Согрей меня - Лина Манило

с неожиданной силой, впился пальцами в кожу, оставляя следы даже через слой ткани. – Я виноват перед тобой, очень. Но я и Серёгу не мог оставить, ему бы открутили голову, доберись до него Коршун или его люди. Прости, Мара, я думал, что если мы всё тихо провернём, если все поверят, что Сергей умер, если ты будешь верить, то всё обойдётся.

– Не обошлось, – Мара вспомнила свой сгоревший дом и встревоженный голос Натальи. – А Наталье эта… кто она?

– Жена Коршуна, – тихо ответил Андрей. – Он её любит больше бабок, больше всего на свете.

– Но она мне позвонила. Если Коршун её муж… почему она меня предупредила?

Андрей больше не видел смысла скрывать что-то от Мары. Хватит лжи, хватит страдать из-за глупостей брата.

– Наташка в одном вузе с Сергеем училась. У них была… любовь. Но потом она встретила Коршуна и бросила Серёгу.

Мара вновь почувствовала тошноту. Её душила новая правда, делала беспомощной и жалкой.

– Я не знаю деталей. Только Серёга прибежал однажды среди ночи и попросил помочь. Мне ничего другого не оставалось. Иначе бы его по-настоящему убили. Он мой брат, Мара, я его вырастил и только я виноват, что из него такой дятел вырос.

«Лучше бы его и правда убили», – жестокая мысль пронеслась в голове Мары, и ледяные мурашки выступили на спине.

– Если бы я тогда не согласился прикрыть Серёгу, если бы я только набрался решимости открыть тебе глаза…

В голосе Андрея сквозила тоска, а мягкие ладони держали крепко – не вырваться. Он уткнулся носом в колени Мары, потёрся о юбку щекой.

– Я такой дурак, Мара. Какой я идиот, – бормотал, а сам ластился точно кот. – Всё просрал, кругом ошибся.

Мара отпихнула Андрея, забралась с ногами на кресло, обхватила ладонями колени.

Устала от этого фарса, от чужих страданий. Её мир уже никогда не будет прежним, и теперь остаётся только в этом всём барахтаться.

Она не вдова? Всё ещё замужем? Или как? Все законы из головы вылетели, до того была ошарашена.

Вдруг остро поняла, что ей не хватает Стаса. Именно в этот момент больше всего ей хотелось скрыться на его широкой груди, закрыться от всего мира за надёжной спиной.

Мысль, что обещала ему позвонить, сказать о принятом решении засвербела под ложечкой.

«Так, достаточно».

– А знаешь, что? – Мара поняла, что больше не хочет находиться в этом доме ни единой минуты. – Идите вы все в задницу.

Не будет она пешкой в руках Коршуна, не станет приманкой для того, чтобы вытащить предателя на свет.

Да, сейчас в ней говорила истерика, паника и ещё чёрт знает что. Но Мара буквально задыхалась – и это не фигура речи – в доме Андрея. Тёмные эмоции толкали вперёд – подальше от Андрея, внезапно ожившего Сергея и этого проклятого города.

– Куда? – Андрей дёрнулся за ней, но Мара уже бежала, забыв в доме Андрея вещи. Быстрее к выходу, хватая на лету пальто. – Да стой ты!

Как в плохом фильме, в самый неподходящий момент начался дождь.

«Будь оно всё проклято!»

Ледяные потоки воды намочили волосы, те мгновенно прилипли к лицу, а влажное пальто – к телу.

– Мне нужно в аэропорт. Меня ждут.

– Бородатый твой?

– Не твоё дело! – рявкнула и накинула на голову пальто, укрываясь от дождя. – Он в тысячу раз лучше вас всех вместе взятых.

– Ты его любишь? – криво усмехнулся Андрей, и в глазах мелькнула боль.

– Да, – кивнула и вдруг поняла: это правда.

Она любит Стаса. Как не любила в юности Сергея и вряд ли полюбит кого-то ещё.

Глава 31

Стоило сойти с трапа, как к Стасу бросился личный водитель. На скуластом лице тревога, между бровей залегла складка озабоченности, разрезающая лоб надвое.

– Дмитрий Николаевич просил поторопиться, – сообщил Паша и указал рукой на парковку, где ожидала их до блеска отмытая машина.

Стас качнул головой, перебросил пальто в другую руку.

– Но вначале в квартиру отвези. Мне нужно переодеться.

Стасу казалось, что от его одежды разит дымом, чувствовал себя грязным. Паша, было, замялся, попытался напомнить, что Дмитрий Николаевич не любит опозданий, но Стас так на него зыркнул, что водителю пришлось замолчать.

– Будут ещё всякие указывать, менять мне трусы или в грязных ехать, – проворчал Стас, игнорируя обалдевший взгляд Паши.

Квартира встретила тишиной. В ней было уютно – Стас любил одиночество. Толстые стены поглощали звуки, пахло чистотой. Стерильность холостяцкого жилища успокаивала. Но – Стас, наконец, себе признался в этом – ему не хватало серебристого женского смеха. Он звучал в ушах, бередил сердце и мужскую сущность. Хотелось закрыться от всего мира вместе с потрясающей женщиной и неделю никуда не выходить, забив на все дела и заботы.

Сборы заняли не больше часа. Стас бы справился быстрее, не отвлекайся он всё время на телефон. Но в этом ворохе звонков и рабочих сообщений не было ничего от Мары.

Стас понимал, что дал ей слишком мало времени. Но в глубине души надеялся, что Мара пусть не его послушает, но внемлет голосу разума.

Одно Стас чувствовал каждой клеткой: Маре нельзя оставаться в том городишке, ей нужно быть рядом с ним. Или это ему нужно быть рядом с ней и он, играя грязно, использует любой шанс привязать к себе Марьяну?

Всё это очень плохо. Не стремясь к новым отношениям, Стас увяз в голубоглазой Маре по самую макушку и ничего не мог с этим поделать. Да и не хочется.

Но Мара не звонила. Но, что самое худшее, не отвечала на его звонки. Червяк тревоги выгрыз в сердце огромную дыру. О работе думалось меньше всего, хотелось рвануть с места и вернуться в крошечный городок, в котором была Мара. Что если с ней что-то случилось? Что если поджигатели на доме не остановились?

Но тонкий мерзкий голосок зудел над ухом, гнусно хихикая: