Фультон - Владимир Дмитриевич Никольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аудиенции этой ему пришлось добиваться с немалым трудом. В ту осень Бонапарт не оставался в столице подолгу. Его скорее можно было встретить в Булони, чем в стенах Тюильри.
Наконец, однажды в сопровождении одного из дворцовых секретарей Фультон прошел мимо нескольких караулов. Несколько пар острых пытливых глаз «ощупали» всю фигуру Фультона. Приемная была полна посетителей. Здесь толпились видные деятели эпохи — в скором времени пэры, герцоги, маршалы, короли — будущие созвездия императорской свиты, полковники и генералы, только-что приехавшие с фронта на германской границе, темные дельцы и крупные коммерсанты, академики и бывшие аристократы. Скромная фигура Фультона в темно-коричневом сюртуке, застегнутом до самого горла, терялась среди блестящих военных и гражданских мундиров.
Немало времени пришлось потерять Фультону прежде, чем наступила его очередь.
Дежурный ад’ютант ввел Фультона в круглый кабинет Первого консула.
Сбоку, у огромного письменного стола, заваленного картами, в темнозеленом генеральском мундире стоял Наполеон. Бонапарту было в то время тридцать четыре года. Он мало походил теперь на худощавого, бедновато одетого артиллерийского офицера. В фигуре и овале лица начинала уже сказываться легкая полнота, никогда, впрочем, Не отражавшаяся на подвижности Бонапарта.
Держа в одной руке сверток чертежей, Фультон первым сделал поклон, полный достоинства.
Наполеон ответил легким кивком головы.
— Я имею немного времени, чтобы выслушать вас, мистер… — Наполеон на одно мгновение запнулся, но его громадная память тотчас же подсказала ему фамилию собеседника… — мистер Фультон. Я принял вас исключительно по просьбе министра, господина Карно. Расскажите, по возможности коротко, сущность вашего проекта и ваши дальнейшие пожелания.
С этими словами Наполеон снова наклонился над картой Германии, испещренной десятками карандашных цветных линий, кружков и квадратов.
Фультону уже сообщили, как надо говорить с Первым консулом. Кратко, ясно и четко. А главное, уметь во-время помолчать.
— Сущность моего изобретения и результаты его испытания вам, наверно уже известны, гражданин Первый консул. Я не пытаюсь создать невозможное. Я иду по пути, уже указанному другими изобретателями и учеными. Паровая машина Уатта оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Заводы Англии…
— Об Англии — после, — прервал говорившего Наполеон, — переходите к вашему изобретению…
— Я и хочу это сделать, — спокойно продолжал Фультон. — Назначение моего изобретения — дать возможность морским и речным судам двигаться по воде в любую погоду, не завися от ветра. Цель изобретения — удешевить перевозку товаров, ускорить и облегчить сообщение между отдаленными странами, поднять благосостояние…
— … Увеличить счастье народов, содействовать всеобщему миру? Разве не так? Ах, господа идеологи, вы решительно неисправимы! — усмехнулся Наполеон, снова перебивая Фультона. — Расскажите-ка лучше, что может дать мне ваше изобретение сейчас, в самое ближайшее время. Не говорите только о тех благах, которые ваша машина даст нашим внукам… Я веду войну с Англией. Вы — американец, сами недавно закончили с ней воевать. И поверьте мне — скоро будете воевать снова. Если ваше изобретение может в чем-нибудь помочь мне и Франции в борьбе с тиранией Питта — я готов выслушать вас. Если нет — тогда не будем отнимать времени друг у друга.
Фультон должен был бы оценить вежливость последнего оборота. Через год конец фразы звучал бы иначе: «отнимать мое время…»
— Господин Первый консул, именно поэтому я и решаюсь вас беспокоить. Построенное мною судно, движущееся силой пара, может облегчить перевозку французских войск к берегам Англии. Я имею в виду, конечно, целую флотилию таких паровых судов, гораздо больших размеров. Кроме того, паровое судно может тащить за собой еще несколько груженых барж такой же вместимости. Сорок больших паровых судов с двумястами барж могут за сутки перебросить через Ламанш стотысячный корпус…
Наполеон иронически усмехнулся. Но усмешка мгновенно перешла в гримасу гневного раздражения. Он повернулся и быстрыми шагами подошел к широкому окну кабинета и отдернул бархатную портьеру. Из окна видна была набережная реки и пристань, с причаленной к ней паровой лодкой Фультона.
— И вы хотите уверить меня, — крикливо воскликнул Наполеон, — вы хотите меня убедить, что эта дымящаяся посудина способна заменить хороший парусный корабль или гребную галеру… Мне рассказывали о первом дебюте вашего судна. Оно дымило и грохотало так, что его слышали на Монмартре. Для рекламы это отлично… Парижане, говорят, были в полном восторге… Но на войне это никуда не годится… Хотел бы я видеть, как на таком шумном сооружении можно незаметно подобраться к врагу. Он должен быть слеп и глух, чтобы за пять миль не расслышать приближения вашего стим-бота, — кажется, так называется пароход по-английски?
Фультон, бледный от волнения, — в эти минуты решалась судьба его изобретения, — нервно мял сверток чертежей, который он так и не успел развернуть.
Наполеон остановился и, круто повернувшись, подошел к Фультону. Несколько мгновений оба они молча стояли друг против друга. Фультон — высокий, худощавый с черными, беспорядочно спутанными волосами, закрывавшими высокий, изрезанный морщинами лоб, и близко — на расстоянии вытянутой руки — Наполеон Бонапарт — плотный, коренастый и крепкий, на полголовы ниже своего собеседника.
Не такого приема ожидал американский изобретатель. Он рассчитывал на самую простую внимательность. От сдерживаемого волнения под глазами его обозначились синеватые тени. В такие минуты во французском произношении Фультона резко начинал чувствоваться английский акцент, невыносимый для Наполеона, как и все, что напоминало ему о Британии.
— Ну, короче говоря, что же вы от меня хотите? — спросил он Фультона.
— Я хочу продолжать мои работы над усовершенствованием парохода и передать мое изобретение Французской республике. — Фультон был плохим дипломатом, иначе он сказал бы — «в ваше распоряжение».
— Для этого необходимы средства, которых у меня уже нет. — Фультон сделал ударение на слове уже. Но до слуха Наполеона гораздо лучше дошло слово «средства».
— Ага! Так я и знал! Дело должно непременно кончиться этим! Денег, денег и денег… Вечное выманивание денег из государственного кармана… Один просит денег на усовершенствованную ракету, которая не будет летать, другой — на пушку, которая не будет стрелять, третий — на паровое судно, которое может лучше дымить, чем плавать… Знаете, что на пятьдесят тысяч франков, которые просит у меня Карно для вашего парохода, я могу оборудовать две
