Железная роза - Обер Брижит

Чувствуя боль во всем теле, я под вой ветра продирался сквозь струи дождя. Мне было холодно, болела голова. В ране пульсировала кровь, причиняя мне острую боль. На секунду я остановился под деревом, чтобы перевести дыхание. Потоки воды стекали по халату санитара, леденя мне тело, но заодно смывали с него кровь. В дверях здания заплясали фонарики, их лучи были направлены в парк, по которому я пробирался.

Слышались голоса, кричащие что-то нечленораздельное, тонущее в шуме грозы. Но я понял: объявлена тревога. Спокойная жизнь кончилась!

Согнувшись, я побежал, шлепая по грязи, которой покрыты были аллеи, а за спиной у меня лучи фонариков обшаривали ночь. Сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди, во рту было сухо; сухость и противный горький вкус — последствие наркотиков, которыми меня пичкали; к тому же я трясся от холода. Наконец я добрался до ограды и высоченных ворот, которые перекрывали вход на территорию лечебницы. Собрав последние силы, я забрался на шероховатую, бугорчатую ветвь ближнего к ограде дуба. В том состоянии, в каком я находился, и речи не было, чтобы перебраться через ворота или через стену. Несмотря на холод, я исходил кислым потом, который смешивался с дождем, давая мне полное ощущение, будто я погибаю во время боя в болотах. Сквозь шум бури прорвался звук подъезжающей машины. Темно-синий «эспас» затормозил перед воротами, из него вылез санитар со связкой ключей в руке и длинным фонарем, которым он светил прямо перед собой.

Я мигом смекнул: из-за аварии электрическая система управления воротами не работает. Это был мой шанс. Едва он отошел от машины, я соскользнул по стволу дуба. Бесшумно прополз по мокрой траве, прокрался вдоль кузова машины и через широко распахнутую дверцу скользнул на место водителя. А водитель, рыжий верзила с физиономией тренера из летнего бойскаутского лагеря, чертыхался, открывая замок под проливным дождем. Добрейшая душа, он не выключил мотор, поставив его на нейтралку! Скрючившись на сиденье, головой на уровне баранки, я перевел рычаг скоростей на первую. Рыжему наконец удалось распахнуть тяжелые створки; что-то бурча, он толкнул их, чтобы распахнуть шире.

— Ну что? — донесся откуда-то сзади голос.

— Уже еду! Если ты думаешь, что это просто, то зря. Ну да в любом случае далеко уйти он не мог, — крикнул в ответ рыжий.

Он повернулся ко мне, а я на полную катушку выжал педаль газа. Машина рванулась вперед, и рыжий отпрыгнул в сторону, завалившись в ровно подстриженные кусты; вид у него был растерянный и недоверчивый, какой только и может быть у человека, который видит, что его намерена задавить машина без шофера. Я выпрямился — в самое время, чтобы не врезаться в стену, и укатил в беспросветную ночь. Взглянув в зеркало заднего вида, я увидел, что рыжий отчаянно машет руками посреди аллеи и вскоре к нему присоединились еще несколько белых силуэтов.

Дорога вилась по холмам. Я вел одной рукой и ехал с максимально возможной скоростью на пределе видимости. В свете фар показался придорожный щит-указатель, и теперь я уже знал, куда меня запрятали. В клинику Ланцманна. Но, по правде сказать, меня это ничуть не удивило. С минуту я раздумывал, а не завернуть ли к нему домой, но потом решил, что там у него уже, наверное, собран комитет для встречи. Мне надо ехать туда, где меня никто не ждет — ни Ланцманн, ни Зильберман, ни… Я взял направление к немецкой границе. Если я хочу что-то понять, я должен отыскать следы своего брата.