Красный Барон - Андрей Посняков

— Как скажешь, — пожав плечами, Каменщик привалился к фальшборту спиной, Громов тоже расслабленно вытянул ноги… Как вдруг с правого борта донеслись громкие крики и ругань!

— Ах, ты ж подлый волчонок!

Проспавшийся боцман, углядев «воркующих голубков», немедленно поднялся на ноги и, подобравшись к «подлым прелюбодеям», пустил в дело плеть:

— Вот тебе, вот!

Мартин в ужасе закрыл лицо руками и попытался бежать, да куда там — боцман сбил его с ног кулаком и, подозвав матросов, приказал, кивая заодно и на побледневшую девчонку:

— Этих двоих — на корму, к капитану.

Исполняя приказ, матросы тут же ухватили обоих. Аньеза дернулась, пытаясь вырваться, закричала… треснув, платье ее расползлось по шву, обнажив спину — похоже, гогочущие, словно гуси, матросы сделали это специально.

— Эта девушка — не преступница! — попытался вступиться высокий поселенец в темном кафтане и шляпе. — Есть закон…

Бухх!

Тяжелый кулак боцмана въехал незадачливому заступнику в скулу и тут же, сразу послышался все тот же глумливый хохот:

— На «Святой Эулалии» один закон — слово капитана.

— Помогите! — упираясь, кричала девчонка.

Кто-то из матросов со смехом кинул ее себе на плечо, потащил, поставив на ноги уже на корме, перед грозным Пинедой.

— Преступники доставлены, сэр! — браво доложил боцман. — Болтали промеж собой, шушукались, несмотря на ваш запрет. Видать, замышляли чего-то.

— Замышляли, говоришь? — взглянув на девчонку, капитан нехорошо усмехнулся, мосластое лицо его еще больше вытянулось, в маленьких глазках зажглось похотливое пламя. — Что же, эту красулю я допрошу сам… и если она будет ласкова, может быть, и не скормлю акулам, х-ха!

С этими словами «сэр Якоб», подмигнув, ущипнул Аньезу за щеку… и получил в ответ по щеке!

Хорошо девчонка заехала, звонко, от души. Хозяин «Эулалии» побагровел, глаза его, и без того небольшие, сузились от гнева, губы задрожали:

— Ах ты, сучка! Плетей ей! Нет… в каюту! Я уж там… сам…

— Не-ет! — пришедший в себя юноша, словно кошка, бросился на капитана… и, будучи отброшенным тяжелым ударом прочь, вновь вскочил на ноги, с яростью вырвав из-за пояса ближайшего матроса нож.

Правда, на большее парня не хватило — нож у него тут же выбили тяжелой абордажною саблей, самого же… Нет, больше не били — просто «сэр Якоб» посмотрел на него невидящим взглядом, да приказал:

— Повесить!

— Вы сказали — «повесить», сэр? — придерживая избитого подростка за шиворот, на всякий случай уточнил боцман.

— Да, да, повесить! — с яростью повторил капитан. — Не слышали, что я приказал? Вы тут все что — глухие? А ну-ка, парни, вздерните-ка эту сухопутную мокрицу на нок-рее, думаю, наш добрый король Карл будет этому только рад.

— Есть, сэр!

Дружно рявкнув, матросы потащили бедолагу Мартина к мачте, а кто-то уже и ловко накинул на рей пеньковую петельку…

Тут уж Громов понял, что выжидать больше нельзя.

— Эй, вы, — крикнул он поселенцам. — Так и будете ждать, пока эти разбойники не изнасилуют всех ваших женщин? Или вам — сильным и не старым еще мужикам — не справиться с этим пьяным сбродом? Ну как хотите…

Вращая над головой подхваченной с палубы цепью — расковали да забыли убрать — молодой человек подбежал к мачте, с ходу ударив одного из матросов по загривку все теми же оковами и чувствуя, как позади орет, что есть мочи, Головешка Сильвио.

Бухх!!!

Вот кто-то отбросил в сторону сразу троих…

— Молодец, Деревенщина! — восхищенно завопил Сильвио. — Ну ты и силен, парень… Правда, неповоротлив, словно тысяча слонов.

Сбоку послышался хруст — Деревенщина ухватил уложенную вдоль борта стеньгу, ударил… все как в старой русской сказке: махнет — улочка… переулочек…

— Задержи их, Гонсало! — прокричав, Громов кивнул рукой своим и помчался к заветной дверце, гремя выкраденными Мартином Пташкой цепями.

— На судне бунт, парни! — истошно завопил капитан…

И тут вдруг раздался выстрел — кто-то из поселенцев выстрелил из пистолета… и пуля угодила «сэру Якобу» в глаз!

— Бу-у-унт! — убегая к корме, яростно заорал шкипер. — Бу-у-унт!

Ни о каком повешенье, ни о какой девчонке речь, понятно, уже не шла — поселенцы все же вступили в драку, а ссыльные уже вытаскивали из арсенала мушкеты. Ушлый каменщик Рамон Кареда уже успел сбегать в крюйт-камеру, вернувшись с зарядами — порохом и свинцовыми пулями, аккуратно упакованными в бумажные «патроны»-картузы.

