Деньги за путину - Владимир Христофоров

— Какой подарок? — с трудом пробился сквозь эту заунывную тираду Савелий.

— Дай икорки, хоть баночку. Такую маленькую, — зануда развел руками. — Девочки, понимаешь, маленькие, икру еще не ели. — Он готов был вот-вот заплакать.

— В колхозе запросто можно купить. Хоть десять банок.

— Да ну? Правда? Так я побегу. — Он трусцой побежал вдоль берега. Но почему-то не в сторону города, а туда, где стояла другая бригада.

Был еще один тип просителей. Раза два за лето на стане появлялся известный всему городу механик с морпорта по прозвищу Шлеп-Нога. Его любили за веселый нрав и золотые руки. Но Шлеп-Ноге упорно не везло. В первый раз он привез полный рюкзак вина и так набрался сам, что утром, когда ему напомнили о рыбе, он замахал руками: какая рыба, ребята, на работу опаздываю. В следующий раз он опять приплыл на своей лодке с ящиком пива, но начался шторм, и ему пришлось возвращаться в город пешком, без рыбы. Дьячков уверяет, что вот уже года три Шлеп-Нога регулярно возит рыбакам угощение, но еще не было случая, чтобы он возвращался домой с рыбой — или забывал, или терял, или отказывался сам. Даже рыбинспектор как-то сказал, что если бы он задержал Шлеп-Ногу с рыбой, постарался бы не заметить его. Шлеп-Ногу любили.

Виктор Варфоломеев

До плана оставались считанные центнеры. Решили третьего хода не ждать и добрать нужное количество за счет учащения переборок невода. Это тяжело, вкалываешь сутки, а в итоге кое-как набирается одна рама. И вот однажды Корецкий, вынув квитанции, объявил, что если все будет хорошо, послезавтра к вечеру должен быть план. Наконец-то! Кое-кто даже начал подсобирать вещи, хотя еще предстояло снять невод, сдать весь инвентарь. Но это пустяки. Путина, можно сказать, закончилась.

Однако Шелегеда с невозмутимым видом уточнил: не послезавтра к вечеру, а хорошо, если дня через четыре. Палатка зашумела: не может быть, мы сами сплюсовали все квитанции, вот расчет.

— Ша! — поднял руку бригадир. — Базарить из-за двух дней не будем. Мне лучше знать, сколько осталось до плана. — Не мог Шелегеда рассказать рыбакам о тех ста центнерах, которые приписала ему Роза и которые он ей сейчас должен вернуть.

Следующую раму он отвез не на морозильщик, а на рыббазу. Вернулся без квитанции.

— Вот это бизнес! — с уважением сказал Корецкий. — Чисто сработано. Это тебе не баночка икры…

— Дурачок. Мне верят и могут приписать в долг хоть пол-плана. Шелегеда рассчитается. А я ради вас старался, глупые.

— Ладно, ребята, не рвите рубашки. День туда, день сюда — подумаешь! — успокоил всех Витек и стал собираться на дежурство.

Первую половину ночи он жег костер, таскал наверх воду, потом задремал. И неизвестно, сколько прошло времени, но его вдруг словно кто-то толкнул. Витек открыл глаза и обомлел. Справа от невода на фоне светлеющего неба четко и угрожающе темнел силуэт большого буксирного катера. Витек вскочил, побежал вдоль берега, замахал руками и закричал: «Э-эй! Э-эй! Там, на катере!» Его голос слабо разнесся над рассветной рекой, смешался со звуком чистой прибойной волны и растаял. Витек замер в оцепенении — он только сейчас увидел, что катер движется в сторону невода, бесшумно сносится течением. Он оглянулся наверх и с трудом там различил белесый квадрат палатки. «Чего они там, дьяволы? Не слышат, что ли…» Ему бы опять закричать во всю мочь, позвать вначале ребят, но мысль о том, что он проспал дежурство, напугала его, и он решил действовать самостоятельно. Метнулся в кустарник, где всегда лежали весла — весел не оказалось. О, черт! Наверное, из-за большого нагона воды, кто-то поднял их выше. Схватив длинный шест, Витек с разбегу влетел в лодку. Взял со значительным упреждением, надеясь у самого невода перехватить катер. Нос катера увеличивался на глазах, казалось, он все вылезал и вылезал из воды. Наконец вот он, борт.

Витек выпрямился, ухватился за низкие поручни, рывком очутился на палубе. Металлический пол мелко вздрагивал. Витек метнулся к капитанскому мостику, но передумал — сначала в машинное отделение, заглушить дизель. А зачем заглушить? Тогда катер вовсе не остановишь. Якорь! Якорем тоже не успеть. Витек скатился по лестнице в кубрик — там спал молодой парень. Все понятно, набрался, сволочь! Витек хлестанул его пару раз по щекам, тот только мотал головой, мутно вращал невидящими глазами.

— Что делать? — вслух спросил Витек и растерянно оглядел кубрик. — Что делать? Все погибло… — Он бросился к лестнице и вдруг закричал, передразнивая себя: — Что делать, что делать!.. Делать надо.

