Романс для вора - Б. Седов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я знаю, о чем вы думаете. Ну так я обещаю вам, что никаких проблем не возникнет и стрельбы тоже не будет. Я знаю, иногда в больницу приходят, чтобы закончить незавершенную работу… Но это не тот случай. Так что расслабьтесь и ни о чем не беспокойтесь.
Он подумал и, достав из кармана пятисотрублевую купюру, положил ее на тумбочку.
— Возьмите это. Небольшая прибавка к жалованью.
Еще раз улыбнувшись, мужчина направился к лифту, а последний из сопровождавших его боевиков, проходя мимо дежурного, остановился на секунду и сказал:
— Ты понял? Квакнешь — попадешь в реанимацию.
И, потрепав охранника по плечу, пошел дальше.
Большой лифт, стенки которого были до последней степени исшарканы каталками, со скрипом поднялся на третий этаж, и его двери медленно разъехались.
Выйдя в широкий коридор, Арбуз и сопровождавшие его братки уверенно повернули направо, но тут же наткнулись на двух сидевших у стены мужчин, которые при виде нежданных гостей встали и перегородили им дорогу. Еще двое сидели на стульях чуть подальше, у дверей одной из палат. Они тоже встали и непринужденно засунули правые руки под пиджаки.
— Вы к кому? — спокойно поинтересовался один из охранявших Боровика спецов.
— А вы кто такой, чтобы спрашивать меня? — так же спокойно спросил Арбуз.
Спец достал из кармана удостоверение и, махнув им в воздухе, ответил:
— Капитан Шелепин. УБОП.
— Ага, — Арбуз кивнул. — Боровика, стало быть, охраняете.
Капитан Шелепин прищурился и сказал:
— Вы не ответили на мой вопрос.
Арбуз пожал плечами и ответил:
— Ну что же… Пусть все будет правильно и вежливо. Позвольте представиться: вор в законе Михаил Александрович Арбузов.
— Арбуз? — Шелепин поднял брови. — Тот самый?
— Ага. Тот самый. А чтобы избавить вас от необходимости задавать лишние вопросы, скажу, что Саня Боровик — мой друг детства и я пришел его навестить.
— Ну-ну, — усмехнулся Шелепин, — а за вашей спиной неутешные родственники.
— Что значит — неутешные? — забеспокоился Арбуз.
— Да это я так, к слову.
— А вы, уважаемый, за словами-то следите, — нахмурился Арбуз, — слово, оно как пуля — вылетит, не поймаешь. А если бы я сейчас разволновался и схватил инфаркт?
— Вот уж не надо, — засмеялся Шелепин, — у таких, как вы, на ровном месте инфарктов не бывает.
— У таких, как вы, — тоже, — парировал Арбуз. — В общем, я пришел навестить друга и надеюсь, что у нас с вами не будет проблем. Мои люди останутся в коридоре, можете с ними пока покалякать… о делах скорбных. А я пойду к Сане. Вы не против?
Шелепин помолчал, потом посмотрел на стоявшего рядом с ним спеца, тот пожал плечами, и тогда Шелепин, вздохнув, сказал:
— Ладно, идите. Только оружие сдайте.
Арбуз развел руками и ответил:
— Конечно, какой разговор! Пожалуйста.
Он достал из кармана плаща огромный позолоченный «Магнум» пятидесятого калибра и протянул его Шелепину рукояткой вперед.
— Ух ты! — восхитился Шелепин, принимая оружие. — Вот это ствол! Витька, посмотри!
Стоявший рядом с ним Витька восхищенно поджал губы и одобрительно покачал головой.
— Да-а… Знатная пушка.
— Говна не держим, — гордо произнес Арбуз.
— Ладно, идите, — Шелепин кивнул головой в сторону палаты Боровика, — а мы тут пока с вашими посидим…
— Благодарю вас, — вежливо ответил Арбуз и пошел к палате.
Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал:
— Кончайте вы подмышки чесать! Что у вас у всех — блохи, что ли?
Войдя в палату, Арбуз почувствовал, что сердце его сжалось.
Саня Боровик, рослый и мощный, лежал на большой металлической кровати со множеством рычагов и штурвалов и выглядел в высшей степени беспомощно и жалко. В вене у него была капельница, под носом — прилепленная пластырем кислородная трубочка, а под кроватью виднелась позорящая достоинство настоящего мужчины утка.
Услышав, что открылась дверь, Боровик разлепил веки и, увидев, кто вошел, тут же снова зажмурился. Подождав несколько секунд, он снова открыл глаза, на этот раз уже достаточно широко, и криво улыбнувшись, тихо сказал:
— Явился… Ну здравствуй, Мишка, сто лет не виделись.
Арбуз почувствовал, что у него защипало в глазах, и ответил:
— Здравствуй, Саня…
При этом у него в горле предательски пискнуло, и на щеку выскочила неожиданная слеза.
