Ромашковый лес - Евгения Агафонова

– Да, умею. Только кому они нужны, кроме как мне и моим детям? Пройдет какой-нибудь зверь, порвет её, и делай себе новую! Всё сначала! А я, между прочим, мечтала, чтобы все знали, какие паутинки я делаю! Чтобы знали, как ты меня научила! А так, что толку от этих паутинок? Мошки одни только попадаются в них, и всё! Что у меня есть? Ящерица сожрала моего паука, поэтому у меня нет даже половины самой себя. Что у меня есть? Я ничего в этой жизни не достигла! Ничего! А я уже такая взрослая! У меня даже дети большие!

– А скажи мне, милая, от чего ты последний раз смеялась от души?

Паучишка тут же вспомнила и, улыбаясь, рассказала:

– Да вчера вон, маленький мой, сынишка, забрался на верхушку дерева и не знал как спрыгнуть оттуда! Доченька полезла за ним. Еще главное лезет, смелая такая! "Братишка держись, я тебя спасу!" А как доползла, самой так страшно стало! Сидит, лапочками держится, и боится. Я им говорю: "Прыгайте вниз, тут паутинка, она вас поймает!" Они сначала трусили-трусили, потом маленький закрыл глаза, прыгнул, упал на паутинку, как на батуте отпрыгнул и встал лапками на землю. Дочка еще долго не решалась, но когда увидела, что сын снова лезет наверх и смело прыгает вниз, тоже прыгнула. И так им это понравилось, что они вчера весь день забирались на верхушку и прыгали, прыгали! Потом отталкивались от паутинки, подпрыгивали, снова приземлялись на паутинку, и так они хохотали! Ой, и мне тоже весело было! Так они резвились!

– А что тебя расстроило в последний раз?

– Когда сынишка лапку поранил. Он от птицы убегал. Я так испугалась! А вдруг поймала бы! А потом смотрю: малыш мой бедный еле приполз, доченька за лапку его тянет. Приползли, плачут сидят, и я вместе с ними. Залечили лапку, теперь ползает как ни в чем не бывало.

– Видишь! А ты такие глупые вопросы задаешь!

– Я не понимаю тебя, мама.

– Ты спрашиваешь, что у тебя есть? Говоришь, что нет ничего. А дети? Как же дети? Дети – твоя жизнь! Посмотри, ты живешь ими! Да если у тебя есть дети, значит у тебя есть всё! Пока они есть у тебя, твоя мечта обретает надежду! Она может сбыться! Дети спасут твою мечту, ведь ты подарила им жизнь! Как ты можешь говорить, что у тебя ничего нет, если даже после тебя ты останешься на земле! Как ты можешь говорить, что ты ничего не достигла, если твои дети выросли и сами уже чего-то достигли? Это всё ты! И они это знают, и ты должна это знать!

Вдруг на дерево ворвались детишки и с веселым смехом подбежали сначала к бабушке, чмокнули ее с двух сторон, а потом помчались обниматься к маме. По маминой щеке текла сладкая-сладкая слезинка. Она прижалась к детям.

Детёныши стали переглядываться, улыбаться и подталкивать друг друга локтями. Наконец сынок сказал:

– Мама, а это ведь твоя паутинка на соседнем дереве висит?

– Да, милый, моя.

– Мама, – продолжила, немного смутившись, девочка, – а у нас так не получается…Может…может ты нас…

– Конечно научу! – довольно сказала мама.

Детишки обрадовались, взяли друг друга за лапки и начали кружиться.

– Урра!!! Значит мы скоро тоже будем делать такие же паутинки! – вопил сынишка.

– Мама, – тихо обратилась к мамочке доченька, – а ты не обидишься, если мы научимся делать их лучше, чем ты?

Мама прижала к себе детей и слышала, что три их сердечка бьются одинаково, как будто все они бьются в одной общей груди.

Что такое понимание?

–Ты меня совсем не понимаешь! – крикнул он и, ударив ластами по воде, поднялся на берег и уполз подальше от всех и от всего. Так далеко, что даже солнцу было не добраться до него и не пощекотать своими острыми лучиками его невозмутимо толстую кожу.

Тюлень еле пошевеливал усиками и тщательно вглядывался в одну из миллиарда льдинок, одну из клеточек снежного покрытия земли. Он мучился.

–Неужели так сложно меня понять? Так сложно проникнуть в меня и понять?

Ветер порывом дунул в мордочку и пустил по телу несколько десятков холодных мурашек.

–Почему я должен всех прощать? Должен всех понимать? А меня кто поймет? Почему, если ей сложно быть рядом, когда мне плохо, я понимаю ее, а когда я один единственный раз помочь не смог, я вдруг стал эгоистом! А может, когда ей было плохо, мне было в триста миллионов раз хуже?..

Он замолчал и прислушался к ударам волн.

–Тогда нам тем более надо было встретиться…поговорить… Я мог бы и отвлечься от своих проблем, если любимой нужна моя помощь…Но и она могла…Да что я все: она могла, я мог! Надо было просто наступить на гордость и прийти! Тогда мне самому стало бы легче… Мне ведь всего лишь хочется, чтобы обо мне тоже думали, обо мне заботились, угадывали мои желания…

Его мысли снова улетели куда-то за облака. Но южный ветер вернул их ему обратно.

–А как? Как их можно угадать, если я сам же в себе закрылся и ничего не говорю? А потом обижаюсь на то, что она не стала ко мне приставать со своими расспросами, когда я попросил не приставать. Ну как можно догадаться, что я попросил меня не трогать только потому, что мне хотелось внимания? Не понимает она меня!..

Он сложил ласты одна на другую, усевшись в недовольной позе, а потом снова стал думать.

–Хотя, как меня можно понять, если я сам понять себя не могу…Точнее нет, я понимаю, но понимаю себя совсем не так, как понимает меня она. И ее я понимаю совсем не так, как понимает себя она. Может тогда стоит понять хотя бы только себя и совершенно не пытаться понять больше никого? Но когда ты пытаешься понять кого-то, кто-то пытается понять тебя. Она пытается…Мы дополняемся за счет этого. Кто знает, может быть когда-нибудь мы оба сможем поняться и понять друг друга одинаково. У нас у каждого свои миры, свои понимания. И если мой синий цвет чем-то немного похож на ее синий цвет, это еще не значит, что остальные цвета у нас хоть на капельку такие же похожие. Даже в самом простом белом мы видим разные оттенки. Мне кажется, что я что-то в этом мире понимаю правильней, чем она. А кто сказал, что я прав? Может, это я ничего не понимаю, а она понимает? Или мы оба не понимаем ничего? А мы всё понимаем, только понимаем сами для себя. И то не всегда. Так как же можно обижаться на то, что кто-то