Дети сумерек - Виталий Сертаков

— Вот же Рыжий пидор, — объяснил ей Женька. — Рио у него, блин, во как…

Он зажёг окурок, проверил в кармане нож, затянулся и полез под трубу. Он чувствовал, что сегодня вечером нож ему пригодится.

14

ЛЮБИМЫЙ ДВОРИК

Едет брокер на «тойоте»,Бизнесмен на «форде»,Эх, догнать бы на трамвае —Надавать по морде!

Возле знакомого сквера Гризли как можно строже велел остановиться. Он почти не ожидал, что таксист послушается. Горстью сунул в руку купюры, даже не пересчитав, и вывалился из нагретого нутра автомобиля. Таксист пропел ему вдогонку.

— Все ушли, и даже мама, ла-ла-ла…

На ватных ногах Леонид преодолел узкую подворотню и очутился в знакомом дворе. Гризли сразу понял, что пожарные так и не приезжали. Помойка всё ещё искрила углями, начисто выгорели кусты и деревянные качели, а одно дерево упало на чёрный остов его «фиата». Рядом скалились почерневшими радиаторами «ауди» и джип. Гризли резко затормозил, не сразу разобрав, что происходит. Он чуть не наступил на лежащую женщину. К счастью, не Марина, эта была гораздо толще. Гризли не стал разбираться, спит женщина или умерла, он ошалело разглядывал окна.

Двор бушевал. С верхних балконов свешивались хохочущие головы, ревела музыка, на манер ёлочной гирлянды беспорядочно моргал свет. В половине квартир мерцали слепые экраны телевизоров. Оба Маринкиных окна тоже светились, в кухне на потолке плясали отблески живого огня. Пожар захватил квартиры шестого и седьмого этажей, с крыши планировали раскалённые листы кровельного железа. Внезапно на пятом распахнулась балконная дверь, на балкон с грохотом вывалилась целая ватага.

— Эй, чувак! — заорали сверху. У ног учителя разбилась пивная бутылка. Один осколок чиркнул его по руке, другой застрял в волосах. — Эй ты, мудило! Чего уставился, конь драный?!

Прилетела и разбилась ещё одна бутылка. Гризли неловко отпрыгнул назад, угодив ногой в разлившуюся белую краску. Он уже понял, что совершил огромную ошибку, что сюда ни в коем случае не следовало приезжать. Маринина кухня уже горела заодно с квартирой соседей. Если Лола и возвращалась, то наверняка снова убежала.

С лавочки в глубине двора поднялись и наступали на него три щуплые фигуры. Они шли, как то необычно переставляя ноги, словно загребая песок.

— Ребята, у меня тут жена живёт, — зачем-то поделился Гризли, презирая себя за неспособность срезать их отважным взглядом и крепким словцом. Он уже понял, что до подъезда Марины добежать не успеет, и назад, в подворотню, ему вернуться не позволят.

Трое вышли на светлое место под уцелевшим фонарем. Учителю показалось, что у него на ногах повисли пудовые гири. В другое время и в другом месте он восхищённо похлопал бы замечательному театральному гриму. Но эти трое гримом не пользовались. Крайний слева выглядел обыкновенно, ничем не примечательная личность, если не считать двух пуговиц, пришитых чёрными нитками прямо к распухшей щеке. Двое его приятелей брились, как минимум, месяц назад, причём обросли почти до самых глаз. Товарищ с пуговицами на физиономии по сторонам не глядел, его внимание всецело привлекала детская игровая приставка, которую он нёс в руках. Он давил на кнопочки, пускал носом пузыри и хихикал. Второй «местный житель» прижимал к груди истерзанный свиной окорок. Парень на ходу вгрызался в сырое мясо, рычал, дёргал головой и казался очень занятым. Для поедания мяса у него был удивительно удобный, вытянутый вперёд рот. Зато его приятель, заросший, в расстёгнутых штанах, не был занят. Он запустил Гризли в голову осколком кирпича. Запустил довольно удачно, физик еле увернулся, но тут же получил оглушительный удар по затылку.

Гризли упал на колени. Он не заметил, как к нему сзади с железной трубой подкралась совсем юная барышня. Впрочем, точно определить её возраст Леонид бы не решился. Её ноги и грудь густо поросли волосами, на девушке было только рваное короткое пальто нараспашку, поперёк живота и на голых предплечьях тянулись глубокие царапины, а лицо она разрисовала красной помадой. На Гризли пахнуло мочой и пивом. