Тайны старой аптеки (СИ) - Торин Владимир

— Парик состоит из трессов — это ленты, к которым пришивают волосы. О, она смазала ядом их все. Изобретательно, мда… а потом, когда старина Уиллард откорчился, избавилась от трупа с помощью этого идиота Тромпера. Отправила дохляка Уилларда на дно канала…

Джеймс слушал с раскрытым ртом. Все сложилось! И предметы ненависти мадам Клопп, и то, что говорил Тедди Тромпер: его брат сделал кое-что для Хелен — то, что она обязана была оценить, — он помог ее матери избавиться от тела отца! Все вдруг встало на свои места.

— Почему вы рассказали мне об этом? — спросил Джеймс.

Лемюэль хмыкнул и подмигнул.

— Люблю выдавать чужие тайны, дорогой кузен. Я уже давно хотел кому-то рассказать, но все не подворачивались подходящие… уши… Хе-хе… Глядите, не проболтайтесь, а то, чего доброго, старуху вместе с фликом упекут в Хайд, где и вздернут, ко всеобщей радости.

Было очевидно, что Лемюэль именно этого и хотел. Избавиться одним махом от мадам Клопп, которая обращалась с ним, как с какой-то обувной щеткой, и от назойливого Тромпера, который никак не оставит его супругу в покое.

— Хорошо поболтали, дорогой кузен. Но мне пора. Весь в заботах. Пойду подброшу в суп дохлую крысу.

— Но ведь тогда он будет испорчен.

— Нет уж, он станет только вкуснее, а Хелен завизжит и заберется от страха на стул — она так боится крыс… — Лемюэль захихикал. — К слову, о Хелен. Она снова забыла запереть чердак. — Он достал из кармана ключ и ткнул его в руку Джеймса. — Мне лень туда взбираться, закройте чердак — мы же не хотим, чтобы оттуда выбрался страшный-престрашный монстр и всех нас сожрал? Хе-хе… А меня ждут более важные дела: дохлая крыса в суп сама себя не подбросит.

Лемюэль вышел за дверь и направился было к лестнице, но не сделал и двух шагов, как неожиданно остановился и дернулся. А затем обернулся. Его лицо снова обрело прежние осунувшиеся, печальные черты, в глаза вернулась обычная отстраненность.

— Как я сюда попал? — хмуро спросил он. — Я ведь шел… шел на кухню узнать, скоро ли обед. Но так задумался о работе, что…

Джеймс вздохнул с облегчением — это снова был старый добрый Лемюэль. И все же он держался настороженно.

— Почему вы так на меня смотрите, кузен? — спросил Лемюэль. — Я что-то сказал?

— Вы сказали, что так проголодались, что съели бы и Мередит, рыбу мадам Клопп.

— Я так сказал? Странно… терпеть не могу рыбу.

— Как продвигается ваша работа над сывороткой?

— Я достиг кое-каких результатов, — уклончиво ответил Лемюэль. — Сейчас добываю один из ингредиентов — он проходит конденсацию. Это долгий процесс, вот я и решил прерваться на обед.

— Суп уже почти готов, — сказал Джеймс.

Лемюэль повернулся и, почесывая затылок, пошагал прочь.

Джеймс глядел ему вслед, сжимая во взмокшей руке ключ от чердака…

…Поднимаясь по лестнице, Джеймс думал обо всем, что узнал.

Тайна, грязная отвратная тайна семейства Клопп, раскрылась. Сложилась из кусочков, словно порванное много лет назад письмо. И неудивительно, что это письмо порвали — совершенное однажды преступление испугало и возмутило бы всех, кто о нем узнал бы. В нем был замешан констебль — оба констебля! Ведь не стоит забывать, что Тедди Тромпер все знал.

И тем не менее тайна, как глубоко ее ни пытались похоронить, выбралась из своей могилы.

Джеймс не знал, что со всем этим делать. С одной стороны, ему было жаль Хелен, а ее отец заслужил то, что с ним произошло. Но с другой… мадам Клопп была не просто вредной старухой — она была убийцей! Лемюэль верно подметил: если правда вылезет наружу, его тещу арестуют и повесят.

«Это не мое дело, — сам себя убеждал Джеймс. — Я здесь не за тем, чтобы выдавать то, что случайно узнал. К тому же мадам Клопп и так себя наказывает, ведь не случайно же ей снятся кошмары о том, что она совершила…»

Он так задумался, что едва не наступил на ступеньку, сплошь покрытую чем-то липким.

