Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

– Так это твой сын.

Я словно бы стал ниже, да и потом сидел как на иголках и все думал: что же, отец такой же лох, как и я, тоже не смог завоевать женщину?!

Гостья притворно хихикнула, а потом лицемерно притянула меня к себе, что мне категорически не понравилось, поскольку от нее чем-то пахло, интересно, она мясом торгует или рестораном заведует? Тетка снова рассмеялась, сказала, мы с отцом очень похожи.

– Да вообще не похожи.

Отец стоял позади меня, он стащил с меня шерстяную шапку, потом похлопал по моей башке, как по арбузу. Гадость! Я увернулся. Старый черт снова отправился на кухню и занялся готовкой. Женщина спросила, в какую школу я хожу. Я не задумываясь брякнул:

– Хулиот.

Мы все так отвечали, это сокращение от «отпетых хулиганов». Женщина по ошибке решила, что я сказал «Полет», и начала нахваливать, что у них в городе есть школа с таким названием, очень хорошая, я едва не рассмеялся. Она спросила про оценки, я с улыбкой ответил, мол, в первой десятке. Женщина потрепала меня по щеке и сказала:

– Преподавателям ты наверняка нравишься.

Я ответил, что преподавателям нравится только трогать за попы моих одноклассниц, я сам видел. Старый черт строгим голосом крикнул:

– Чай завари!

Женщина пить чай не стала, закатала рукава и пошла помогать на кухню, тут Цинтяо ей проигрывала, признаю.

Они там шушукались, а я прятался за дверью и подслушивал. Женщина чистила лук и приговаривала, вот, мол, какой любящий отец, столько блюд наготовил. Отец ответил, что он для нее готовил. Я даже хотел влепить самому себе пощечину, вдруг он порадуется? Женщина сказала, что Старый черт любит пышные фразы, а сам не дождался ответа и сбежал, пришлось даже ресторан на день закрывать. А я закивал, понятно, Старый черт у нее в ресторане работает поваром и сбежал, недовольный зарплатой. Женщина снова заворчала, мол, мне все говорили, что на тебя нельзя положиться, уговаривали выгнать тебя, но я аж сюда приехала, это доказывает, что ты мне нужен. Эх, я подумал, что такие слова Цинтяо должна говорить мне. Я снова услышал вздох, вытянул шею и увидел, что рука Старого черта лежит на толстой заднице женщины, впечатляющее зрелище, а еще обманули меня, что между ними ничего такого; я корил себя, что не вел себя так же с Цинтяо, а потом увидел, что женщина чуть потерлась о его ногу, Старый черт дернулся, сказал, мол, ты с ума не сходи, обожгусь. Я фыркнул и тут же зажал рот рукой. Женщина спросила, сколько отец планирует тут пробыть, мол, ей надо точно знать, у нее поклонников пруд пруди. Я чуть было не вошел и не сказал отцу: да она тебя пугает, за ней ухаживать могут только хромые да слепые, пусть зарплату прибавляет!

Старый черт крикнул, чтобы я собирал на стол.

Мы втроем уселись за стол, отец почувствовал себя как дома, я молчал, женщина тоже, как я догадался, она думает о своем ресторане, подсчитывает убытки за день простоя. Я хотел было сказать, что печалиться не надо, отец у нас важная птица, специально изображает невесть что, а добавишь денег – и побежит как миленький.

Женщина с улыбкой положила еду сначала мне, приговаривая, дескать, у отца твоего золотые руки, он так вкусно готовит. Я скривился, хотел сказать, что надо уважать своих работников. Женщина подцепила палочками креветку и дала мне, сказав, что моего отца все любят. Я реально заволновался за нее, вроде умная тетка, что же с пустыми руками приехала, отец у меня человек практичный. Старый черт зубами открыл бутылку. Женщина спросила, не выпью ли я стопочку, но отец не разрешил. А я такой человек, что, если мне запретить, я назло сделаю, пока они ходили за жареным арахисом, я глотнул прямо из горла. Я вместе с компанией Сыдина уже пил и пиво, и вино, но папина водка оказалась гадкой на вкус, какой-то жгучей. Отец подошел, оттащил меня за ухо и сказал, чтоб я не безобразничал, ему это не нравится, мол, сначала подрасти, а потом уже пей по-нормальному. Мне стало нехорошо. Женщина принесла жареный арахис, Старый черт с улыбкой налил ей водки.

– Волокита, – шепнул я так, чтобы отец слышал, а потом поспешно добавил, что курица по-сычуаньски очень вкусная.

Отец велел мне смотреть на него, я сказал, что не привык. Над его затылком горела очень яркая лампочка, которая резала глаза, сто ватт. Но отец не пощадил меня, сказав, что в ней всего сорок. Я хохотнул пару раз, пережевывая курицу, которую мне положила женщина. Отец спросил, я перестану пороть чушь или нет, добавив, мол, в тихом омуте черти водятся. Мне эта фраза очень не понравилась, а вино прибавляет смелости, поэтому я постучал палочками по ободку чашки и сказал:

– Послушай, дождь пошел, первый весенний дождь.

