Маркиз де Сад - Томас Дональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока продолжала разыгрываться новогодняя мелодрама Трилле и его дочери, маркиз уже занялся решением своих финансовых проблем. Поскольку четыре года назад суд Экс-ан-Прованса вынес ему смертный приговор, корона прекратила платить ему жалование наместника короля в Брессе, Бюжи и других землях. Налоги со своих владений ему приходилось взымать самому, правда, должники не спешили рассчитываться с человеком, разыскиваемым законом. По отношению к ним он находился в невыгодном положении. Но назвать его безнадежным было нельзя, поскольку Рене-Пелажи почти уговорила мать смириться с поражением. Более того, мадам де Монтрей намекнула, что, используя свое влияние, могла бы добиться аннулирования смертного приговора 1772 года. Хотя, по прошествии четырех-пяти лет, никто уже не верил в предание Сада смерти в случае поимки. Кроме того, если возникнет потребность пересмотреть его дело, придется обнародовать допущенные во время прежнего разбирательства ошибки.
В такой ситуации маркиз и Рене-Пелажи в конце января отправились в Париж. В обратном направлении пошло письмо, адресованное Гофриди, в котором мадам де Монтрей заверяла своего поверенного в том, что угрозы дочери и зятя нисколько ее не трогают, и в скором времени они узнают, как в ссоре она умеет постоять за себя. Одновременно Рейно, другой адвокат, написал Гофриди: «Поездка в Париж для Сада равнозначна ловушке». Мадам де Монтрей задумала нанести «тонко рассчитанный удар и одолеть хитростью там, где не сумела взять силой». Маркиз с женой покинули Ла-Косту, взяв с собой Ла Женесса и Катрин Трилле, которая заверила Рене-Пелажи, что ни под каким предлогом не хочет вернуться в Монпелье, а желает оставаться в прислугах. 1 февраля путешественники достигли Валенса и неделю спустя оказались в Париже. Только тогда Саду стало известно о кончине матери, случившейся тремя неделями раньше.
Для начала Рене-Пелажи отправилась в дом семьи Монтрей на рю Нев дю Люксембург, в то время как муж остановился в отеле «Дания» на улице Жако. Первый визит он нанес своему старому наставнику, аббату Амбле. Разлука супругов должна была продлиться ровно столько времени, сколько требовалось Рене-Пелажи, чтобы убедиться в намерениях мадам де Монтрей уладить финансовые проблемы и, используя свое влияние, отменить смертный приговор, вынесенный Саду. Свое возвращение в Париж маркиз отпраздновал письмом одному беззаботному священнику, своему знакомому, которое написал в течение второй недели февраля. Эту задержку он объяснил трауром по матери. Как бы то ни было, Сад пригласил приятеля встретиться в каком-нибудь укромном месте с тем, чтобы они могли возобновить свои вечерние выходы на «охоту» за женщинами.
12 февраля Рене-Пелажи, основываясь на понимании, возникшем между ней и матерью, прониклась к Монтерей еще большим доверием и призналась, что муж тоже находится в Париже. На другой день в отель «Дания» заглянул гость. Этого человека знали и Сад, и аббат Амбле. Да и кто не знал инспектора Луи Марэ, офицера, отличившегося в делах Жанны Тестар и Роз Келлер, который с самого первого неосмотрительного шага маркиза следил за его сексуальными приключениями. В последний раз Сад видел его во время поездки к своему месту заключения в Пьер-Ансизе девять лет назад. Ныне Марэ имел при себе приказ о задержании скрывающегося маркиза и вооруженную охрану для сопровождения арестованного. Предъявлять обвинения не пришлось. Судьба пленника вновь зависела от королевского указа об аресте и заключении под стражу без суда и следствия. Подписал документ Людовик XVI. Поскольку приговора не существовало, ожидать освобождения не приходилось. Заточение по такому указу могло длиться месяц или целую вечность.
Сад в сопровождении Марэ и вооруженного эскорта пересек реку. Зимним днем его везли к Венсенну, расположенному в восточной стороне Парижа. На фоне серого неба вздымались темно-серые стены крепости. Над ними в центре западной стены возвышалась мрачная сторожевая башня. Четырехугольная, с круглыми угловыми башнями, по своим размерам она превосходила все остальные строения крепости с узкими, как бойницы, прорезями окон. Уже наступила ночь, когда маркиз и его сопровождающие достигли стен Венсенна. В половине десятого Сада передали в руки тюремщиков. Видеть дневной свет в последующие месяцы ему почти не доведется. Хотя в тот момент маркиз и не знал об этом, но свободы он не увидит еще двенадцать лет, если не считать шести недель, которые получит, благодаря собственной изобретательности. Все же, когда Сад вновь окажется по другую сторону тюремных стен, он обнаружит, что мир стал другим, изменившись под влиянием событий, потрясших и изменивших Европу в целом. На смену старому устойчивому порядку современного мира Ренессанса, придет новый век, век Революции.
