.

— Очень одинок, — ответил Блант и, обхватив ее обнаженное тело, осторожно приподнял и положил Гилу на тахту.

Никогда прежде она не показывала своего желания и нежности по отношению к нему. «Если судьба забросила меня в эти земли, значит, я могу быть счастлив здесь», — подумал он.