Женщина засмеялась кудахтающим смехом. У отца вытянулось лицо, он прикрикнул, мол, ты когда перестанешь болтать всякую ерунду? Я показал ему язык, а Старый черт вдруг улыбнулся, я впервые увидел, как он улыбается, хотя, возможно, он просто притворялся перед «начальницей», но мне это придало смелости. Старый черт потрепал меня по голове и сказал, что мы с ним похожи.

– Ага, озорным видом, – сказал я.

Старый черт опять рассмеялся. Он решил, что мы поладим, а по мне, так было бы странно. Я совсем распоясался и закинул ноги на стул, на котором сидела женщина. Мне показалось, что в этом нет ничего эдакого, но Старый черт попросил меня убрать ноги, тогда я сказал, что не стоит перегибать палку, вот стану я в будущем начальником, появятся у меня деньги и квартира, придется меня слушаться. Дошло до того, что Старый черт поднял руку, только тут я опешил, женщина принялась уговаривать его, а отец, все еще с трудом переводя дыхание, велел мне побыстрее доесть и собрать портфель на завтра. На сердце стало тяжело: отец хочет меня выгнать, чтобы тут единолично хозяйничать! Но я не осмелился сказать этого вслух, поскольку вид у него был очень суровый, стоит мне еще что-то «выкинуть», и он меня поколотит. Он повторил, чтобы я ел быстрее, у меня на глаза почти навернулись слезы, я усиленно чавкал, несколько раз отказавшись, когда женщина хотела положить мне добавку. Старый черт назвал меня невежливым, снова поднял руку, да этот парень привык всем отвешивать тумаки, самый плохой отец на свете. Я отставил в сторону чашку и вышел из-за стола, заявив, что завтра пойду все бабушке расскажу. Женщина рассмеялась, сказав, что приезд отца – бабушкина идея, старушке со мной не управиться. Я вытаращил глаза и открыл рот, а женщина велела не удивляться, все деньги на мое содержание присылал отец. Мне было ужасно неприятно, особенно из-за того, что на лице Старого черта появилось самодовольное выражение.

А за окном шумел дождь.

Я нехотя собрал портфель, никак не мог вспомнить, где лежат эти проклятые книжки, в туалете вроде физика валялась, литература и история в углу кровати, вроде за диваном еще несколько книг, я так и не понял, хотя меня это и не заботило, я не хотел возвращаться в школу; притворился, что ищу повсюду, а сам тайком вытащил мобильник женщины, спрятался в спальне и набрал Цинтяо, сказал, что приду к ней завтра с утра, я не собирался испытывать благодарность к Старому черту. Она обрадовалась и предложила встретиться на старом месте. А еще я попросил не говорить Сыдину, она чмокнула меня в трубку, я был на седьмом небе.

Старый черт велел мне выйти, помог найти книги, заодно переворошил всю кучу, я жалел, что не сжег все еще вначале, напрягся и ждал тумаков, но отец не стал меня наказывать, сказал только, чтоб я умылся, вымыл ноги и шел спать. А еще он мне приготовил сумку, положил туда зубную щетку, пасту, полотенце, у меня кровь застыла в жилах: если я со всем этим барахлом пойду к Цинтяо, она меня засмеет!

Старый черт спросил, хочу ли я молока. Я ответил, что нам в школе дают. А сам знал, что, пока я не ходил, преподаватели могли этим молоком хоть умываться. Женщина тоже уже прополоскала рот и умылась и, шаркая тапочками, пошла в спальню; я-то думал, что Старый черт тут же ломанется за ней, а он специально копался в гостиной, я догадался, что он просто не хочет, чтобы я видел, так что быстро умылся и проскользнул к себе. Перед сном я услышал, как они начали ссориться. Женщина просила вернуться с ней, здесь нельзя жить, город маленький, возможностей для развития нет. Я хотел уже возликовать, но дальше она сказала очень неприятные для меня слова, мол, твой сын шпана, и это уже не поправить, я невольно стиснул зубы. Старый черт упрямился, твердил, что не поедет. Хлопнула дверь, а потом отец вошел ко мне, я притворился, что сплю, поскольку ужасно испугался, что он сейчас ляжет со мной, это меня свело бы с ума. Старый черт присел на краешек кровати, несколько раз позвал «малыш Додо» – это мое детское имя, он мне сам его дал, когда в детстве рассказывал сказки, в этот момент сердце мое наполнилось невыразимым чувством, но я по-прежнему игнорировал его. Старый черт вышел, когда он закрыл дверь, мне стало грустно, возможно, я ранил его в самое сердце, хотя если подумать, а есть ли у него сердце? Определенно сейчас он как ни в чем не бывало помирится с этой теткой, Старый черт ведь не промах.