Красная петля - Реджи Нейделсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, ты переехал, Джек? Ты жил где-то в центре, но вроде говорил, что переехал.
– Ну да, – ответил он. – У меня была квартира в Сохо, но с ней покончено. Продал ее, выручил кое-какие деньжата, думал перебраться в Вильямсбург, но тут подвернулась отличная квартирка в Ред-Хуке, просто класс, на складе восьмидесятых годов девятнадцатого века, чудесный вид. Не прямо у воды, но недалеко. Ред-Хук – мечта поэта, понимаешь? Вэл там не нравится, но она и была там всего раз, а мне и в городе хорошо с ней гулять.
«Давай же, – думал я, – расскажи про Сида». Спрашивать я пока что не хотел. Нужно было, чтобы он сам рассказал.
Не хочешь передать привет через меня кому-нибудь в России, Арти? Нет каких-нибудь ценных связей? – спросил Джек и вдруг осекся, посмотрев мимо меня.
Появился Толя Свердлов. Джек обратился к нему по-русски, по имени-отчеству, что звучало нелепо среди нью-йоркской толпы в районе скотобоен.
– Где Валентина? – осведомился Толя по-английски.
– Ужинает с подружками, – ответил Джек.
– Я хочу ее видеть.
Толя уже успел изрядно выпить. Перекусил, как обычно, в «Фастис», в квартале отсюда, сообщил он, словно намекая, что Сантьяго не умеет выбирать ресторан. Он пожал мне руку, довольно любезно, но прохладно.
Когда он направился в зал, из служебной двери появились двое владельцев заведения и принялись с ним обниматься. Толя возвышался над всеми. Он представил им меня.
Джек, обойденный вниманием, забеспокоился.
– Пойдем поищем Вэл, – сказал он.
– Сейчас, – ответил Толя. – Скажи ей, что я здесь. – Он взял меня за руку: – Пожалуйста, останься со мной.
Я был в нетерпении. Мне хотелось переговорить с Джеком. Он обзавелся жильем в Ред-Хуке, потому что там здорово. Но я ему не верил.
Он направился через толпу к столику, за которым сидела Валентина.
– Думаешь, она влюблена в него? – спросил я.
Я уже знал, что Толя не прочь отвернуть голову этому парню.
– Он козел, – заявил Толя по-английски.
– Ты считаешь его козлом только потому, что он встречается с Вэл.
Толя склонился надо мной, теперь он говорил по-русски, очень тихо, выразительно и скорбно:
– Ему сорок, он вдвое старше ее и большой выдумщик. Видал я таких. Ему нужна от меня информация, он любит сказки про ядерную контрабанду, байки для толпы, шпионские истории, он верит в теории заговора, выспрашивает меня о моем прошлом. Расскажи мне свою историю, просит он и пытается говорить по-русски. Уважительно называет меня по батюшке. Но какое ему дело до моего прошлого? Утверждает, будто сам наполовину русский, а я думаю: кого это волнует? Он присосался ко мне, понимаешь? Мнит себя великим журналистом, треплет об этом, говорит, будто в Штаты поступает ядерное оружие, бредит, что во всех портах провозят бомбы в чемоданах. Это громкое дело, говорит он, и ноги растут из России, а я думаю: ну и что, блин? Я занимаюсь недвижимостью. А он мне не нравится, и я не хочу видеть его рядом с Валюшкой.
– Итак, он русский, – сказал я. – И параноик. Что еще нового?
– Он не совсем русский. Отец кубинец. Мать, возможно, русская. Частично. Кто пригласил его на свадьбу?
– Не я. Я почти не знаю его. Может, Валентина?
– Сантьяго работает по плану, я уже говорил. Он распинается перед тобой, плетет байки из дыма и тумана, потом задает вопросы и, если ты не отвечаешь, выдает свои фантазии за чистую монету. Он любит выставлять людей напоказ, – сказал Толя. – Он из тех, кто убить готов ради красного словца. Видишь, как он дефилирует по залу? «Дефилирует», так правильно?
– Да.
– Твой английский по-прежнему лучше моего.
– Спасибо, – сказал я. – Вэл действительно влюбилась?
– С ума по нему сходит. Слыхал я его россказни – весьма забавно и весело. Какие у него крутые связи, как он устроит ее в кино, как он знается с Томом Крузом и вообще со всеми. Брехун. – Он положил мне руку на плечо. – Вэл красавица, правда?
– Она просто чудо, – ответил я. – Пошли к ней.
По ресторану сновали официантки в туфлях без задников и восточных одеждах, рассказывали посетителям на низких стульях о блюдах, расписывали достоинства лапши и роллов.
Вэл сидела за большим столом в компании подруг. Завидев нас, она вскочила и бросилась на шею Толе, а потом расцеловала меня в обе щеки.
– Папка! Арти! Идите, я вас со всеми познакомлю.
– А где Джек? – спросил я.
