Новый Мир ( № 6 2011) - Новый Мир Новый Мир

На то мне Господом, наверно, и дана

В юдоли зримая тропа моя степная,

Чтоб жил затворником, порой припоминая,

Чем сердцу дороги былые времена.

Речною влагою, стекающей с весла,

С морскою пеною в пространстве закипело

Всё то, что встарь ещё о чём-то не допело,

Упало звёздами, чтоб сила возросла,

Всплеснуло крыльями, открыло слух мне вновь,

Дало дыхание свободное и зренье,

Земное чаянье, небесное горенье,

И речь воскресшую, и веру, и любовь.

*     *

 *

Вслед за словом, за звуком, за взглядом,

С этим светом, встающим с утра,

С этим садом, — а что с этим садом? —

С ним давно побрататься пора, —

Прямо в бездну, за тонкую стенку,

Прямо в невидаль, в топкую мглу,

Где, сдувая молочную пенку,

Настроенье сидит на полу,

В ненасытную эту воронку,

Где ненастье глядит в зеркала,

Вместе с эхом — за веком вдогонку,

Прямо в осень — была не была!

*     *

 *

Уже ржавеющей листвы

Цветные символы ероша,

Проходит ветер, — так и вы

По грани молви и молвы

Пройдёте в блеске синевы, —

А там позёмка да пороша

Засыплют, в сумерках шурша,

Вчерашний рай, где было мало

Чего-то вам — но где, бывало,

Как встарь на вас ни уповала,

На гребне бреда и развала

Внимала времени душа.

*     *

 *

Минувшей сладости не выпить и глотка

В разрухе нынешней, чьи шорохи сухие

Трухою сыплются сквозь возгласы глухие

Стихии, чуемой со вздоха, с шепотка.

Не так ли силится достать до локотка

В разлуке с памятью, чьё крепнет набуханье,

Тепло сентябрьское? — сдержать бы полыханье

Листвы зардевшейся, продлить бы трель сверчка!

*     *

 *

Некому больше во всём потакать —

Трудно ли в листья окно распахнуть?

Нет, никого не хочу упрекать

В том, что любви ни за что не вернуть.

Ветер ли страдный пройдёт по Москве,

Ливень ли хлынет в приморском саду —

Что отыщу я в седой синеве,

Если туда ненароком приду?

Если сейчас и вздохнут обо мне

Те, кто встречались меж прожитых лет, —

Что там увижу от всех в стороне,

Словно без песен и отзыва нет?

Что там за утро, иных мудреней,

В недрах степных с холодком в лозняках

Сердце сжимать начинало сильней —

Только цветы осыпались в руках?

Там за деревьями, вставшими в рост,

Кровью истекшими терпкой смолы, —

Колева привкус да марево звёзд,

Борозды, шрамы, подковы, узлы.

*     *

 *

И если я сейчас не подойду

К тому, что ждёт светло и терпеливо,

К тому, чьё здесь присутствие в саду

И есть уже предвестие порыва,

К тому, чем я спасаюсь и живу, —

То как мне быть лицом к лицу со светом?

Но я иду: сквозь сон — и наяву,

Туда — на звук, на слово в звуке этом.

*     *

 *

Так лучше — она недопета,

Мелодия тёплого дня,

Когда-то забытая где-то,

Но вся наконец — для меня,

Но здесь и повсюду — со мною

Пичужий щебечущий лад,

И солнце за южной стеною

Не хочет идти на закат.

Ну кто мне заменит раскаты

И трели в сумбуре хмельном,

Сквозь лиственный шелест, покато

Сквозящий под самым окном?

Там новая чудится нота,

Которую времени взять

Нельзя до сих пор — оттого-то

И движется вроде бы вспять.

Трофимка делает свободный выбор

Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Закончили Пермский университет. Прозаики, эссеисты, печатались в журналах "Новый мир", "Знамя", "Октябрь" и др. Живут в Перми.

