Возвращение блудного Брехта - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Елизавета здесь, и как это Бутурлину помешало? — вот. Потому пришлось полную версию. И Петруша, а на самом деле Карл Петер Ульрих, (Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf) и его отец — Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский
— Кроме того, что они имеют права на Гольштинию эту, с замечательным портом Росток, так они ещё имеют права и на шведское королевство. Помрёт вдруг неожиданно шведская королева Ульрика Элеонора и мы сможем поставить на трон нашего вечного врага своего человека и без боя заполучить и Швецию, и Финляндию.
— Да, разве…
— Подожди, Анхен. Я понимаю, что там есть парламент, который рулит, а короли ничего без него сделать не смогут, но есть много способов постепенно членов этого парламента притянуть на свою сторону. И сразу тебя успокою, деньги там на десятом месте. А можно, если по-умному сделать и наоборот, они за то, чтобы быть на нашей стороне ещё и доплачивать нам будут.
— Как же такое возможно, сердце моё? — вскинула сурьмяные брови Государыня. Слава богу не крашенные свинцом — свои чернее ночи.
— Там у них есть королевский совет и риксдаг. Риксдаг — это много мелочи и там просто подпевалы. Нас интересует королевский совет. Их всего несколько человек. Один из главных — Горн, имени не помню. Если заручиться его поддержкой, то он всю работу за нас сделает. И он был воспитателем Карла Голштинского. Так что на девяносто процентов уже на нашей стороне. Осталось устранить небольшое препятствие.
— Убить Элеонору.
— Ульрика охоты любит. Боевая девица.
— А король Швеции Фредрик Гессенский? — Опять правильный вопрос.
— Пьяница и распутник. Отравиться может вином заморским. Слишком много свинца там будет. С мышьяком. Но он вина столько хлещет, что и просто упиться до смерти может.
— Душегубство…
— Да, ладно! Это злейшие враги России, и только риксдаг сдерживает его от объявления войны нам.
— Хорошо, Ваня, пошлю я приглашение Карлу Голштинскому, посмотрим, что это за человек. Я его плохо помню. Он по-русски не говорил.
— Я скажу Семёну Салтыкову, чтобы готовил плутонг для почётного караула герцога и принца.
— Думаешь, не поедет сам? — хихикнула Анна.
— Лучше перестраховаться.
Кхекнули в красном углу.
— Ваня, а теперь что? Вот заразил ты себя от коровы и выздоровел и даже следов болезни на тебе нет. Теперь что? — Анна потрогала свои рябы щёки.
— Подожди, Анхен, давай про здоровье отдельный разговор с новым министром Здравоохранения вместе проведём. Ну, и так ничего не успеваю, чтобы два раза не повторяться. Обед скоро, так ты позови его, и я за обедом что думаю про оспу и ещё кое о чём сразу и ему и тебе расскажу. Стоп. Ещё Андрея Ивановича Ушакова пригласи. Порешаем один вопрос, который без него я боюсь начинать. Не знаю, как шляхта и генералы всякие к этому отнесутся.
— Хорошо, душа моя. Ты помолись, не гневи бога.
Перед обедом Брехт успел ещё встретиться с бароном Германом Карлом фон Кейзерлингом. Говорили на немецком. Курляндец русского не знал вообще. Так, несколько самых ходовых слов. Брехт протянул новому Президенту академии наук Российской империи Указ, подписанный императрицей, о его назначении на эту должность и вопросительно брови поднял, мол, чего думаешь, Герман Карл.
Они с Кайзерлингом были знакомы ещё по Альбертине. Так называется университет в Кёнигсберге. Основан чуть ли не два века назад герцогом Альбрехтом Гогенцоллерном. Потому и Альбертина. В этом университете они вместе учились. Но предаваться воспоминаниям об ушедшей двадцать лет как молодости времени не было.
— Что думаешь, Герман?
— Там всё плохо? — раскусил Бирона бывший товарищ по попойкам студенческим.
— Поможем. Пригласи из Кёнигсберга или других немецких земель учёных химиков. Математика — это хорошо, даже замечательно, Бернулли прославят российскую науку и молодой Эйлер, говорят умен. Только мне нужны химики. На втором месте физики, потом музыканты, потом художники и архитекторы и вот только следом за всеми этими — математики.
— На химиков и физиков нужны деньги. Опыты, сам знаешь, стоят не мало. Кислоты на вес золота идут. Математикам же нужны только чернила и бумага.