– Встретился со старым другом. – Она указала на другой столик, и я увидел там парня в черной футболке. За тем же столиком, как мне показалось, сидел мой дантист, доктор Пелтон Крейн, и я глазам своим не поверил. Пропивает мои денежки.
– Он вернется, – успокоила Вэл. – Присаживайтесь к нам.
Она передвинула двоих приятельниц и усадила меня рядом с собой. Толя занял стул по соседству.
Музыка гремела, голоса становились громче, в бокалах позвякивал лед. Я огляделся. За столом было четверо мужчин лет под тридцать, старше девушек. Насколько я успел выяснить, они владели ресторанами, клубами и «феррари». Двое из них – русские. Еще один – актер, чье имя я смутно припоминал, а когда он встал, чтобы пожать мне руку, было ощущение, будто он по-прежнему сидит. Симпатичный блондин очень маленького роста.
Три русские и богатые девушки были до зубов обряжены в модные шмотки, стоившие, наверное, не одну тысячу. На одной было неоново-голубое платье без лямок; на других – мини-юбки, едва выглядывавшие из-под ремешка, и крохотные блестящие топики, являющие взору глянцевые животы и идеальные груди. Им было по девятнадцать-двадцать лет, как Вэл; идеальная кожа, волосы, ноги, руки.
Официантки подносили восточные блюда, коктейли струились разноцветными реками, а Вэл с друзьями ели и пили, будто стадо голодных, томимых жаждой, прекрасных юных парнокопытных у корыта.
Девушки говорили по-английски без акцента. Они родились в Америке, но двое признались, что их бабушки и дедушки по-прежнему в Москве.
Не упуская из виду Джека за соседним столиком, я улавливал лишь обрывки разговора. Подруги Вэл учились в колледже, но истинным их увлечением был бизнес. Одна девушка работала на своих родителей. Там крутились большие деньги. Беседуя с Вэл, она обронила, что съём ее летнего коттеджа в Ист-Хэмптоне обходится в сотню тысяч, но она все равно собирается купить этот дом.
Толя расположился рядом со мной в низком кресле с кожаным сиденьем. Ему, кажется, было неуютно. Он пил много чистого скотча и пояснял мне на ухо: та девица в голубом – дочь Крушкова, рядом с ней – Лепинская, а та – племянница Климова. У того блондина, вещал Толя, папаша занимается нефтедобычей на Дальнем Востоке. Или нефтеперегонкой? Я плохо его слышал. Сложно было сосредоточиться на реестре олигархов и «лендлордов», капнувших золото и сложивших нахапанное в швейцарские банки, или же тех. кто просто дорвался до алюминия, алмазов и ядерных ракет, когда распался Советский Союз.
Эти лети, друзья Валентины, родились уже в Америке, росли на Манхэттене или в Майами. Девушки занимались бизнесом или учились на юридическом, кто-то работал моделью, а одна нацелилась на актерскую карьеру.
– Посмотри, – шептал Толя. – Отец этой девчонки в розовой юбке с бриллиантовыми десятикаратными серьгами может купить мадридский «Реал», ему принадлежит половина Владивостока, у него шестнадцать полотен Пикассо, Артем, шестнадцать. А эта малютка рядом с Вэл, с отличными сиськами, торчащими из белой футболки за пять сотен баксов? У ее папаши по венам бежит нефть, а еще имеется сеть отелей в Дубай, уран, алмазы, леса в Южной Африке, которые он тайно вырубает. У ее дяди недвижимость в Китае. Эти люди – большие игроке, Артем. Они владеют настоящими ценностями. Целыми городами. Землей.
В Толином голосе слышалось такое вожделение, какого я не помнил, даже когда он говорил о женщинах. Он жаждал всего этого. Он был предан деньгам, как старый партийный хрыч своей идеологии. Может, раньше я и не слушал его по-настоящему. Я поискал взглядом официантку. Мне нужно было выпить еще.
Вэл и ее приятели будто не замечали нас с Толей. Смеялись, ели, пили, булькали коктейлями, как дети газировкой. Возможно, они наглотались колес или нанюхались кокаина, а может, просто радовались жизни.
Две девушки, мои соседки, спорили с парнем – ему было двадцать пять – двадцать шесть, не больше, но он явно владел не одним баром, – нужно ли нанимать автобус для поездки по Огайо за Джона Керри; все так делают, ходили слухи, что Бритни и Бейонс тоже отправляются. Этих несчастных республиканцев в сомневающихся штатах надо лишь слегка подтолкнуть, чтобы они пересмотрели убеждения, – таков был общий вывод.
Мне представилось, как эти девчонки в дорогущих шмотках совершают экспедицию в трущобы, ходят по заплеванным этажам домов с видом на помойку, у входа которых приделано баскетбольное кольцо, и агитируют за Джона Керри, человека, который платит по двести баксов за галстук и покупает по двести галстуков за раз, а на досуге развлекается виндсерфингом.