«Вот зачем Лемюэль послал меня запереть чердак. Чтобы я поскользнулся и упал с лестницы! Это очередная его мелкая подлость…»

Переступив коварную ступеньку, Джеймс поднялся на третий этаж и подошел к двери чердака. Та и правда была открыта. Собираясь запереть ее, он вдруг подумал: «А что это за монстр, о котором говорил Лемюэль? Это была просто неудачная шутка?»

Решение возникло само собой. Джеймс быстро преодолел узкую темную лесенку и оказался на чердаке. Огляделся…

На чердаке все было по-прежнему: старые вешалки, ржавый трицикл, столы мастерской Лазаруса Лемони и…

Джеймс замер. Дверь черного несгораемого шкафа была приоткрыта.

— Вот ведь странность…

Любопытство толкнуло его вперед, он подошел и осторожно потянул дверь на себя.

Ржавые петли заскрежетали, будто захихикали.

Джеймс ожидал увидеть в шкафу старый хлам, о котором говорила Хелен, возможно, какие-то ценности семейства Лемони или даже склянки с тайными или запрещенными лекарствами, но там было кое-что другое.

Вернее, кое-кто.

В несгораемом шкафу стоял… с первого взгляда Джеймс решил, что перед ним автоматон. Еще один аптечный автоматон. Вот только чем дольше он на него смотрел, тем больше убеждался, что это не простой механоид.

У механоидов не бывает человеческих лиц!

Стоявшему в шкафу джентльмену на вид было около сорока лет, хотя его лицо напоминало сморщенный чернослив. Один глаз джентльмена был закрыт, а другой представлял собой вживленный в кожу латунный монокуляр с пыльной линзой. У обладателя монокуляра были длинные подкрученные усы и острая треугольная бородка. Собранные в недлинный хвост волосы охватывал бант — такие прически когда-то были довольно расхожи в среде военно-морских и военно-воздушных офицеров — до полного сходства не хватало только треуголки. Зеленый костюм-тройка между тем почти не отличался от тех, какие носили сейчас: долгополый сюртук идеально сидел по стройной фигуре, но пышный изумрудный галстук был повязан не вокруг воротника рубашки, а прямо вокруг металлической шеи. Висевшие вдоль тела руки джентльмена представляли собой латунные конечности автоматона.

Джеймс неожиданно поймал себя на том, что знает, кто перед ним. Он видел фотокарточку этого джентльмена в альбоме, хоть на ней оба глаза у него и были обычными, человеческими.

Лазарус Лемони! Он не отправился в Гамлин, он был заперт в несгораемом шкафу на чердаке аптеки! Еще один секрет, свивший себе гнездо по этой крышей, — очередное порванное когда-то на мелкие клочки письмо…

Джеймс поднял руку и прикоснулся к щеке джентльмена в шкафу. Она была сухой, но мягкой и еще теплой!

Лазарус Лемони был жив! Но как?! Как это возможно?!

От прикосновения к предыдущему хозяину аптеки на пальцах осталась вязкая маслянистая жидкость. Кожа Лазаруса была ею покрыта — наверное, именно этот… бальзам?.. позволял ему сохраниться, но как же… все остальное?..

Прислушавшись, Джеймс разобрал едва различимый звук, раздававшийся из груди Лазаруса, — ритмичное тиканье, как в часах, а еще шуршание, словно где-то там по трубкам перетекали какие-то жидкости. Внутри отца Лемюэля работали механизмы, происходили какие-то процессы.

И тут Джеймс заметил кое-что еще…

В груди предыдущего хозяина аптеки, прямо в жилетке чернело небольшое круглое отверстие. Замочная скважина!

Какой-то неясный порыв подтолкнул Джеймса под руку, и он достал из кармана найденный в клоаке ключ, а затем вставил его в замочную скважину.

В голове кто-то вопил: «Нет! Не делай этого! Не трогай его!», — но в Джеймса будто что-то вселилось, и он завороженно начал поворачивать ключ, согласно найденной вместе с ним инструкции: «Восемь раз по часовой стрелке и три раза — против».

Пальцы Джеймса дрожали от волнения, с каждым оборотом раздавался щелчок, и вот наконец ключ дошел до упора.

Джеймс отошел и во все глаза уставился на Лазаруса. А потом вдруг осознал, что сделал.

Затравленно оглядевшись, он схватил с ближайшего стола тяжелые часы, чтобы в случае чего ими отбиваться.