Зерно Фараона - Наталья Патрацкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лера посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Она взяла бутылочку в руки:
– А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда Пихто осталось наследство.
– Выброси, зачем оно нужно!
– Смотри, какая упаковка! Им еще можно пользоваться.
Лера резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежит чистая простынь. Вторым движением она постелила ее на диван.
– Прошу, Виталик, все готово для испытания наследства, скорее, его приложения.
Лера легла на край дивана и стала смотреть на комод, ей казалось, что старый старик вселился в комод и подмигивает. Виталик одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…
Лера повернулся к нему, погладила ремень:
– Хорошее у тебя укрепление, снять его можно? Или сложно?
– Да и вы в каркасе, вон какая у вас талия обтянутая! До вас не добраться.
– Не обижай, это летние платье, сейчас все ткани тянуться, – и она потянула замок на платье вниз.
Виталик снял ремень. Они механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Они еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Она протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался.
Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось, он взлетел на чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца…
Комод стоял понуро, о нем просто забыли.
Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
– Какой пляж, в девять вечера!?
– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время.
Под утро она проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Марго зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами.
Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
– Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов?
– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
– У него колесо спущено!
– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
– Шторки – это, что такое?
– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.
– Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала мать и ушла на кухню.
– Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
Не жаловаться ведь Прохору Степановичу по каждой проблеме, подумала мать и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было десять лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов.
Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.
Утро было солнечное с пронзительным, голубым небом. Стрекоза постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.
На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Стрекозе нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с Прохором Степановичем, давно ли это было? Уже дочь подросток.
Пляжный роман длился недолго. Прохор Степанович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.
Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он почувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Прохору Степановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.
На следующий день Прохор Степанович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
– Стрекоза, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Прохор Степанович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
– Здравствуй, Проша! – сказала она и поднялась.
– Где Инна? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
– Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.
– Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
– Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
– Стрекоза, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.
Самостоятельная.
Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Прохора Степановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…
Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал.