Красная петля - Реджи Нейделсон

Сонни посмотрел на меня сочувственно.

– Арт, дружище, об этом знали все. Сид раздавал свои папки, словно коробки с вишней в шоколаде. Псих, что тут скажешь. Он выступал по телевизору, этакий призрак либерализма, который вызывали когда нужно. Потом его попросили из газеты, и он свихнулся. Его истории никто особо в расчет не брал. Я переговорил с кучей народа с тех пор, как ты заскочил тогда ко мне домой, и это раскрыло мне глаза, старик. Тебе придется дать мне что-то посущественней на Сантьяго, нежели критика Сида Маккея в его адрес. Мне постоянно звонят люди, редакторы и прочие, интересуются, есть ли что-то криминальное в этих репортерских подделках материала. Поужинаешь со мной в «Рауле»? У меня там свой столик. Или предпочитаешь «Питера Люггера»?

Выслушав его мысли о Сиде и журналистском деле, я отвечал, что все-таки Джек представляется мне очень вероятным убийцей Сида. Я пил с Сонни уже час, сидя напротив него за столом, и рассуждал.

Я заваливал Сонни уликами, в которых не был уверен. Например, тот факт, что Джек жил в Ред-Хуке, хотя само по себе это ни черта не значило. Поведал, как Джек явился на мою свадьбу, о его спектакле для Валентины Свердловой. Я скроил сценарий. Очертил связи, ввел персонажей, наметил интригу, соткал все воедино, обшил тесьмой и пропитал убедительностью.

Так поступали сыщики во все времена. Иногда по этим аккуратным построениям им удавалось вычислить убийцу, иногда они ошибались; они поступали так ради санкции на арест, или же им до смерти надоедало расследование и хотелось хоть какой-то развязки. Иногда, пройдя сценарий до конца, они убеждали сами себя. Я – убедил.

– В чем дело, дружище? Ты простыл? Может, попросить Ронду выключить кондиционер? – Сонни размяк от выпивки.

Мои же руки покрылись мурашками. Я говорил без умолку. Сонни выпил еще. Я чувствовал, как внутри что-то сдвинулось. Порез на руке по-прежнему ныл.

Джек Сантьяго сейчас на пути в Беслан, собирается написать про детей, убитых бандой террористов, говорил я Сонни. Как умудрился Джек, спрашивал я, так быстро получить эту командировку? Обычное ли это дело? Не дай ему покинуть страну, Сонни, просил я, а он интересовался: каким образом? Прегради ему путь, говорил я, позвони кому-нибудь в иммиграционную службу или в службу безопасности.

Я перегнулся через стол и убеждал Сонни, что Джек убил Сида. Останови его, говорил я.

Сонни делался все более и более отстраненным, но, по мере того как я разукрашивал свою версию, видел, что он покупается. Он был читателем, нутром принимал повествование. Уходя, я знал, что убедил его в своем сценарии, в том, что Джек убил Сида Маккея, потому что мне самому хотелось верить в это.

23

Некролог Сида Маккея, наконец появившийся воскресном номере «Таймc», оказался выскоблен дочиста. Я взял утренний выпуск, выйдя из офиса Сонни около полуночи в субботу, и прочитал его на улице, не отходя от газетного автомата.

В некрологе не указывалась точная причина смерти. Там намекали и на болезнь, и на несчастный случай. В остальном же описывались учеба, семья профессиональные достижения, награды. Говорилось, что у покойного остались сын, Александр Джастис Маккей, и два внука. Алекс Маккей ни разу не упомянул о своих детях. Говорилось и о других членах семьи. Ничего не сообщалось по существу, был лишь послужной список и фотография десятилетней давности: Сид в костюме и при галстуке, слегка улыбается.

Я знал, что семья Маккей подсуетилась и взяла все под контроль прежде, чем обнаружится правда. Им повезло, что Сид погиб на неделе, когда любые происшествия южнее Мэдисон-сквер едва освещались.

– Арти! Впусти меня. Это я, Рик.

Было раннее воскресное утро, и я понял, что, вернувшись домой, так и уснул с газетой в одной руке и телефоном в другой, пытаясь дозвониться до Максин. Услышав звонок в дверь и голос Рика, я открыл, и он предстал передо мной в одних лишь обрезанных джинсах, с лицом, бледным от напряжения. В руке он держал номер «Таймc».

– Заходи. Не знал, что ты вернулся.

Он проковылял внутрь. Я не видел его со дня моей свадьбы. Знал, что он в отъезде, скорее все в Сингапуре, где у него бизнес. Он был бледен, под глазами темнели мешки, словно набухшие чайные пакетики.

– Сварю кофе, – сказал я. – Что случилось, Рик?

– Сид умер. – Он поднял газету, потом прошел на кухню, взял кофейник для эспрессо. встряхнул его, проверяя, есть ли там что-то, наполнил чашку и выпил ее в два глотка, стоя у плиты.