Витек старался не глядеть в сторону невода, но краешком глаза все же отметил — не больше десяти-восьми метров. Будь что будет! И, почти не торопясь, без суеты, он перемахнул пять ступенек, ведущих в рулевую, успел еще там оглядеться и рванул на себя ручку телеграфа; крутанул колесо, дал полный вперед. Внутри будто что-то взорвалось и хлопнуло, взревели дизеля, а он все продолжал налегать на руль. И вот оно — нос медленно, но неумолимо пошел вправо, вправо. Невод и оттяжки оказались где-то под самым бортом. Теперь чуть левее, чтобы не развернуло кормой. Вот так. Теперь что надо. Витек нажал кнопку, и над предрассветной Лососевой рекой, не то тревожно, не то радостно, запела сирена. Сбросив телеграф Витек почти на малой скорости обогнул невод и повернул к берегу. Из палатки уже высыпали полуголые ребята. Давай, давай, гладиаторы! — подмигнул Витек. Он высунулся в окно и хотел им уже приветственно помахать, но что-то его заставило глянуть вбок, на корму. Там, широко расставив ноги, возле бочки покачивался человек. «Сейчас же бухнется за борт», — резанула мысль. Парень взмахнул рукой — Витек еще заметил, как рассыпались искорки брошенной сигареты. В то же мгновение бочка оплыла синим, почти невидимым пламенем, оно скатилось вниз, лизнуло пол, огненной дорожкой пробежало вдоль борта. «Бензин в бочке!» Витек на ходу сорвал с себя куртку, а пока бежал, ему показалось, что бочка приподнялась, готовая вот-вот, словно ракета, устремиться ввысь. Витек бросил на нее куртку, потом вспомнил о стоящем парне.

— Ну, чего ты растерялся? — шепотом сказал Витек. — Давай отсюда, живо! — Он подтолкнул его, рванул рычаг какой-то двери — это оказался гальюн — и втолкнул туда парня. Если бы не это обстоятельство, Витек со страху бы сам бухнулся за борт. Но на катере оставался человек, и он начал отчаянно хлестать чем попало бочку и вокруг нее. Да что же это! Огонь ударил в лицо, ожег кисти рук, полоснул сквозь тельняшку по животу и груди. Витек отпрянул и, зажмурив глаза, с вытянутыми руками бросился в кипящий столб огня. Бочка от толчка пошатнулась, Витек надавил еще. В следующую секунду за бортом ухнули огненные клочья огня и белого дыма. Витек разомкнул слипшиеся веки — у ног все еще пылал костер. Это горел бензин в ведре, которого впопыхах Витек не заметил. Он все же еще успел пнуть ведро, успел заметить, что навстречу ему несется Славкин катер. «Как же он добрался до катера? Ведь лодки нет. Вплавь, что ли? Ну и Славка!» Это было последнее, о чем подумал Витек, теряя сознание.

Про свечной заводик и наливочку Виктор Варфоломеев все сочинил. Не было у него ни деда, ни двух каменных домов в Питере. Как не было отца и матери. В бумагах одной из колоний для несовершеннолетних правонарушителей значилось: «Год рождения — 1944-й (приблизительно), место рождения — Ленинградская область. О родителях сведений нет (по данным Уральского детского дома). С 13 лет находился в колонии для несовершеннолетних за неоднократные драки и хулиганство. Характер вспыльчивый».

Из личного дела учащегося Челябинского ФЗО: «Во время учебы В. Варфоломеев показал себя способным учеником, получил специальность слесаря-инструментальщика. Во время практики на станкостроительном заводе несколько раз выполнял работу 6–7 разряда. Изделия были приняты с первого предъявления. В то же время В. Варфоломеев допустил нарушение техники безопасности, ремонтировал необесточенный станок без головного убора».

Из письма командира части на завод: «Ваш воспитанник гвардии младший сержант Владимир Варфоломеев, за время прохождения службы в совершенстве овладел военной техникой, является отличником боевой и политической подготовки, за выполнение специального задания командованием отмечен благодарностью. Дисциплинирован, собран».

Да, окончательно сформировала характер Варфоломеева, пожалуй, Советская Армия.

Здесь он получил и вторую специальность — шофера. А после службы по путевке комсомола приехал на строительство Северной теплоэлектроцентрали. Однако сооружение ее временно было законсервировано — требовалась переработка проекта. Объемы резко сократились, часть рабочих была переведена в другое строительно-монтажное управление.

Вместе с отгулами и отпуском за три года у него собралось достаточно времени, чтобы и на путине поработать, и чтобы еще с месяц-полтора погулять в Москве. Это было давней мечтой Витька — одеться с иголочки и испытать все блага и радости большого столичного города. Он и видел себя в белоснежном костюме рядом с умопомрачительной брюнеткой. Вот они бродят по зоопарку, вот сидят в лучших ресторанах, разъезжают в машинах… Витек выдает себя за моряка. Любовь к морю, кстати, у него давняя. И хотя он служил в танковых частях, после демобилизации ходил только в тельняшке, рассказывая всем о службе на подводной лодке, описывал в красках первый в мире переход подо льдами Северного Ледовитого океана.