— Тем не менее, Герман, нужны химики, и дальше в том порядке… Стоп, ты ведь дружен с Бахом, он ходят слухи, даже специально для тебя симфонию написал.
— Нет. Придумают вечно. Я помог ему устроиться придворным музыкантом в Саксонии.
— Нет, так нет. — Эту историю Брехт слышал от Бетховена, когда был князем фон Витгенштейном. Значит, просто ещё время не наступило. — Всё одно зови его сюда.
— Так что с делами в Академии? — скала человек, НЕ СВЕРНЁШЬ.
— Там долги и пьянство повальное, до смерти лучший в мире математик допился. А ещё один, можно и химиком назвать, допился до того, что выпал из коляски и упал на мостовую, голову разбил, и через день помер. Два академика за два года померли от пьянства. Ни в какие ворота. Нужно тебе, Герман, не как у себя в имении кнутом, а добрым словом и штрафами отучить академиков пить, наладить дисциплину, разобраться с долгами и основать дополнительно университеты в Риге и Москве. Да, там ещё придумай про кнут и пряник, чтобы профессора и академики русский учили. Премию солидную или орден за овладение в совершенстве русским языком учини. Тебя, Герман, это тоже касается. Учи русский. Найми специального человечка. Да, где-то в Европе обучается, или закончил уже обучаться, наш поэт Тредиаковский. Его нужно вернуть и профессором поставить, пусть русской словесности учит молодёжь.
— Ох и хлопотно, Эрнст, ах, да, ты же имя теперь новое взял — русское. Хорошо, Иван Яковлевич, возьмусь я за это дело. Сегодня же депешу пошлю в Кёнигсберг своим наставникам Бекенштейну и Байеру. Пригодятся здесь эти профессора, они же и химиков подскажут коих из других университетов пригласить можно.
— Договорились. А ты не думаешь имя сменить⁈ Как у тебя отца звали? Отто, кажется.
— Так и есть. Отто Эрнст фон Кейзерлинг. Оттович плохо звучит. Герман Оттович…
— Да, нескладушка. Отто, Удо. Будешь — Геннадий Данилович. А крестницей сама Анна Иоанновна выступит.
— Геннадьий Деньильёвич. Охо-хо.
Кхе, кхе.
Событие пятьдесят седьмое
«Один день за раз, один шаг за раз. Делай, что можешь, делай всё возможное. Пусть Бог позаботится об остальном».
Мишель Джонс
Разговор про оспу за столом не сложился. Дети малые сидят уши греют. Женщины впечатлительные и не менее ушастые. Потому, Брехт решил, наконец, прояснить всё другие вопросы, итак уже целый месяц дело с мёртвой точки не сдвигается. Когда борщ, по рецепту Брехта, нахваливая, откушали, и принялись за гречку с мясом, Брехт пробный шар запустил.
— Андрей Иванович, я Государыню уже несколько раз просьбой одолевал, запретить ношение париков в России, а она говорит, что дворяне, да офицеры в гвардии роптать начнут. Вы, что по этому поводу думаете?
Ушаков, залезший уже кудрями парика в тарелку с борщом и, испачкав потом красный кафтан капающим с парика борщом, резко откинулся при вопросе на спинку стула и удивленно уставился на Анну Иоанновну.
— Ваше Императорское величество! Чёрт с ними с офицерами, мне разрешите, как графу Бирону, тоже ходить без этой гадости. Сил моих больше нет.
— Хорошо, Андрей Иванович, дозволяю. Только ты на вопрос Ванин не ответил. А мне любопытно, как дворяне и офицеры отнесутся. Будут говорить, что Пётр Алексеевич, мол, ввёл, немка эта вопреки ему все творит. — Анна отложила ложку. Вилками кашу ещё не ели.
— Вы опасаетесь тех, кто под париками лысину прячет. Да, не спорю, найдутся, кто о сём переживая, будет хулить вас, Ваше Императорское Величество, именем Государя Петра прикрываясь. Но таких будет не много.
— Двоих — Бутурлина и шурина его могло хватить. Спасибо Ваня от смерти спас.
— Анхен, мне сейчас мысль пришла, как и овец сохранить и волков насытить, — даже вскочил с места Иван Яковлевич. И тут же назад приземлился, нога взвизгнула от резкого движения.
— Слушаю, Ваше
