Somniator - Богдан Тамко

Че заприметил что-то во мне. Поначалу я вовсе не попадался ему на глаза, а затем, уже в полях, мы оказались с ним в одном наряде по сооруженному этим же парнем КПП. Он был дежурным, я помощником. В то время, как второй дневальный ушел в палатку спать, мы остались с Че вдвоем, и тот начал мне рассказывать о том, как ему служится, почему он через сутки ходит в наряды и как попал в опалу к старшине. Я поддерживал разговор, задавал вопросы, и общение пошло само собой.

– Ты же знаешь, что старшина в Чечне воевал. Снайпером был. Вот я иногда представляю, сколько он наших положил, аж внутри все выворачивается.

– Ты называешь их «наши», а служишь здесь.

– Мы одной крови, а значит, они наши. То, что мы по-разному на мир смотрим – это уже другой разговор.

Я выждал паузу. Мы курили снаружи будки, выпуская клубы дыма в ночь.

– Че, разреши задать тебе очень личный и компрометирующий вопрос?

– Попробуй.

– Если тебя, в составе нашей роты, отправят на Кавказ воевать, что ты сделаешь?

Такого вопроса Че явно не ожидал. По его лицу даже было видно, что ничего подобного у него раньше не спрашивали.

– О-хо-хо… даже не знаю…, – Че задумался и добавил, – наверное, дезертировал бы.

Я не стал ничего комментировать – только лишь заключил для себя, что этот человек дал понять, что воевать он не сможет ни против тех, ни против других. Мне стало как-то легко – ведь реакция на такой вопрос могла быть какой угодно. Повисло молчание. Такое редкое, приятное молчание, когда ты находишься рядом с близким или близким по духу человеком, а в разговоре нет необходимости, потому что в тишине словно невидимые нити соединяют ваши сознания.

Я посмотрел под ноги, потому что услышал давно забытый, но на самом деле знакомый рокот. Это мурчала трущаяся о мои берцы кошка. Она была черна, как ночь, и настолько огромных размеров, что скорее это пришел все-таки кот. Я взял его на руки.

– Ты любишь кошек, Че? – спросил я.

– Очень. Они близки мне по духу – одиночки. Грациозные, гордые, хитрые. Не боятся любых соперников, каких бы то ни было размеров, всегда готовы к защите, и в критический момент нападут или убегут, но биться станут до последнего. А еще они никогда не покажут своей слабости. Ты когда-нибудь видел мертвых кошек? Нет, не тех, что сбиты машиной или погибли при падении с балкона, а невредимую внешне?

– Нет, – ответил я, покопавшись в своих воспоминаниях.

– Вот и я не видел. А знаешь, почему? Кошки умирают в одиночестве. Всегда и вдали ото всех. Чувствуя свою смерть, они уходят туда, где не будут найдены, чтобы никто не запомнил их, потерявшими свое величие.

Последние слова разрезали ножом мою душу пополам. Моя Диана… Она была той кошкой. Скрылась, умирая, чтобы остаться в моей памяти величайшей женщиной. Слезы чуть не брызнули из моих глаз, Че заметил, что со мной что-то не так, но вопросов задавать не стал, просто попросил кота в свои руки. Я отдал животное и сразу же закурил. Добив сигарету, я понял, что Че стал мне очень близок.

Самое интересное, что с тех пор у нас не было возможностей для бесед. Но Че не вел себя со мной по-дембельски, как с другими молодыми. Мы были на равных. Вскоре настал долгожданный день, и поля закончились. Мы быстро свернули все наши палатки, погрузились в машины и поехали обратно в часть. Это был первый раз, когда я ощутил, что возвращаюсь домой. Нет, не в Москву, а в родную казарму, где столь привычный распорядок, умывальники и столовая. Всю дорогу разговоры только и шли о еде. Пища, которой мы плевались до полей, стала казаться дарами из райского сада по сравнению с опухшим от воды рисом и разваренными до состояния теста полевыми макаронами.

Армия делает человека счастливым. По крайней мере, если смотреть на нее с точки зрения буддистских взглядов, утверждающих, что самый простой путь к счастью – это снижение своих требований до минимума. А что нам было надо? Вкусно поесть, поспать, помыться и быть в тепле. Ну и женщин. Однако не знаю, как у других, а лично мое желание становилось все слабее под влиянием круглосуточного мужского окружения. В конечном итоге однажды я понял, что совсем потерял либидо, если только мне не снился какой-нибудь тематический сон.

