На высотах твоих - Артур Хейли

– Доброе утро, мистер Крамер, – поздоровался Элан. – Очень любезно с вашей стороны, что смогли меня принять без предварительной записи.

– Я государственный служащий, мистер Мэйтлэнд, – отвечал Крамер своим обычным педантично-церемонным тоном. – Двери моего кабинета всегда открыты – в разумных, конечно, пределах, как вы понимаете. Чем могу служить?

– Вам, вероятно, уже доложили, я адвокат, – отрекомендовался Элан.

– Да, – кивнул Крамер. “К тому же молодой и неопытный”, – добавил он про себя. Эдгар Крамер на своем веку повидал немало адвокатов, а со многими ему доводилось, так сказать, скрещивать шпаги. О большинстве из них он остался невысокого мнения.

– Пару дней назад я прочитал о вашем назначении сюда и решил подождать вашего прибытия, – Элан старался нащупать правильный тон, не желая настраивать против себя этого человека, чья добрая воля может иметь важное значение.

Поначалу он намеревался обратиться от имени Анри Дюваля в иммиграционную службу сразу же после Рождества. Но после того, как потратил целый день на изучение закона об иммиграции и юридических прецедентов, вечерние газеты 26 декабря опубликовали короткое сообщение о том, что министерство по делам гражданства и иммиграции назначило нового главу своего регионального управления в Ванкувере. Обсудив эту новость со своим партнером Томом Льюисом, который негласно навел кое-какие справки, они решили подождать приезда вновь назначенного чиновника – даже ценой потери нескольких драгоценных дней.

– Ну, вот я и прибыл. Так что, может быть, объясните, почему вы этого так дожидались, – Крамер сморщил лицо в подобие улыбки. Если он сможет помочь этому новоиспеченному адвокату, решил он про себя, – конечно, при условии, что тот окажется полезен для его ведомства, – он, безусловно, окажет ему содействие, – Я обращаюсь к вам по поручению клиента, – тщательно выбирая слова, сказал Элан. – Его зовут Анри Дюваль, и в настоящее время он задержан на теплоходе “Вастервик”. Я бы хотел предъявить вам письменные полномочия действовать от его имени.

Он открыл портфель и достал лист бумаги – перепечатанную на пишущей машинке копию текста, который Анри подписал во время их первой беседы, – и положил его на стол перед Крамером.

Эдгар Крамер внимательно прочитал предложенный документ и отложил его в сторону. При упоминании имени Анри Дюваля он слегка нахмурился и несколько поскучневшим голосом поинтересовался:

– А позвольте спросить, мистер Мэйтлэнд, как долго вы знакомы со своим клиентом?

Вопрос был весьма необычным, но Элан предпочел не проявлять строптивости. Как бы то ни было, Крамер казался достаточно дружелюбным.

– Знаком с ним три дня. По правде говоря, я впервые узнал о его существовании, прочитав сообщение в газетах.

– Понятно, – Эдгар Крамер сложил кончики пальцев, приподняв ладони над столом. Когда бы он ни погружался в раздумье, он всегда принимал эту свою излюбленную позу. Немедленно по прибытии в Ванкувер он, конечно же, затребовал подробнейший отчет об инциденте с этим Анри Дювалем. Заместитель министра Клод Хесс предупредил его о желании министра, чтобы это дело велось с предельной корректностью, и теперь Крамер испытывал удовлетворение от того, что, с его точки зрения, такая корректность здесь была проявлена. В таком же смысле он высказывался накануне, отвечая на вопросы репортеров ванкуверских газет.

– Вы, может быть, не видели газетных статей. – Элан вновь открыл портфель и полез было за вырезками.

– Не утруждайтесь, пожалуйста. – Крамер решил, что будет дружелюбен, но непоколебим. – Какую-то статейку я успел просмотреть. Но мы в нашем ведомстве не очень-то полагаемся на газеты. – Тут он скривил губы в натянутой улыбке:

– Видите ли, у меня есть доступ к официальным досье, которые мы считаем более важными.

– Но какое же досье может быть на Анри Дюваля? – удивился Элан. – Насколько я могу судить, официального расследования никто практически не предпринимал.

– Вы совершенно правы, мистер Мэйтлэнд. Вопрос настолько ясен, что и предпринимать ничего не нужно. У этого субъекта нет ни официального статуса, ни документов, ни, очевидно, гражданства. Поэтому, что касается нашего ведомства, не существует ни малейшей возможности даже рассматривать его как потенциального иммигранта.

– У этого субъекта, как вы его называете, – возразил Элан, – нет гражданства по крайне необычным причинам. И если вы читали газеты, вам это должно быть известно.

