Легион «Идель-Урал» - Искандер Гилязов

Тревоги немецкой стороны и представителей самих поволжских татар были не беспочвенными. Уже 12 января 1945 г. Харун эль-Рашид срочно телеграфировал Циглеру в Вену: «Как это ни тяжело, но из-за неблагонадежности пришлось разоружить роту поволжских татар. Причина тому — плохой контроль и проверка в лагерях. Я слышал, что они приходят оттуда полностью в большевистской убежденности, поэтому происшедшее не удивляет».[389] Все более растущее недоверие эль-Рашида к татарам отражено в одном из документов начала 1945 г. Он писал: «Я обращаю внимание на то, что у поволжских татар, большинство которых вообще не владеет своим собственным языком и говорит только по-русски, русификация прогрессирует в значительной степени. Я не могу видеть в них ни нерусских, ни мусульман (некоторый процент их вообще определяет себя как христиан). В религиозном отношении они полностью негативны, в остальном сильно инфицированы большевизмом».[390] Вряд ли можно принимать на веру утверждения штандартенфюрера об отношении татар к родному языку или мусульманской религии, но для понимания общей ситуации в становлении татарской «боевой группы» ВТБС документ очень красноречив.

Хотя 16 января еще 10 идель-уральцев (не только татар) были произведены в офицеры СС (среди них оберштурмфюрерами стали Ахмат Н. и Салих Ш., унтерштурмфюрерами Энвер Е., Ахмат Ш., Ахмат Г. и Василий А.),[391] создание татарской боевой группы становилось все более и более проблематичным. В тот же день стали известны подробности о разоружении с таким трудом собранной татарской роты. Харун эль-Рашид в телеграмме в Главное управление СС сообщал, что им в Сенице[392] было разоружено и отправлено в лагеря военнопленных 187 идель-уральских татар. А. Циглер предоставил Р. Ольше еще более конкретные данные: все разоруженные татары, по всей видимости, были отправлены в лагерь Кайзерштайнбрух (возможно, на территории Австрии). Поводом для разоружения стало то, что «в татарской роте находились политруки». В воспоминаниях X. Унглаубе говорилось даже о том, что в «боевой группе Идель-Урал» произошло восстание, во время которого многие командиры были убиты.[393] Циглер предложил усилить пропагандистскую работу в лагерях, более тщательно проводить «просеивание и проверку каждого» в предварительном лагере в Вене, но сетовал, что это не даст стопроцентной гарантии, так как «политруки очень хорошо обучены», что добровольцы легко попадают под влияние «русских агентов»; туманно замечая, что местное словацкое население «делает больше, чем нужно». Факт разоружения татарской роты оценивался им как «очень печальный». Немаловажным в событии было и то, что в роте не было ни одного татарского офицера. Итог по Циглеру: «На сегодня штандартенфюрер может положиться только на две боевых группы — крымских татар и азербайджанцев».[394]

По-видимому, своеобразной реакцией на случившееся стало письмо гауптштурмфюрера Гайсы К., написанное 17 января 1945 г. на русском языке и адресованное Р. Ольше.[395] Он высказал свои предложения для улучшения ситуации с татарской боевой группой:

1. «По старой традиции татары есть народ воинственный и они вечно способны враждовать с другими живущими по соседству национальностями. Поэтому следует их (татарские подразделения) отделить от туркестанцев, азербайджанцев и т.д. Кроме того, учитывая их чрезмерную гордость и обидчивость, не мешало бы поставить на командную должность для татарских подразделений исключительно офицеров из числа татар».[396]

2. С учетом опыта легиона и «особенностей данного периода» (очень обтекаемая формулировка! — И. Г.) татарские подразделения СС, по мнению Гайсы К., должны были быть размещены на территории самой Германии, а не на оккупированных территориях.

3. При отделе «Туран-Кавказ» ввести должности советника из татар, а еще лучше — организовать татарский штаб связи (по образцу Союза борьбы тюрко-татар).