– Раньше наша речка наполовину из рыбы состояла, я в классе слышал... — Трофимка надеялся, что мытье посуды прокатит мимо в этот майский денек.

Но не прокатило. Мама повторила просьбу вымыть тарелки.

— Ы!

— Что? — медленно повернулась она.

— Брата сейчас папа везет в каратеистский лагерь. А мне мыть!

— Брат твой тоже в восемь лет начал мыть. И тебя еще ждет аккордеон.

Трофимка думал: брату Васе хорошо было мыть — над раковиной качается и рэп сочиняет: “Дедушка в зеленом был весь, весь…” Он сказал:

— В музыкалке я слышал: в рэпе редко встречаются профессионалы.

— Посуда ждет, но ты готов рассуждать целыми днями.

— Сама ничего не делаешь целые дни.

— О! — ответила мама. — Тогда снимай шорты-футболку — это я тебе заработала! Давай снимай!

Трофимка не стал ничего снимать, а схватил мобильник и вылетел на улицу.

Солнце его встретило, распахнув лучи: иди сюда, сейчас я тебя обогрею. И как припечет!..

Здесь никто не скажет, что нужно мыть посуду, играть на аккордеоне или читать тридцать страниц в день про Хоттабыча.

А вон идет Мила из его же первого “а”, со своим лицом царевны. Увидела Трофимку, показала острые зубы и сбросила с головы венок из одуванчиков.

Только что эти золотые цветы делали ее еще больше царевной — и вдруг уже не нужны и валяются среди пустых мятых банок из-под колы.

И родители мне не так чтобы нужны, думал Трофимка. Есть солнце, качели, турник, сейчас на него залезу на мах, пусть Мила видит…

Откуда ни возьмись, подошел один в леопардовой майке.

— Пошли, поможешь дотащить. За это я тебе дам покататься. Типа, на плоту.

Волочь на веревке нужно было старую толстую дверь. Трофимке не хотелось надрываться, и он сказал:

— Брат обещал позвонить.

— Дыней своей подумай: пока ты тут базаришь, я буду олигарх речки.

Олигарх — совсем другое дело! Сразу страшно захотелось замутить дела с олигархом!

Тотчас они, как бурлаки, потянули за две веревки дверь с узорной табличкой “34”. Это у нее вместо паспорта и фамилии. Родители стали окончательно не нужны. И без них все было: новый друг, плот, свобода! Ура!

Только сил почему-то не прибывает — придется ослабить свою веревку в бурлацкой связке.

— Ща по щам! — сказал Леопардовый.

Трофимка рванул, загребая ногами песок. Он хотел избежать этого “щас”. Кажется, если этот “щас” наступит, не будет ничего хорошего.

И вот пришли. До берега рукой подать, потому что окраина города. Леопардовый командовал:

— Отключи мобилу! Поищем шест — надо чем-то отталкиваться.

Нашли лысую алюминиевую швабру, и Леопардовый протянул свою руку:

— Зови меня Макс. А тебя как? Кажись, Трофим?

— Да.

Макс тут же произнес каким-то новым, солидным голосом:

— Посцым в одно море, чтоб не было горя!

Они встали плечом к плечу и соединили струи в одну лужицу на песке.

И как ведь подействовали эти нужные стихи!

Плот сразу двинулся по течению и теперь волшебным образом уносил их в неизвестность так быстро, что на один миг за поворотом мелькнули то ли Америка, то ли Япония. А дальше вообще синела таинственная деревня Соболи, где когда-то бабушка Трофимки была совсем мелкой и собирала землянику.

Река ощупывала плот своими любознательными волнами, ветер также внимательно трогал их.

Рыбки из серебра с красными плавниками мелькали — это были разведчики из подводного царства. Они передавали сердитые сигналы синим стрекозам: следите за этими пацанами, чтобы не сломали тут всю нашу экологию! А стрекозы привычно усиливали их и слали пятнисто-золотым лягушкам, которые прыгали по-олимпийски с берега во все стороны, разнося новость о вторжении.