Барон по призванию. Путь дворянина - Владислав Игоревич Миронов

Рей обернулся на Лиама и ганзу. Они промолчали, но на лицах читались немой укор, обида и даже призрение к Рену.

Тело Пакстона решено было не оставлять в бору, а положить на телегу, довезти и сжечь в ближайшем городе. Диган, все еще немного трясущийся после пережитого нападения, поторапливал наемников, желая поскорее убраться с лихого места.

Перед отъездом Рейнер решился проверить ящики и мешки у разбитой повозки-ловушки: набиты мусором, как и ожидал. Рей взобрался на козлы, щелкнул кнутом, и колонна продолжила движение. До Эгте оставалось почти пять дней пути.

Остальная часть дня прошла без столкновений, и к вечеру караван, как обычно, встал на стоянку. Повозки поставили кругом, посередине засветился лагерный костер. Достали котелок. Повар сварил очередную похлебку, а когда дрова превратились в горячие угли, приготовил мясо на вертеле.

Рейнер сидел на бревне и хлебал деревянной ложкой бульон, поглядывая на повязку на ноге. Лиам расположился по другую сторону костра. Галь отлеживался: у него был жар, сопровождавшийся полным бессилием. Командир наемников боялся в скором времени потерять еще одного человека.

Когда Ренфилд подошел к костру, чтобы налить себе похлебки, Лиам как раз закончил есть и удалился проведать раненого товарища. Рей и Рен остались одни.

– Почему ты сегодня бежал с поля боя? – напрямую спросил барон.

Ренфилд остановил ложку на полпути ко рту и, немного помедлив, ответил:

– Лошадь понесла. Я же только недавно научился ездить верхом, поэтому не справился. Я не брешу, дядь.

На этот раз Рейнер не обратил внимания на надоедливое «дядь», не до того было.

– Я прекрасно понимаю, какая лошадь тебя понесла, парень. Имя ей – трусость. Я мог бы и поверить, что ты действительно не справился с кобылой, но не сейчас, не в такое время. Ты не понимаешь? Мы в бегах. Оба. И наши жизни зависят друг от друга. Если один не будет прикрывать спину другому, то мы умрем. В ту ночь среди домов я впервые повстречал тебя, находясь в такой передряге, в какой не бывал много лет. Я спас тебя, не задавая вопросов, а ты спас меня, указал путь до дома. Тогда я решил довериться чутью и подумал, что ты будешь хорошим напарником, но если ты окажешься трусом, который в самый ответственный момент бросает меч и бежит сломя голову, то уж лучше я пойду один. Скоро мы доберемся до Эгте, и если за следующие четыре дня я пойму, что ты не годишься мне в партнеры – каждый из нас отправится своей дорогой.

Тут Рейнер заметил, что губы Ренфилда сжались, как тогда, когда он упал с лошади и его высмеял караван. Его задевала критика. Очень сильно.

– Помнишь, как я назвался тогда, при первой встрече? – спросил парень.

– Да. Ренфилдом Быстроногим.

– Знаешь, почему меня так прозвали? Потому что я всю жизнь бегаю от всего. От драк бегаю, от честной работы. Даже от девок, бывало, бегал, чтобы не краснеть перед ними. Я всю жизнь сваливаю, потому что не умею больше ничего. Ты думаешь, я не хотел бы победить кого-нибудь на мечах? Или перестать спать в дерьмовых притонах, лишь бы не быть пойманным за воровство? Мне трижды чуть не отрубали руку и раз чуть не повесили, так что не упрекай меня за то, что я деру дал, дядь. Мог бы помочь – остался бы. Но я не могу, вот и весь секрет.

Рейнер замолчал, потом встал с бревна, оставил тарелку и призывно махнул Быстроногу рукой, мол, пошли, чего сидишь. Парень наскоро допил похлебку и трусцой догнал старшего товарища:

– Это мы сейчас куда?

Барон и вор вышли из круга повозок. Они направились в поле неподалеку. На безоблачном небе светила полная луна, было довольно светло. Меч Рейнера звякнул о ножны.

– Если ты боишься лишь потому, что не умеешь драться, то твой страх не стоит и рубленого фартинга. Надо только научиться, и боязнь исчезнет. Растворится, словно капля вина в море. Доставай оружие.

Рейнер правой рукой, которая все еще была в латной рукавице, взялся за эфес меча, неуклюже извлек его, и вдруг почувствовал боль. Перчатка будто немного сжалась на кисти, и на траву стекла капелька крови. Рен взял меч в левую руку. Это было не слишком удобно, но барон лишь покачал головой.

– После нескольких тренировок ты будешь думать не столько головой, сколько мышцами. Движения станут привычны, так что ты должен сразу привыкать сражаться правой рукой. Больно? Перетерпи. В нашей ситуации это вопрос выживания, себя жалеть некогда. Давай, Ренфилд, мужайся.

Быстроногий в предвкушении очередной волны острой боли в руке перехватил меч. Под перчаткой закололо. Сначала слабо, потом сильнее.

– Поставь ноги на ширину плеч: левую вперед, чтобы носок смотрел на противника, а правую назад, чтобы носок смотрел не совсем прямо, но и не совсем вбок, найди середину. Хорошо, немного согни ноги, чтобы было легче делать шаг. Хорошо, такая стойка поможет тебе сохранять равновесие. Подними меч выше, чтобы кончик лезвия был на высоте горла противника…

Лиам, сложив руки, молча наблюдал за тренировкой, пока Галь готовился к операции по удалению глаза. Раненый наемник больше всех из компании смыслил в травах и методах врачевания, поэтому был вынужден самостоятельно прописывать себе лекарства. Он вытащил из одного из мешков плотный сверток. Развернув его, обнаружил кучку перетертых листьев. Смастерив из нескольких щепоток толстую самокрутку, отложил курительную смесь в сторону, а сам приготовил себе бутылку самогона. Лиам заточил нож и принес тяжелые кандалы, обычно удерживающие пленных, но не сегодня.

– Рей! – крикнул Лиам в темноту. – Ты нам нужен, геноззэ! Иди сюда, поживее!

Рейнер вернулся к повозке, чтобы послушать, что ему скажут.

– Дело плохо, Рей. Глаз придется удалять, – почти обессиленно пробурчал Галь. – Если не сделать это как можно быстрее, я умру в лучшем случае через два дня. Ты когда-нибудь ампутировал части тела, может, вырезал глаза каким-нибудь предателям?

– Да, был небольшой опыт. Как-то раз моему товарищу в плечо прилетела стрела, так что опыт вырезания я все же приобрел.

– Значит, резать будешь ты. Сейчас я напьюсь самогона и скоро выкурю этот хтарит. В совокупности дурман будет иметь хороший обезболивающий эффект, так что завтра я и не вспомню, что ты совал мне нож в череп. Скуете меня кандалами, сунете в рот ремень, чтобы зубы не переломал, да смотрите, как бы я блевотиной не захлебнулся. Готовы? Ну, спаси меня, Матерь Мидра.

С этими словами Галь залпом влил в себя флягу самогона и принялся жадно втягивать дым самокрутки. Ренфилд не присутствовал при разговоре, но, учуяв наркотик, который иногда носил по поручению Артура в Кронфесте, а иногда и сам покуривал, тут же прибежал.

– Эй, что тут у вас? Решили расслабиться? – нервно посмеялся он.

Галь, постепенно теряя здравость рассудка, прокашлялся и принялся бормотать, еле ворочая языком:

– Ох, ну и хадость, ой. Я этот мешочек с одного мужичка