– Мне очень жаль. Я работал по этому делу, как мог, неофициально.

– Ты работал по делу, а мне не сказал?

– Тебя не было. Я не знал, что вы с Сидом были близки.

– Мы были близки.

– Хочешь поговорить?

Он оглядел папки, разложенные по всей кухне. Я собрал их и отнес на письменный стол.

– Что это?

– Так, всякая муть по работе.

– Я не пришел к нему на помощь, Арти. Сид звал меня, а я не пришел.

– Что? – Я слил себе остатки кофе и поставил еще.

– Ничего. Он звонил мне, говорил, что беспокоится, а я не пришел. Не хотел снова в это влезать. Я с ним был давным-давно.

– Вы с ним?…

– Да, но он не хотел, чтобы об этом узнали. В то время почти никто не знал о его ориентации. Он говорил, что слишком стар для меня. Однажды я познакомил его с родителями, так мой отец смотрел на него, как на пожирателя младенцев. Мало того, что сын педик, так еще и спутался со стариком, к тому же черномазым. А семейка у него: господи, это что-то невероятное, они жили в каком-то нереальном мире. Как-то я познакомился с его теткой, так она, кажется, возомнила, что я прислуга Сида, готовлю ему и так далее. Это было дико, будто на другой планете. – Рик уставился в кофейную чашечку. – После этого Сид сдался. Мы расстались. В районе H сентября мы встречались, тогда же все старались держаться вместе. У нас был скоротечный роман, не более. Но мы общались, так или иначе, раз в месяц встречались, обедали.

– Мне действительно жаль.

– Только найди подонка, который убил его, найди ради меня, – попросил Рик. – Мне пора.

– Позвони мне, если что.

– Конечно, – заверил он, и я снова подумал, как грустно, что наши пути разошлись.

Он проследовал к двери, открыл ее и обернулся:

– Я ведь очень любил его, понимаешь.

Теперь я действовал стремительно. Нужно найти весомые улики против Джека. И быстро. При желании он мог затеряться в России на месяцы. Что, если он улетел этой ночью, укатив на такси с Вэл? Когда отбывает последний рейс?

Я принялся обзванивать авиалинии. Зашел в тупик, позвонив даже в «Лот», польскую авиакомпанию, и тут до меня дошло, что Джек мог попросить какого-нибудь приятеля, владельца самолета, «подбросить» его. Он такой. Я обзвонил службы, связанные с частными перелетами. Единственным знакомым «воздушным частником» был Толя. Как-то у нас зашла речь об авиалиниях. Он поглядел на меня сочувственно и молвил: «Неужели ты думаешь, что летаю коммерческими рейсами?» Но Толя не будет работать извозчиком для Джека.

Я пошвырял кое-какие вещи в сумку и уложил все папки. Не хотелось никому их показывать, ни Толе, ни Рику, ни кому-либо еще, кто наведается в мой дом, а особенно – федералам, которые разглядели мой номер в перехваченном спутниковом сообщении Аль-Кайды.

Сонни сказал, что папки Сида – вздор, но больше ничего у меня не было. Надо просмотреть их еще раз. Может, я слишком ленив или туп? Так или иначе, чтобы обвинить Джека, нужны основания, и я знал, что придется перечитать эти записи, вдумчиво, обстоятельно, страницу за страницей. Подхватив сумку, я сел в машину и поехал домой к Максин, в Бруклин, где никому и в голову не придет меня искать. К тому же я соскучился. По дороге я остановился в Ред-Хуке.

Квартира Джека располагалась в белом доме, бывшей цементной фабрике. Он походил на крошащуюся башню из черствого белого хлеба. Находился в нескольких кварталах от склада Сида, легко доехать, легко дойти. Сейчас Джек – на пути в Россию. Я все еще не знал, какой он избрал маршрут. Я был уверен, что он улетел, но решил попытать счастья.

Я позвонил по домофону. Никто не ответил. Я слонялся у крыльца, пока не появилась симпатичная женщина лет пятидесяти, с коробкой кофе. На ней были шерстяные рейтузы и красный топ. Отличная фигура. В длинных черных волосах поблескивало нечто похожее на клей.

– Да, да, конечно, я знаю Джека, – ответила она, прислонившись к парадной двери, и поведала, что вчера вечером разговаривала с ним.

– Он был с девушкой?

– Нет, – ответила она. – Без девушки.

Ночью он вышел с чемоданом. Поздно. Не помнит, в котором часу. Он позвонил к ней в дверь, как делал всегда, уезжая из города, знал, что она всегда на ногах, да и в любом случае не стеснялся кого-либо разбудить. Сообщил, что улетает в Россию. Попросил забирать его почту. Дал понять, что у него важное дело, что он собирается сделать репортаж о Беслане, о той школе, о погибших детях, и так далее, и тому подобное. Обычный треп Джека, пускающего пыль в глаза.