Четыре сестры-королевы - Шерри Джонс

И все же три сотни – ничтожная сила. Генрих не мог собрать большего без введения нового налога, платить который бароны отказались. Англия, указали они, находится с Францией в состоянии длительного перемирия. Французский король его нарушил (или, скорее, его королева-мать), и все же бароны отказались оплачивать войну.

– Какую выгоду получит Англия от этих заморских предприятий? – насмешливо спрашивал влиятельный граф Глостер, не имевший владений за проливом и потому не видевший смысла там воевать.

До сих пор Элеонора соглашалась с ним. Но Бланку Кастильскую нужно остановить. Она не только все время унижала Маргариту, – вот chienne![38] – но теперь еще и угрожает будущему Эдуарда.

Генрих много раз объяснял баронам, почему Англии нужно Пуату. Королевство уже потеряло Нормандию, Анжу и Аквитанию – три территории на французском побережье. Без Пуату и Гаскони – где на континенте смогут причаливать английские корабли? Торговля будет затруднена. Англия ослабнет.

Но совет баронов не согласился заплатить ни единой марки.

– Чертовы бароны не видят дальше своего носа! – ругался потом Генрих у себя в покоях перед Элеонорой и Ричардом. – Как жаль, что я должен считаться с постановлениями болванов.

У французского короля таких забот нет. Без Великой хартии вольностей у него развязаны руки, и он правит своим королевством как хочет – или как хочет его мать. В результате страна расширяется, поглощая все вокруг, и становится самой мощной державой на материке.

– Если бы не слабость моего отца, это положение заняла бы Англия, – сетует Генрих.

Какую из слабостей он имеет в виду – король не поясняет: вожделение короля Иоанна к красавице Иза-белле Ангулемской, из-за чего он потерял территории во Франции, или его отказ воевать за эти земли?

Некоторые бароны называют эту войну женской.

– Они упрекают нашу мать, – говорит Генриху Ричард.

Теперь уже весь мир знает, как королева Бланка оскорбила Изабеллу во время пира в честь Альфонса. В ярости Изабелла поскакала в château[39], отведенный Альфонсом для нее и ее мужа, и устроила там пожар.

– Они обвиняют королеву Изабеллу? А не Бланку? – удивилась Элеонора.

Кто из баронов не отомстил бы за такое оскорбление, какое услышала Изабелла? Кто из них, как она, не стал бы сражаться за честь своего сына?

– Они говорят, что она обольстила нашего отца, обольстила графа Ла-Марша, а теперь обольщает тебя, Генрих.

Король багровеет:

– Хартия не хартия, но я не нуждаюсь в разрешении баронов, чтобы отправиться за море и забрать то, что принадлежит мне.

Он потрясает недавним письмом от Гуго Лузиньянского. Собрались многотысячные мятежные войска из жителей Пуату, Гаскони, Анжу и Аквитании. Плевать на малочисленность английских солдат: Генриху нужно лишь привезти денег. «Все стремятся служить тебе, теперь и после победы, – пишет он. – Мы не можем проиграть. Привези денег». Выполнить это, кажется, довольно просто для такого богатого королевства, как Англия. Потом Ричард подсчитывает. Корабли. Судовые команды. Лошади. Солдаты. Провизия. Оружие. Доспехи. Размещение. Взятки. Сумма потрясающая: сорок тысяч фунтов – вдвое больше, чем последние поступления в английскую казну от налогов.

– Без помощи баронов – как мы можем позволить себе поход? – спросила Элеонора. – Где мы найдем средства?

– Возьму у евреев, – сказал Генрих, бросив на нее удивленный взгляд. – Где же еще?

Когда буря поутихла, Элеонора ложится, опустив одну руку на прыгающий живот – там, конечно, мальчик, – а другой схватившись за матрац, словно корабль все еще швыряют волны. Генрих хочет вернуть не только Пуату, но и все земли, потерянные его отцом. Для этого нужно завладеть французской короной. Если ему это удастся, что станет с Маргаритой? Защитит ли ее Генрих от ужасной, промозглой гасконской темницы? Это одна из причин, почему Элеонора отправилась в путь, несмотря на беременность и дурное предзнаменование. Вторая причина – Санча.

Брак Тулуза расторгнут – одно из последних решений папы Григория. Теперь он умер, и Тулуз требует Санчу. «Я ничего не могу сделать», – написала Маргарита. Не в ее власти воспрепятствовать этому браку, тем более когда в Риме нет папы, к которому можно было бы апеллировать. Единственная надежда для их сестры – Ричард Корнуоллский.

Однако Ричард два года отсутствовал. После вызволения французского войска из заключения в Утремере – в то время как французы захватывали его замок – он воспользовался новым статусом «героя», чтобы повысить свой авторитет в мире. Граф не только засвидетельствовал почтение папе Григорию в Риме, но и нанес визит императору Священной Римской империи на Сицилии, где его несколько месяцев развлекали сарацинские танцовщицы. Красота Санчи, некогда столь пленительная, поблекла в его памяти, но это можно исправить очень скоро.

Снова пинки ребенка, на этот раз сильнее. Он просится наружу. Нетерпеливый, как и его мать. Элеонора улыбается. Погоди немного, малыш. Ты играешь очень важную роль в моих замыслах, но ты должен появиться в решающий момент.

Если гасконские темницы известны своей суровостью, то тамошние жители еще беспощаднее и круче нравом. Пышный гасконский пейзаж, мягкий климат и извивающаяся река должны бы породить великодушный, жизнерадостный народ, как в Провансе, но здесь никто не улыбается. Даже слуги в замках встречают королевскую свиту поджатыми губами и косыми взглядами.

– Они обижены на вас, – говорит Симон. – Гасконцы не желают, чтобы ими правили из-за моря. Они хотят сами решать свою судьбу.

Сам из Франции, Симон знает Гасконь лучше, чем Генрих, который полагается на сенешалей, чтобы управлять этими землями.

– Глупости, – отрезает Генрих. – Все в руках Божьих.

А Бог отдал Гасконь Англии, которая собирается ее удержать. Когда принц Эдуард достигнет совершеннолетия, он станет здешним герцогом и будет получать доход от своего герцогства – что позволит ему содержать жену и семью, пока он не станет королем.

Знание Симоном французов стало одной из причин, почему Генрих взял его в свой поход. После бегства из Англии он жил в своем родовом поместье в Монфор-Ль’Амори под Парижем и подружился с королем Людовиком. К раздражению Генриха, на вопросы о секретах французского короля Симон лишь скромно опускает глаза:

– Разве он доверит их мне, вашему вассалу?

И делано пожимает плечами, из чего Элеонора заключает, что ответ на этот вопрос – «да».

После нескольких солнечных дней в Бордо, гасконской столице, буря и ее предзнаменования стерлись из памяти. Генрих и Ричард беспечно машут руками, отправляясь на войну, словно едут на прогулку. Они уверены в победе, а почему бы и нет? Практически вся Южная Франция ждет в Тайбуре, чтобы сражаться на его стороне. Королева Элеонора и Элеанора Монфор машут руками, а дети играют у их ног, ударяясь о мамин подбородок и уворачиваясь от цепких рук нянек. Генрих верхом, во всех своих регалиях, возглавляет процессию – он в камзоле и отороченной мехом мантии из яркого шелка, в золотой короне, с поднятым над головой мечом. Перед ним герольды дуют в трубы и дудки, гром барабанов на почти пустых улицах возвещает о его приближении. Если не считать нескольких зевак, недовольные граждане Бордо предпочли сегодня остаться дома.