Второго Рима день последний - Мика Валтари

на свете. Но, по существу, народ не значит ровным счётом ничего. Десяток закованных в железо рыцарей могут держать в повиновении тысячу людей. Это нам продемонстрировали ещё римляне. Народ – пустое место. Если надо, он кричит то, чему его научили. Народ подобен волу, которого ведут на бойню с завязанными глазами. Первое, что я сделал, когда получил жезл протостратора – объявил перепись и сбор всего оружия в городе. Конфискация касалась и простых людей и знатных. Сыновьям архонтов пришлось сдавать арбалеты с инкрустациями из слоновой кости, а мясникам топоры. Ежедневно после учений оружие собирается. Не сдавать его разрешено только стражникам на посту. Остальные могут упражняться тем оружием, каким пожелают, но брать его домой запрещено. Невооружённый народ не опасен. Я прибыл в город, кипящий ненавистью, недоверием к латинянам и превратил его в спокойный, законопослушный город, население которого усиленно тренируется, чтобы защищать его под руководством латинян. Уже одно это является неоспоримым военным успехом, не правда ли? Не беспокойся за народ, Джоан Анжел. Он будет сражаться за свою жизнь, а когда битва, наконец, начнётся, я позабочусь, чтобы ни у кого не было времени думать об измене.

Наши собственные моряки, изнывающие от безделья, куда более опасны,– продолжал он. – Их своеволие приносит вред: раздражает и греков и латинян.

Он потёр свои огромные ладони и бросил на меня довольный взгляд:

– Мне с трудом удалось уговорить кесаря привлечь их к полезному труду. Какой ему смысл платить тысячу дукатов в месяц за кучу бесполезных людей? Греческие рабочие хотят получать за каждый камень, который они поднимают на стены, за каждую корзину земли, которую они переносят с место на место. Это совершенно нормально и справедливо. Ведь они бедные люди: им надо что-то есть и надо кормить свои семьи. Поэтому каждая лопата стоит кесарю денег, в то время как моряки лишь дуют в дудки, бьют в барабаны и целыми днями слоняются по своим кораблям. Кесарь не хочет ссориться с венецианскими шкиперами, а те, в свою очередь, берегут своих людей от малейших усилий, не направленных на пользу кораблям. Но теперь я добился того, что Алоис Диего назначен Командующим флотом. Командующим всего флота и порта,– повторил он, подчеркнув эту новость. – А значит, завтра ранним утром все большие галеры войдут в бухту Золотой Рог и бросят якорь под Блахернами в Кинегионе. Там лежат приготовленные лопаты, кирки и корзины для земли. Команды получат задание вырыть ров от Деревянных ворот до башни Анемаса, где местность ровная. Было бы безумием с нашей стороны позволить туркам подобраться почти к стенам Блахерн возле порта. Тогда бы у них появилась возможность вырыть подкоп под дворец. До меня дошли сведения, что султан послал не только за сербскими всадниками, но и за сербскими шахтёрами.

Несомненно, Джустиниани получил и другие сведения о султане, если принял решение начать такие масштабные работы, как строительство нового рва. Но я не придал этому слишком большого значения. Самой неожиданной новостью было то, что Лукаш Нотарас отстранён от должности. Естественно, судовладельцы и шкиперы латинских судов не хотят подчиняться греку. Но меня удивило, что кесарь именно сейчас решился нанести великому князю такое смертельное оскорбление.

– Неделю назад Лукаш Нотарас напрасно рассчитывал на личную встречу с тобой,– сказал я. – Сейчас, не поговорив с ним, ты отстранил его от должности. Как ты решился на такое?

Джустиниани развёл руками и живо возразил:

– Нет, нет! Я и советники кесаря пришли к единодушному мнению, и Константин согласился с нами, что такой опытный и уважаемый стратег как Лукаш Нотарас должен занять достойное место в обороне города. Разве может он быть полезен во время осады, имея в своём распоряжении лишь гнилые дромоны? Ведь латиняне хотят сами распоряжаться своим флотом. Поэтому Нотарас получил повышение. Теперь он отвечает за оборону важной части городской стены.

Я не поверил собственным ушам.

– Вы что, с ума посходили? Зачем подвергать его искушению? Это легкомысленно по отношению и к нему и к городу. Ведь он открыто заявил, что предпочитает скорее стать подданным султана, чем Папы.

Моё возмущение почему-то развеселило Джустиниани, и он сказал:

– Ничего не могу поделать. Решение единогласное и принято без чьего-либо принуждения. Лукаш Нотарас получает под своё командование более чем четвёртую часть городской стены. Мы не можем отстранить военачальника от командования из-за его благородных убеждений. Всякое внутреннее недоверие необходимо преодолеть. Мы протягиваем ему братскую руку, чтобы вместе, плечом к плечу, защищать этот чудесный город.

– Или ты пьяный?– спросил я. – Или кесарь Константин потерял остатки разума?

Джустиниани сделал вид, что ему в глаз попала соринка. Он с трудом сдерживался.

– После такого повышения мегадуксу будет значительно легче пережить потерю дромонов,– продолжал он, усмехаясь. – Первым шагом Алоиса Диего в деле повышения обороноспособности порта будет избавление от всех мелких и непригодных для боя судов. С кесарьских галер снимут такелаж и вытащат их на берег. Команды галер поступят в распоряжение Нотараса для усиления обороноспособности его участка стены. Вряд ли я смогу найти для него ещё кого-либо.

И не беспокойся,– продолжал он. – Множество других судов также будут затоплены или посажены на мель возле берега. Ведь если во время боя кому-либо вздумается вырваться на них из порта или они загорятся в порту, то это может повредить военным кораблям. А затопленные и непригодные для использования они никого не будут вводить в искушение бежать из города, если дела наши пойдут не очень хорошо. Итак, мы постепенно выходим на финишную прямую. Алоис Диего умный парень, хотя и венецианин.

– И всё же, вы толкаете мегадукса в объятия султана. Искушаете его дорогой, на которую он сам, не смотря ни на что, как грек и патриот, поостерёгся бы вступить. Вы отбираете у него порт и корабли, на которые он потратил собственные средства. Вы обижаете уже обиженного человека. Я отказываюсь понимать и тебя и кесаря.

– Мы вовсе не отбираем у него порт,– защищался Джустиниани. – Наоборот, именно портовую стену он и будет защищать. Всю внутреннюю стену от венецианской концессии до самых Блахерн. По меньшей мере, пять тысяч шагов. Сам я довольствуюсь тысячью шагов внешней стены со стороны суши.

Мне не надо было смотреть на карту, чтобы понять его замысел. Если латинские корабли будут защищать вход в порт, то ни один неприятельский солдат не сможет приблизиться к портовой стене вдоль Золотого