Двери паранойи - Андрей Дашков

Я по-прежнему не испытывал боли. Кроме того, я больше не чувствовал ненависти. Я просто делал неприятную работу, которую не мог сделать никто другой. Мой ум был совершенно ясным, а удары – профессионально точными и очень эффективными. Тем, что Фариа называл направленным взрывом.

Спустя несколько секунд Зоя затихла.

Я наклонился к ее губам. Она не дышала. Во всяком случае, так мне показалось.

Лежа на ней, я понял, что не способен идти и даже ползти. Мной овладели смертельная слабость и опустошенность. Расплата за концентрацию, мать ее так! Созерцательное сознание и дыхание – вот все, чем я отличался от трупа.

Поскольку созерцать было практически нечего, кроме собственных угасающих ощущений в связи с хлюпающими звуками, которые издавало чужое дерьмо, я начал размышлять о том, как бы протянуть еще немного. И внезапно вспомнил о крестах, восстанавливающих искалеченные организмы. Черт возьми, мое положение было настолько хреновым, что я нисколько не опасался побочных эффектов и вредных последствий любого лечения, будь оно хоть трижды некромантией!..

Я пошевелил пальцами правой руки, убедился в том, что еще могу двигаться, затем схватил Зоин «анх», который был стилизован под брошь. На мое счастье, он уцелел во время нашей борьбы в партере. Оторвать его оказалось не так уж трудно – стоило мне потянуть, и он отвалился от пиджака, будто плавник от дохлой рыбы.

На брошь этот предмет (предмет ли?) был похож только с внешней стороны. Сам «анх» оказался холодным и твердым на ощупь, но из него росли какие-то липкие щупальца или лапки длиной в несколько сантиметров. И они ШЕВЕЛИЛИСЬ.

Я ощущал их беспорядочные прикосновения, словно поймал паука. Они суетливо извивались – вероятно, искали, во что бы вцепиться. Но мои пальцы их почему-то не устраивали.

И тогда я совершил странный, безрассудный поступок. Мне не пришлось отбрасывать сомнения – их попросту не существовало. Не знаю, что руководило мною – может быть, память клеток? Или гены, извращенные другими крестами, которые принадлежали прежде слугам герцога? Как бы там ни было, я поднес «анх» к левой стороне лица. В пустой глазнице возник очаг фантомной боли, словно кто-то вложил туда тлеющую головешку…

Боль утихла совсем недавно, но теперь ее разбудили щупальца креста. Они проникли вглубь, раздвигая поврежденные кровоточащие ткани. Через секунду «анх» выскользнул из моих пальцев и намертво застрял в отверстии черепа.

Попытка извлечь его привела лишь к тому, что я заорал и потерял сознание.

37

И снова моя душонка отправилась в круиз. Всякий раз, когда я намеревался подохнуть, ее почему-то тянуло в то неописуемое место, где шумела призрачная река и божественные тени давали понять, что каждый из двуногих – всего лишь пыль на ветру. Лучшим доказательством этого являлась моя полная пассивность, неспособность влиять на ход событий, кошмарное бессилие. Похоже, мне пытались намекнуть, чтобы я не лез в дела, находящиеся вне моей компетенции. Что же это за дела? Например, жизнь. Я не знал того, кто дал мне подержаться за нее на время; не знал и того, кто придет объявить об окончании срока аренды. С извинениями или без. В любом случае Свиноголовый не выглядел вежливым парнем.

…Я снова застал странный маскарад на террасах у престола Господнего. Или в полях Иалу[15] – кому как больше нравится. И были тени, и были новые вещие сны. Черная крупа сыпалась с небес – манна для тех, кто уже не испытывает жажды.

На этот раз Свиноголовый нехорошо обошелся с каким-то мертвецом или мумией. Для начала он положил тело в огромный ящик. Гроб, говоря по-нашему. Накрыл металлической крышкой и запаял его шаровой молнией.

(Я будто смотрел любимый фильм детства. Хотелось пустить слезу в припадке ностальгии, но у моей антропоморфной тени не оказалось слезных желез.)

Гроб пронесся надо мной, как железный метеорит, и рухнул в реку.

Брызги взлетели до небес. Некоторые остались там и превратились в сияющие капли звезд.

Наплыв. Чужая смерть, не моя. Моя ждала за спиной – шут без лица, колодец без дна, жутчайший шепот живьем зарытого в землю.

Темнота.

Я «ощутил» сквозь металл присутствие слепых рыб, скользивших рядом в вечном мраке. Но то были не рыбы, а рыбьи скелеты, уносимые струями ледяного течения…

Что-то царапнуло по стенке гроба. Все замерло. Только субстанция потусторонней реки двигалась дальше. «Текла»…

Подвижное в мертвом…

Нескончаемые игры сверхразума…

Неизбежное искажение неизменного закона…

Слабый шум. Касания рук (лап, когтей, крыльев?). Собакоголовый и Птицеголовый возились с гигантским гробом. Их стараниями запаянная крышка консервной банки приоткрылась.

Бессмертный в собственном соку…

В щель брызнул звездный свет…

Из-за реки вернулось еще одно существо – с женским телом и коровьей головой. Достала меня эта кунсткамера! Но я не мог даже удалиться или удавиться…

Бедный мертвец! Мое убогое воображение! Не разобравшись, я принял троих антропоидов за тесную компанию некрофилов. Потом оказалось, что все далеко не так просто. Хотя что-то сексуальное в этом было – как выражался старик Зигмунд, «по ту сторону принципа удовольствия»…

Ритуалы в пространстве и ритуалы в черной земле…

Волосы на теле и ногти на руках и ногах растут после смерти. Как долго? Трое суток, неделю, две?..

Как навязчивы чужие мысли, чужие кошмары, чужая жизнь! Кто-то размышлял вместо меня о зловещих тайнах жрецов, занятых бальзамированием человеческих тел…

Сколько веков сохраняется семя?..

Сколько веков…

Сохраняется…

Семя…

38

Органы чувств – неплохое изобретение матушки-природы, но в канализационной трубе об этом думаешь в последнюю очередь.

Во-первых, я возрадовался очередному воссоединению моей Психеи с телом. Это сулило новые томления духа и услады плоти (правда, теперь я наверняка не красавец, и еще придется поискать любительницу острых ощущений, которой захочется чмокнуть меня в левую щеку, – а все благодаря проклятой лесбиянке!).

Во-вторых, неплохо было бы решить, в какую сторону идти. Даже положение женского тела не могло помочь мне в этом. Мы так увлеченно боролись с Зайкой, что я не помнил, откуда, собственно, притопал. Пришлось определять направление течения дедовским способом и двигаться ему навстречу.

После возвращения из загробного санатория я чувствовал себя так, будто неделю отдыхал в Сочи. Кошмары, оказывается, иногда освежают. К плотному комку в животе я настолько привык, что уже почти не замечал патологии. Мелкие раны, полученные в результате моих каскадерских трюков, быстро затянулись. Даже левая сторона лица не болела. Я опасался притрагиваться к «анху», хотя у меня было такое ощущение, что во впадину глазницы вросла оправа бесполезного монокля.