4. Чтобы не повторялись уже имевшие место «неприятности»: в отношениях татарских солдат и туркестанских офицеров, перехода на сторону партизан и т.д., следовало бы, по мнению Гайсы К., «немедленно обеспечить своим командным составом татарских СС-подразделений».

5. Присваивать офицерские звания по «заслугам», «не засорять офицерский состав всякими самозванцами».

6. Очень любопытное предложение: «обеспечить просьбу добровольцев-девушек-татар. Не мешало бы не только добровольцев, но и всех татарских девушек собрать в СС и устроить их на работу при татарских подразделениях и частях в качестве помощниц и на подсобные работы (посудницы, повара, уборщицы, медсестры, ординарцы и т.п.)».

7. Поднять вопрос о возможном объединении крымских татар с поволжскими, учитывая пожелания самих татар. К такому предложению, по-видимому, привело наметившееся внутри ВТБС противостояние татар представителям среднеазиатских народов.

8. «Организовать курсы командного состава без ограничения срока обучения».

Все эти предложения Гайса К. считал своевременными и очень актуальными, замечая в конце: «Прошу вас считаться с вышеуказанными моментами и по возможности скорее реагировать на них, так как это диктует сегодняшняя ситуация». Но подобные документы мало что могли изменить в реальности, авантюра СС катилась к бесславному финалу.

События конца декабря 1944 — начала января 1945 г. очень сильно задели Р. Ольшу как главного идеолога создания ВТБС. 18 января он обратился к своему начальству с примечательным заявлением.[397] Он почувствовал, что мероприятие трещит по швам, и постарался во всех грехах обвинить Харуна эль-Рашида. Прежде всего, Ольша отметил невнимание командира соединения, «несмотря на постоянные замечания», к вопросу подготовки национальных офицерских кадров, что он считал его главной ошибкой. «Только в последние дни удалось призвать способных татарских офицеров, проверенных комитетом и Посредничеством. (…) Командир же, несмотря ни на что, пытается получить все новых и новых военнопленных, на что отдел Д 15к согласия не давал из-за отсутствия собственных офицерских кадров». Получалось, что все дело в том, что Харун эль-Рашид противодействовал указаниям сверху, считая, что после сбора завербованных военнопленных они сами выберут себе офицеров. Ольша при этом «энергично противостоял такому бессмысленному и авантюристическому плану». В результате «даже то малое число татар, которое находится в ВТБС, теперь показало свою ненадежность». Последствия Ольша констатировал очень красноречиво: «Это практически конец. Командир не мог предъявить более явственного заявления о своем банкротстве, чем отправить всех своих добровольцев обратно в лагерь для военнопленных». Какое-то место для надежды все-таки оставлено: Ольша сознается в «банкротстве» командира, но не всего мероприятия, что, очевидно, было бы намного правильнее. Это подтверждается тем, что даже 18 февраля 1945 г. Харун эль-Рашид телеграфировал в Главное управление СС, что «боевая группа Идель-Урал в настоящее время состоит всего из 74 человек, командира у них еще нет, поэтому они пока придаются к группе крымских татар, а шесть офицеров, подготовленных для нашего объединения, еще не объявились». А разоруженные до этого татары были действительно приданы группе крымских татар, это «единство», в понимании командира ВТБС, «должно было создать основу для создающейся боевой группы Идель-Урал».[398]