— Однако калибр подходящий, — насыпав на полок затравочный порох, Головешка поудобнее примостил мушкет на балюстраде капитанского мостика…

Бабах!!!

— Эй, у вас что тут? — прибежал озабоченный матрос с носа — там из-за парусов мало что было видно.

— Так вам же уже сказали — бунт, — направив на матросика мушкет, ласково улыбнулся Сильвио. — А ну ручки вверх — и пошел в трюм, живо! Ну что смотришь? Хочешь пулю в живот?

— Не-ет, — матрос затравленно оглянулся.

— Тогда давай прыгай вниз — к неграм… Н-ну!!!

Головешка едва повел стволом, как бедолага проворно скрылся в трюме. Каменщик одобрительно поднял вверх большой палец:

— Давайте их всех туда!

Поселенцы и ссыльные справились с подвыпившей командой бригантины довольно быстро, инцидент не занял и получаса, просто у бунтовщиков оказалось оружие, а у команды, увы, оно имелось сейчас далеко не у всех. Нет, с носа послышался выстрел, даже несколько — пули со смаком пробили парус и унеслись в синее высокое небо.

Видно их, конечно же, не было, но траекторию бывший «сеньор лейтенант» легко себе представил. И тут же вспомнил, что на носу есть два фальконета, если матросики их развернут…

— Рамон, Головешка… и… — Громов огляделся вокруг, прикидывая, кого бы позвать еще, желательно человека сильного, но вместе с тем и проворного, ловкого, не такого, как Гонсало «Деревенщина» Санчес.

— Что вы хотите, сеньор? — по-каталонски осведомился один из переселенцев — высокий мужчина в черном кафтане, несмотря на жару, застегнутый на все пуговицы.

— Там, на носу — еще сопротивляются, — быстро пояснил Андрей. — У них есть фальконеты.

— Понял, — незнакомец кивнул и, обернувшись, подозвал трех парней, возрастом чуть старше Пташки. — Хулио, Альфредо, Комес! Давайте за нами, быстро.

— Подождите, — Громов жестом остановил всех. — Пусть захватят… нет, мушкеты, пожалуй что, тяжелы. Рамон, в арсенале есть пистолеты? Нет… А что есть? Абордажные сабли?! Что ж ты молчал?

— Так их уже расхватали, Андреас, — ухмыльнулся Каменщик. — Впрочем, думаю, для этих парней оружие найдется.

Первый из парней — Хулио — получил пулю в лоб, едва только высунулся из-за мачты. Прогрохотал выстрел, и бедолаге тут же снесло полчерепа, забрызгав палубу мозгами и кровью. На этом-то месиве и поскользнулся Андрей — и весьма вовремя, надо сказать, поскользнулся, иначе б и его мозги тоже растеклись по надраенным почти добела доскам! А так… лишь слышно было, как просвистела над головой пуля.

И следующий выстрел был уже в ответ: громыхнули дуплетом все ж таки притащенный Деревенщиной мушкет и пистолет Симона — так звали того, в черном кафтане. Двое матросов свалились в воду — похоже, никто не выплыл, впрочем, было не до того: оставшаяся часть команды «Святой Эулалии», подбадривая себя громкими воплями, бросилась в рукопашную схватку.

Они не были трусами — среди моряков такового племени в те времена не водилось вовсе! У многих матросов нашлись и ножи, и палаши, и сабли — видать, на носу тоже держали оружие на случай непредвиденных обстоятельств.

Удар! Андрей скрестил клинок с полуголым верзилой в красном платке, да так, что полетели икры. Скрежет… Ненавидяще-яростные взгляды с обеих сторон. Обводка… Еще удар!

Абордажная сабля, конечно, не шпага — здесь не до хитростей, лишь — кто сильнее, быстрей. И все же, «сеньор лейтенант» пытался использовать все уроки, полученные от месье Кавузака, а этот изящный француз зря свой хлеб не ел! Фехтование сродни танцам… значит, надо танцевать с этим верзилой, словно с обворожительно-приятной дамой, к примеру — с той же Эженой или Амалией… Ах, Амалия, Амалия… Впрочем, не до тебя сейчас, милая «куколка», не до тебя…

Удар! Отскок! Поворот — все, как в менуэте… Промахнувшись, соперник озадаченно вытаращил глаза — выпад-то казался ему смертельным, однако нет, не сложилось — Громов увернулся… ну не то чтобы с легкостью необычайной, даже с некоторой долей грации. Все, как в танце… па-па-пам, пам-пам-па… раз-два-три, раз-два-три… На раз — разворот влево, на два — вправо, на три — выпад…

Пам-пам-па…

Есть!!!

Схватившись за пронзенную печень, противник со стоном повалился на палубу… честно говоря, Громову было его нисколько не жаль — честный бой, тут уж выбирать не приходилось.