Проклятие Саана - Александра Лисина

— А ты можешь избавить их от проклятия? — полюбопытствовал Нардис.

— Нет. Оно уже сделало все, что могло, так что расколотые души им в любом случае не вылечить. Зато я подумал и предложил оборотням обратиться к жрецам. Боги и божественные чудеса — это ведь их профиль. Кстати, я обязался поработать посредником… все равно мы к ним собирались. И если у святош получится хотя бы уменьшить последствия проклятия, то я буду считать, что условия по договору выполнил.

Мор удивленно хмыкнул.

— И что они на это ответили?

— Миррт сказал, что берет это на себя. Народ там твердолобый, но надеюсь, ради того, чтобы вернуть вторую ипостась, они все же одумаются и пойдут на уступки.

Нардис скептически поджал губы.

— Что-то слабо верится, что они оставят тебя в покое.

— Миррт пообещал, что специально они меня искать больше не станут. Но если я попробую разрушить барьер, то перемирию конец.

— А ничего, что там, за барьером, быть может, спрятано спасение для целого мира?

— Они не хотят рисковать. Скверна на той стороне сильна. Ей много веков никто не мешал развиваться. Снять барьер — это все равно что пригласить ее в гости и заодно выставить на стол щедрое угощение. За столько лет, представляешь, сколько там энергии смерти скопилось? Думаешь, люди смогут ее остановить?

— Мда, — не на шутку озадачился Нардис. — Если вся эта гадость хлынет наружу, то нам с этим точно не справиться.

— Вот именно поэтому мроны не хотят рисковать. И пока не будут точно уверены, что снятие барьера не приведет к еще одной катастрофе, туда не пропустят ни меня, ни магов, ни кого-либо еще.

— Я бы на их месте не был так категоричен, — обронил Мор, зависнув под потолком. — Времена меняются, и люди меняются вместе с ними. Кто знает? Может, однажды появится маг или колдун, кому это окажется по силам? А может, однажды барьер утратит свои функции? Или же случится нечто такое, из-за чего им придется уничтожить его самим?.. Так что мне кажется, мы к этому вопросу еще вернемся. Быть может, не сейчас, но лет через тысячу — точно.

Я едва заметно улыбнулся.

— Как я уже говорил — мне спешить некуда. А человеческая память — штука сложная. Лет через сто-двести мроны наверняка забудут, кто я такой, откуда взялся и как выгляжу, особенно если им об этом не напоминать. Потом и от договора останутся лишь невнятные фразы. Так что пускай. Все равно раньше этого времени барьер вряд ли ослабнет. А когда это случится, я точно его навещу… Да, забыл сказать: Нардис, передай Лу, чтобы повнимательнее следила за своей малявкой. Девчонка ушлая. Прятать от нее амулеты бесполезно, так что лучше сразу объяснить, почему не стоит трогать чужие вещи.

— Лу уже объяснила. Но дети — такие дети… Скорее бы она уже отправила дочь в закрытую школу для одаренных. Так безопаснее.

Он вдруг тяжело, по-стариковски вздохнул.

— Ладно, мне пора: Лу просила сегодня заглянуть. У нее какие-то вопросы возникли.

— Я тоже, пожалуй, пойду, — поднялся с кресла я. — Ночь сегодня темная… Самое то прогуляться.

* * *

Не знаю почему, но мне нравилось бродить по городу ночью. Заглядывать в окна. Наблюдать за тем, как люди рождаются, взрослеют, ссорятся, мирятся и в общем-то живут обычной жизнью, даже не подозревая, что у них появился свидетель.

Забавно, но большинство смертных настолько беспечны, что даже не задергивают шторы на ночь. А кто-то без задней мысли кричит в комнате, не подозревая, что при наличии открытой форточки любой прохожий способен понять, кто кому успел изменить, кто и когда поленился приготовить ужин, а у кого в доме подрастает неисправимый хулиган, по которому, если верить отчаявшейся матери, давным-давно тюрьма плачет.

Кстати, о хулиганах…

Заслышав раздающийся из подворотни шум, я свернул со скудно освещенной улочки и забрел в совсем уж глухой тупичок, в котором в абсолютной темноте суетилось несколько человеческих аур. Три крупные, мужские, одна худенькая и низкорослая — женщина или подросток. Оттуда же доносилась невнятная возня, сдавленное мычание. Ну а когда следом за ним раздался такой же приглушенный женский вскрик, я с неудовольствием понял, что набрел на очередных отморозков.

Сколько лет живу, столько удивляюсь тому, как много грязи способны вместить в себя человеческие души. Насилие, унижение, желание втоптать в пыль более слабого… Казалось бы, откуда что берется, если в целом и общем люди примерно одинаковые? Но кто-то проживает жизнь, довольствуясь малым, пряча живущие в нем пороки, старательно борясь с соблазнами, тем самым закаляя дух и переставая быть рабом сиюминутных желаний. А кто-то, напротив, неумолимо скатывается к животному уровню, потакая звериным инстинктам, настойчиво уничтожая свое и чужое достоинство и стремясь взять от жизни все, особенно то, что плохо лежит.

Вот и сейчас я имел возможность во всех подробностях наблюдать, как двое крепких, не отягощенных совестью мужичков зажали в тупике бьющуюся в истерике женщину, с которой уже успели сорвать одежду. Третий участник событий лежал тут же, у стены, раскинув в стороныу руки.

Кто это?

Невезучий подельник? Случайная жертва? Ненужный свидетель? Неудачливый защитник?

Похоже, последнее. Потому что когда я подошел ближе и наклонился, то увидел покрытую грязью белую жреческую рясу, на животе которой расплывалось безобразное алое пятно.

Ого.

Для империи… тем более для столицы… убийство жреца было из ряда вон выходящим событием. Служителей богинь не только уважали, но и побаивались, напасть на жреца это было все равно что оплевать во время службы храмовый алтарь или же войти в Даманское управление ИСБ, встать посреди холла и прилюдно оскорбить императора.

Проще говоря, это больше смахивало на безумие, однако двум недобиткам, похоже, море было по колено. Поэтому, когда на помощь женщине кинулся проходящий мимо прохожий, они не моргнув глазом воткнули в него нож, а когда обнаружили, что это не просто прохожий, а настоящий жрец, то не сбежали, как сделали бы это обычные бандиты, не испугались, а вместо этого продолжили измываться над жертвой, не обращая на распростертое на земле тело ни малейшего внимания.

Вот уж когда я в полной мере познал смысл словосочетания «человек без души». Да, нужно было с потрохами продаться Саану, чтобы так смело творить безобразие рядом