— Ишь ты… — прошептал Боровик, — растрогался, сукин сын. Вор в законе плакать не может.
— Иди ты в жопу, идиот, — ответил Арбуз и громко шмыгнул носом, — это у меня от здешних запахов аллергия открылась.
Арбуз достал платок и старательно высморкался, затем подвинул к кровати стул и сел рядом с Боровиком.
— Ну как ты тут? — заботливо спросил он.
— Как… Каком кверху, — ответил Боровик, — две пули в груди. Были — их уже достали. Ни один жизненно важный орган не задет, так что все путем. Однако болит, сволочь!
— Ну, раз так, — облегченно вздохнул Арбуз, — тогда все нормально. Дырки заживут, и будешь хвастаться девкам — бандитская пуля. Эх, сколько же лет прошло! Тебя просто не узнать…
— Слушай, Мишка, — сказал Боровик и с трудом повернулся на правый бок, — болит, гадина… Всякие сантименты сейчас нужно отложить. О наших с тобой жизнях поговорим потом. А сейчас есть гораздо более важные дела.
— Ну давай, излагай, — Арбуз достал сигареты. — Здесь курить-то можно?
— Можно, я разрешаю, — кивнул Боровик. — А дела действительно нехорошие… Вот ты сказал — бандитская пуля.
— Ну сказал, — Арбуз выпустил дым в сторону открытой форточки, — и что?
— А то, что она вовсе не бандитская.
— То есть как? — удивился Арбуз. — Ревнивый муж стрельнул, что ли?
— Если бы, — усмехнулся Боровик. — В общем, так. Происходит что-то странное. Менты сказали мне, что человека, стрелявшего в меня, задержали с поличным, то есть — с пушкой в руке. И знаешь, кого они назвали?
— Ну и кого?
— Нашего Ромку.
— Да ты что? — Арбуз вскочил, опрокинув стул. — Этого не может быть!
— Конечно, не может, — согласился с ним Боровик, — я же видел того, кто стрелял. Это бывший спец из УБОПА, а теперь он прислуживает пидорам из мэрии.
— Интересно, — Арбуз сузил глаза, — интересненько…
— Вот и я говорю, — кивнул Боровик и вздохнул. — Слушай, Мишка, дай-ка мне сигарету. Врач не разрешает, но я думаю, что ничего страшного не произойдет.
— Он думает! — Арбуз хмыкнул и полез в карман.
* * *Когда Стропилло на негнущихся ногах выбрался из офиса Арбуза, он ничего не соображал — просто тихо радовался самому факту своего существования.
Однако не прошло и пары-тройки минут, как его изворотливый мозг начал потихоньку оживать. И тут же его накрыла тяжелая оглушающая волна — миллион!
Стропилло взвыл и побежал по тротуару, не разбирая пути.
Одна мысль лихорадочно билась в голове — бежать! Вот он и бежал, куда глаза глядят. Редкие прохожие в испуге шарахались от него, что и неудивительно — бегущий Стропилло нелепо размахивал руками, лицо его было искажено, выпученные глаза странно блестели.
Стоп!
Инстинкт самоохранения все-таки начал отрабатывать свой последний ресурс, смог заставить мозг прекратить панику и заняться поисками выхода из жуткой ситуации.
Куда бежать, если арбузовские братки, перед тем как отпустить Стропилло, отобрали все имевшиеся у него при себе бумаги? В том числе и документы на избу в Пыталовском районе, и даже заветную записную книжку со списком городов, в которые Стропилло переводил свои денежки. Поди теперь вспомни их, тем более в таком состоянии…
Стропилло закусил губу и принялся озираться, пытаясь определить, куда занес его безумный бег. Господи, да он, никак, уже всю Некрасова пропахал, вон, до «Октябрьского» рукой подать!
Он вдруг сообразил что-то, метнулся на проезжую часть и растопырил руки перед первой попавшейся машиной. Раздался резкий визг тормозов. Водитель новенькой бледно-зеленой «десятки» высунулся из открытого по случаю теплой погоды окна и уже было окрыл рот для произнесения матерной тирады, как вдруг увидел зеленый, как его машина, полтинник, зажатый в кулаке у Стропилло. Дверь «десятки» тут же гостеприимно распахнулась, и Стропилло тяжело плюхнулся на сиденье.
— Старопетергофский! — буркнул он, тяжело сопя.
Первым делом следовало забрать собственную машину — а там посмотрим.
Через полчаса Стропилло уже сидел за рулем своей «девятки» и напряженно размышлял.
Миллион…
Еще совсем недавно Стропилло был готов все отдать, лишь бы вырваться от Арбуза живым и невредимым. Теперь, когда непосредственная опасность хоть на время, но отступила, мысли его постепенно приняли другое направление.