– Несомненно, мне известно, что в прессе публиковались определенные заявления, – снова эта натянутая улыбка. – Но когда накопите такой опыт, как у меня, то научитесь понимать, что газетные байки и подлинные факты порой сильно разнятся.

– И я тоже не всему верю из того, что читаю. – Элан почувствовал, что эта мелькающая снисходительная ухмылка и высокомерный вид собеседника начинают его раздражать. – Я прошу только одного – фактически именно по этой причине я пришел к вам, – чтобы вы поглубже разобрались в этом деле.

– А я вам заявляю, что какое-либо дальнейшее разбирательство не имеет смысла, – на этот раз в голосе Эдгара Крамера явно звучала холодность. Он тоже ощущал в себе нарастающее раздражение, вероятно, из-за усталости – ночью ему пришлось несколько раз вскакивать, – и, проснувшись сегодня утром, он чувствовал себя неотдохнувшим и разбитым. Крамер так же сухо продолжал:

– Упомянутое вами лицо не имеет в этой стране никаких юридических прав, и маловероятно, что они ему будут предоставлены.

– Но он человек, – запротестовал Элан. – Это как, ничего не значит?

– В мире множество людей, и некоторым из них везет в жизни меньше, нежели другим. Мое дело – заниматься теми, кто подпадает под действие закона об иммиграции, чего нельзя сказать об этом вашем Анри Дювале.

– Я требую, – стоял на своем Элан, – официального слушания по делу о предоставлении моему клиенту статуса иммигранта.

– А я вам в этом отказываю, – с неменьшей решительностью заявил Эдгар Крамер.

Они уставились друг на друга с нарождающейся неприязнью. У Элана Мэйтлэнда создалось впечатление, что он уперся в непробиваемую стену уверенного в себе самодовольства. Эдгар Крамер видел перед собой ершистого юнца, исполненного неуважением к власти. Его также сильно беспокоил новый позыв – нет, это просто смешно.., ведь он только что… Крамер заметил, однако, что душевное волнение иногда оказывает на него подобное действие. Он приказал себе не обращать внимания.., надо потерпеть.., не поддаваться…

– Давайте проявим благоразумие, – предложил Элан, которого беспокоило, не был ли он чрезмерно резок и прямолинеен – он знал за собой этот недостаток и временами принимался с ним бороться. Поэтому сейчас попросил, как ему очень хотелось надеяться, достаточно убедительно:

– Не могли бы вы, мистер Крамер, оказать мне любезность и лично встретиться с этим человеком? Я думаю, он произведет на вас хорошее впечатление.

Крамер покачал головой:

– Какое впечатление он на меня произведет, совершенно не имеет значения. Мое дело – блюсти закон как он есть. Я не пишу законов и не одобряю исключений из них.

– Но вы могли бы представить свои рекомендации.

"Да, – подумал Эдгар Крамер, – мог бы”. Но поступать так у него нет ни малейшего намерения, особенно в связи с данным делом со всеми его сентиментальными нюансами. Что же касается очной беседы с каким-то потенциальным иммигрантом, нынешнее положение ставило Крамера недосягаемо высоко над подобной возможностью.

Нет, было время, когда он вел множество таких бесед – далеко за океаном, после войны, в разрушенных странах Европы.., отбирая для Канады одних иммигрантов и отвергая других точно так же (кто-то однажды высказался в этом смысле), как выбирал бы лучших щенков из вольера. То были дни, когда мужчины и женщины душу готовы были продать за въездную визу, а иногда и продавали, а сотрудники иммиграционной службы сталкивались со множеством соблазнов, перед которыми отдельные из них устоять не смогли. Однако он сам ни разу не дрогнул. И хотя порученное дело было ему не по душе – работе с людьми он предпочитал общее руководство, – выполнял он его истово и исправно.

Он слыл крутым чиновником, незыблемо стоявшим на страже интересов своей страны, отбирая иммигрантов только высшего сорта. Он часто с гордостью думал, что выдавал разрешения на въезд доброкачественным человеческим экземплярам – бодрым, трудолюбивым, физически здоровым…

Отвергая тех, кто по каким бы то ни было причинам не соответствовал этим стандартам, Крамер никогда – в отличие от некоторых других коллег – не испытывал никаких переживаний.

Тут ход его мыслей был прерван. Опять этот настырный юнец.

– Я не прошу разрешить моему клиенту въезд в качестве иммигранта – во всяком случае, в данный момент, – попытался зайти с другой стороны Элан Мэйтлэнд. – Я добиваюсь только самого первого шага с вашей стороны – проведения иммиграционной службой официального расследования на берегу.