Трудно привести более красноречивое подтверждение тому, что идея создания Восточнотюркского боевого соединения СС (по крайней мере в части привлечения на службу поволжских татар) привела к еще более серьезному провалу, чем создание Восточных легионов вермахта. Ведь даже туркестанцы, которые, например, в Восточных легионах считались самыми надежными из всех добровольцев, в данном случае полностью разочаровали немцев. Поэтому не случайно немецкий историк К. — Г. Клитманн замечал: «Дальнейшая судьба этого соединения затонула в неурядицах последних месяцев войны».[399] Когда война быстро приближалась к своему закономерному концу, мало кто из германского высшего руководства по-настоящему интересовался судьбой малочисленного, до конца не сформированного соединения, которое, даже будучи созданным, вряд ли смогло бы решить какую-либо проблему Третьего рейха. И все же нельзя сказать, что каких-либо попыток выйти из создавшегося тупика в ВТБС не предпринималось. Приведу лишь некоторые связанные с этим любопытные факты из событий января—марта 1945 г. в хронологической последовательности. Основное внимание при этом уделялось подготовке национальных офицерских кадров.

В январе—феврале 1945 г. по поручению Харуна эль-Рашида пытался организовать подготовку офицеров в лагерях Татарского посредничества Хайнц Унглаубе — в упоминавшемся уже лагере Кринке на острове Узедом и лагере Даргибель. Унглаубе к тому времени перебрался в свой родной город Анклам в Померании и организовал там так называемое Волго-татарское бюро, как своеобразный филиал Татарского посредничества. Он фактически работал на два фронта, выполняя и поручения СС. Унглаубе жаловался на то, что вермахт никого не выделил из восточных добровольцев (понятно, что вермахту было не до таких «мелочей» в тот момент), и поэтому ему и его подчиненным пришлось ограничиваться работой с военнопленными. Настроение среди курсантов было явно подавленным: их угнетало отсутствие надежной связи и информации, побывавший в ВТБС А Фаталибейли-Дудангинский сообщил им, что «татары в соединении чувствуют себя плохо, а их офицеры все еще не прибыли». Унглаубе несколько раз сообщал о своих проблемах и Главному управлению СС, и Татарскому посредничеству: никто из аппарата германских местных властей интереса и заботы к его курсам не проявлял, поэтому он просил подкрепления. Основным помощником Унглаубе сначала являлся все тот же А. Тагиров, обладавший, по словам «шефа», «чрезвычайным педагогическим талантом». Впоследствии к нему на «подмогу» прибыли Гайса К. и Шихап Нигмати. Первая группа «будущих» офицеров состояла из 24 человек, из которых наиболее «подходящими» были признаны 10 человек и которые во главе с Тагировым в конце февраля 1945 г. наконец прибыли в соединение.[400] Тагиров произвел очень благоприятное впечатление и на Харуна эль-Рашида, который выразил уверенность, что «в его лице я буду иметь доброго товарища и надежного помощника» и 24 февраля 1945 г. пообещал в телеграмме Унглаубе извещать его, как будет продвигаться создание «боевой группы Идель-Урал».[401] Любопытно, что личность «доброго товарища и надежного помощника» А. Тагирова вызвала серьезные нарекания со стороны Татарского посредничества и некоторых его «соратников», когда вдруг возникла идея произвести его в оберштурмбаннфюреры (что соответствовало подполковнику в вермахте): Ш. Алкаев обвинил его в том, что он украл сумку с продовольственными карточками у его жены, а позднее даже заявил, что он — «советский агент». Ш. Нигмати также начал утверждать, что Тагиров — «большевистский шпион». После таких заявлений руководитель посредничества Л. Стамати был вынужден провести проверку. Судя по всему, самое «суровое» обвинение не подтвердилось, и все же Стамати в справке для Главного управления СС дал Тагирову весьма нелицеприятную характеристику: «Он вступил в легион, когда он только создавался, но из-за злоупотреблений шнапсом и из-за женщин был арестован. Из-под ареста вышел как ни в чем не бывало. Посещал офицерские курсы, но и там из-за указанных причин у него возникали проблемы. Затем Тагиров работал в управлении одного из лагерей для восточных рабочих, но и там из-за шнапса и женщин проявил свою полную недееспособность». Стамати подытожил: «В общем как офицер он неплох, но в случае употребления алкоголя становится полностью неуправляемым».[402] Такие склоки и грызня для конца войны вполне характерное и понятное явление.