Дрозд и малиновка - Марианна Красовская

хотели. Большие часы были на башне магистрата, еще одни — на площади возле порта. А вот в дома покупали только богатеи. И уж точно они не поставили бы их в гостевую комнату. Кстати, у нас в школе часы были самые простые, без малейших изысков, и стояли они на полке в одном из учебных классом. Но мы все равно пользовались песочными, сделанными на заказ: их цикл как раз был равен времени урока. Удобно.

Хотелось переодеться, желательно — в любимые юбку и блузку. В кимоно, даже очень красивом, было неудобно. Но увы, пришлось смириться.

Оставив в покое часы, вышла в сад. Было очень жарко, зонтик остался в экипаже, солнце стояло высоко в небе, и я тут же поняла, что завтра в веснушках будет не только нос, но и шея. К тому же в этой части сада совсем не было деревьев, только ровные невысокие кусты, даже спрятаться в тень никак не получится.

Поэтому я почти бегом устремилась к красной лаковой беседке с круглой гнутой крышей. Там уже кто-то был, но это меня сейчас смущало мало.

— Привет, — сказала я юной девушке в простом белом кимоно и шелковым платком на черных длинных волосах. Девушка оторвалась от тетради, в которой что-то рисовала, быстро поглядела на меня золотыми, как у всех Кио, глазами и коротко кивнула. Даже подвинулась немного, явно намекая, что не против моего присутствия.

Везет мне как утопленнику! Я готова спорить на кошель рюпов, что это — та самая бунтовщица Юракай!

Во-первых, по возрасту она вполне годилась светлоликой во внучки. Во-вторых, глаза и явное сходство и с Кейташи, и с императрицей. Серьги в ушах золотые, тонкой работы, старинные и дорогие. Но вот одежда явно снята с какой-то служанки, да еще шелковые туфельки небрежно скинуты на землю, а крошечные босые ножки (бесспорно, совершенно очаровательные) нетерпеливо постукивают по деревянному полу беседки, что, вообще-то, абсолютно неприлично.

— Ну давай, читай мне морали, училка, — наконец вздыхает девчонка, выразительно закатывая глаза и откладывая тетрадь.

— Кто я, чтобы читать мораль Юракай Кио? — в тон ей отвечаю я.

Она удивленно смотрит на меня и вдруг хохочет, весело и заливисто.

— А ты совсем не дура, лея Мальва.

— Ты тоже, лея Юракай. Откуда ты меня знаешь?

— Это просто: ты рыжая. Я знаю, что бабка тебя ждала, в расписание заглядывала. И про школу твою рассказывала, какие там чудеса из всяких простушек выращивают. Так и знала, что эта старая цапля захочет от меня избавиться. Что ж, лучше уж школа, чем мешок на голову и в речку. Теперь ты — как догадалась?

Я с улыбкой перечислила свои наблюдения. Юракай быстро закрыла руками ушки и прикусила губу обиженно:

— Как я глупо попалась! Кстати, ты не права. Кимоно мое собственное, траурное. Я… скорблю. А она понять не могут.

— Скорбишь? — удивилась я. — По кому?

— Некоторое время назад был убит близкий мне человек. Любимый человек, — тихо сказала девочка, серьезно глядя на меня. — Понимаешь?

— Тебе… четырнадцать? — предположила я. — Я сочувствую твоей утрате.

Неужели она про Кея? Он ведь говорил, что отец объявил его мертвым. Нет, вряд ли. Что может связывать этого нахала с молоденькой девочкой? Узы родства разве что. Друзьями они, наверное, быть не могли. Хотя кто их знает…

— Если мне нет еще пятнадцати, разве я не могу любить? — горько спросила Юракай. — Разве любовь выбирает возраст? Разве от того, что я еще молода, мое горе становится меньше?

— Конечно, нет, — спокойно ответила я, вдруг почувствовав, что этот не по годам взрослый ребенок весьма одинок. — У горя нет ни времен, ни сроков.

— Ну, если что, скажешь бабке, что я теперь и не против в школу ехать. Все лучше, чем тут куковать. К тому же… у меня есть дело в Шейнаре.

— Какое же?

— Мстить буду, — серьезно ответила девчонка и уткнулась в свою тетрадь.

Вот как. Значит, я угадала. Она влюблена в Кея, и ей не сказали, что он жив. А он вообще до дворца смог добраться? Я его пока не видела.

Еще немного посидев в тени беседки, я решила продолжить свой путь по саду. Надолго меня не хватило, в солнечный день гулять без зонтика — подлинное самоубийство. Кусты и дорожки уже не казались мне такими уж привлекательными, а наш буйный сад с его древними высокими деревьями я вспоминала почти с тоской.

Пришлось мне вернуться в свою комнату, где я с удовольствием обнаружила уже саквояж с родными вещами: юбками и блузками. Какое счастье! Надеюсь, находиться в своих покоях в чужеземной одежде не является оскорблением императорского рода. В любом случае, кимоно у меня было только одно. В чем мне идти на ужин или куда там еще меня могут позвать — я даже не представляла.

Ровно в семь вечера появился Киан с подносом. Расставил на невысоком столике крошечные тарелочки, налил в чашку чай из чугунного чайника и оглянулся на меня, беззаботно лежащую на постели с книжкой в руках.

— Лея, вас сегодня желает пригласить на прогулку сэй Кио.

Я вздрогнула всем телом и широко раскрыла глаза: Кей!

— Мне не в чем пойти.

— Ваш… хм… наряд не должен его смутить. Сэй Кио будет ждать вас у большого фонтана в восемь.

Стоит ли говорить, что я почти не чувствовала вкуса еды, постоянно поглядывая на часы? А ведь кормили тут ничуть не хуже, чем в Дивной Розе!

Без нескольких минут восемь я уже торопливо шла по дорожке к центральной части парка к огромному ступенчатому фонтану, выискивая глазами знакомую фигуру. Но увы, Кейташи тут не было. Зато, заложив руки за спину, на мраморных и золотых карпов глядел совсем другой мужчина, тоже, как я полагаю, из рода Кио. В белом кимоно, высокий, уже в возрасте. Неужели… сам Император? Ему-то я зачем?

— Лея Мальва, — кивнул он мне. — Меня зовут Исаму Кио.

Императора совершенно точно зовут не так, и это немного успокаивает.

— Я отец Кейташи.

— А… очень приятно, сэй Исаму.

А он вдруг