«Дома» нас ждал вовсе не отдых. Снова зарядки, марш-броски, стрельбы… Но все это было уже привычно и не в тягость. Такое чувство, что всю свою жизнь мы только этим и занимались. Ощущение покоя наполняло меня, я забывал о Москве, об отце, о Лолите. К тому же вскоре у нас начался самый долгожданный период – воздушно-десантная подготовка. В те дни я забыл обо всем на свете. Мы часами укладывали парашюты, чтобы довести процесс до автоматизма, занимались на снарядах, прыгали с макетов летательных аппаратов, разрабатывали голеностоп и учили технические характеристики куполов. Нам проверили здоровье, что стало причиной «печали» многих моих сослуживцев, которые оказались с гайморитом, слабыми коленями и прочими причинами, которые могли сделать десантника не допущенным до прыжков.

И вот, когда осень уже перевалила за свою середину, погрузив целую машину куполов, мы уехали на прыжки. Лишние проблемы и страхи нашего начальства привели к тому, что мы прыгали без оружия. Бывалые контрактники сразу начали нас подкалывать, что, несмотря на прыжки, мы будем всего лишь парашютистами, а не десантниками.

Как описать прыжок? Все дни подготовки меня бил дикий мандраж, в день десантирования сердце вообще выпрыгивало из груди, но когда я попал в самолет, все куда-то улетучилось. В рамке я стоял вторым, а выпускающий долго не давал первому команду: «Пошел!» – поэтому у меня было достаточно времени для того, чтобы с высоты птичьего полета рассмотреть красоты развернувшейся прямо у ног России. Невероятный покой и радость обуяли меня. Я понимал, что нахожусь на той стадии, когда назад уже нельзя, и мне нужно будет всего лишь выполнить, возможно, последний в своей жизни приказ. Но даже эта мысль не вселила в меня страх. Я был настолько поражен видами (тем более, я никогда раньше не летал), что в моей голове четко прозвучала мысль: «Даже если я сейчас разобьюсь, то все равно невероятно рад, что все это – последнее, что я видел в своей жизни».

Именно в ту секунду я и услышал первое в своей жизни: «Пошел!» Как при тренировках на снарядах, я сделал шаг, сгруппировался и нырнул в бездну, прижимая подбородок к груди. Мои глаза были широко распахнуты, я видел стремительно приближающуюся землю, а в голове само собой звучало заученное: «Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три – кольцо!» В этот миг я со всей дури рванул звено ручного раскрытия, забыв сразу же прижать руку обратно, вследствие чего меня сильно крутануло вокруг своей оси, но голос в мозге продолжал считать: «Пятьсот двадцать четыре, пятьсот двадцать пять – купол!». Стропы разматывались, я летел в свободном падении и чувствовал, что от ощущений внутри умираю, и это никогда не кончится. Но внезапно меня оглушила неземная тишина. Подняв глаза к небу, я увидел, что мой купол надулся, как воздушный шар, а сам я, словно пушинка, медленно снижаюсь.

Такая эйфория нахлынула на меня! Я выровнялся по ветру и выбрал себе место приземления подальше от бетона, леса и линий электропередач. Напрягая ноги у самой земли, я встретился с ней и упал на левый бок, затем, погасив купол, начал быстро его сворачивать и укладывать в сумку.

Я – десантник!

Потом мы прыгали еще много раз. Были опасные моменты, схождения, приземления прямо возле машин, но тех ощущений от всего полета, как в первый раз, больше не было. Удовольствие теперь доставляли только первые пять секунд, а дальше следовали лишь автоматизм и радость от правильного приземления. И порой мысль о том, стоит ли судорожная часовая укладка нескольких мгновений радости от того, что твоя жизнь не оборвалась, заставляла призадуматься…

А еще после первого прыжка я понял, какой сукой стал в армии. Ведь меня ничуть не волновали чувства отца или Лолиты от потенциально разбившегося Наполеона. Да они даже и не знали, что я прыгал.

По традиции нам пробили запаской по заднице, тем самым посвятив в парашютисты, и вручили значки. А дальше служба пошла своим чередом.

Глава 22. Война

В то время в полку ходили толки о том, что где-то рядом с нами готовятся боевые действия. Мол, боевики собирают силы, а для чего, почему и как – неизвестно. Это было основной темой для разговоров большинства военнослужащих, солдаты сразу разделились на тех, кто никуда не пойдет и тех, кто рвался в бой. Последних, кстати, было большинство, потому что мозги в десантуре нам промывали неплохо. И только я, казалось, понимал, что срочников устранять локальный конфликт в наши дни уже никто не отправит. Я достал себе новый мобильный телефон, купил sim-карту и позвонил Лолите. Мне столько хотелось ей рассказать: как мы жили в полях, про прыжки, о чем говорят в нашей части. Больше всего я собирался сетовать на то, что не получал от нее писем. Странное у меня было состояние. Вроде бы ощущений той неизмеримой любви во мне больше не присутствовало, но в то же время я чувствовал себя обделенным.