Глава восьмая
Дом молчания
— 1 —
Рене-Пелажи знала только то, что Сад является пленником лабиринтов тюремной системы, и думала, его содержат в Бастилии. Возможности поддерживать связь друг с другом ни у нее, ни у него не существовало. Когда она отправилась к министру, упрятавшему мужа в тюрьму, ей велели «молчать». Она будет «удовлетворена», когда узнает, что было сделано. Еще ее попросили не устраивать скандала и не распространяться на данную тему. Мадам де Монтрей уверяла, что никакого отношения ко всему происшедшему не имеет: «На такое предательство я не способна». На юге в окружении садов и фонтанов аббат де Сад получил от нее известие об аресте своего племянника. «Теперь меня ничто не беспокоит, — ответил он, — и я полагаю, все удовлетворены».
Письма мадам де Монтрей ко всем заинтересованным в аресте лицам свидетельствуют о лживости ее заверений. «Все прошло наилучшим образом, — писала она 4 марта. — И очень своевременно! Не думаю, чтобы господин аббат осудил меня». После того как Сад провел в Венсенне почти год, она, к своему удовольствию, заметила, что дочь стала намного спокойнее, хотя по-прежнему проявляла к мужу неуместную преданность, требуя освободить его. К этому времени перед семьей стояла цель смыть позорное пятно и добиться отмены приговора, вынесенного по делу о «марсельском отравлении», но в то же время королевским lettre de cachet оставить его в заключении. «Я от всей души одобряю эту новую манеру судебного разбирательства, — писал в то лето хворающий аббат де Сад. — Думаю, она будет иметь успех, потому что находит поддержку у министра, а с магистратами все улажено».
Мадам де Монтрей первым делом принялась заметать следы, опасаясь, как бы в Ла-Косте не обнаружили какие-либо «компрометирующие» предметы или записи. Любые дискредитирующие предметы должны быть «зарыты на глубину в сто футов». Но самую большую опасность она видела в том, что существовали люди, которые могли бы скомпрометировать семью. Нанон наконец выпустили из заключения и сделали это, по всей видимости, в обмен на ее молчание. Причем, освободить пришлось срочно, поскольку отец громко протестовал против произвольного удержания в тюрьме своей дочери. В декабре 1777 года Лион, представлявший интересы Сада в поместье Ма-де-Кабан, сообщил о принятии Нанон условий своего освобождения: ей не разрешалось жить в Арле, Лионе, а также Оверне и запрещалось говорить о вещах, ставших теперь «прошлой историей».
— 2 —
Сторожевая башня Венсенна была построена в четырнадцатом, веке во время правления Карла V. За это время в ней побывало не так уж много узников, но всех их она скрывала надежно. Даже по стандартам тюремного заключения восемнадцатого века от этого бастиона, расположенного на поросшей лесом восточной окраине Парижа, веяло безнадежностью. Для людей, замурованных за чудовищной толщиной его стен в полумраке скудно освещенных камер, единственными товарищами оставались крысы, мыши и болезни. Самым худшим в ситуации Сада являлось его незнание, когда он снова увидит свободу и увидит ли ее вообще. Мысль о том, что всю оставшуюся жизнь придется провести в таких условиях, причем без права подачи жалобы в суд или трибунал, ломала дух самых решительных.
К моменту прибытия маркиза в Венсенн, в замке содержался еще один узник, дурная слава которого и литературная известность была под стать его собственной — Оноре-Габриель-Рикети, граф де Мирабо, автор «Эротической библии», бывший на девять лет моложе Сада. При встрече они не испытали друг к другу чувства симпатии. Эти люди постоянно ссорились и дразнились. Тем не менее оба являлись жертвами произвола и находились в заключении согласно lettre de cachet. Позже Мирабо в письменной форме обличит эту систему, согласно которой члены влиятельных семейств, заручившись поддержкой короля, могли заточать своих беспокойных родственников, не обращаясь к суду и следствию. Когда он оказался в стенах Венсенна, до него из темноты сторожевой башни долетало эхо отчаянных криков других заключенных, которые боялись, что «погребены заживо». «Ты обрек меня умирать медленной смертью, — писал Мирабо отцу, — на жизнь, более страшную, чем любой смертный приговор». В последующие двенадцать лет Сад в многочисленных вариациях сделает аналогичное заявление. Теперь ему исполнилось тридцать шесть лет. Дальнейшую свою жизнь, вплоть до пятидесяти лет, за исключением шести недель, когда он станет беглецом, Сад проведет в крупнейших тюрьмах Франции.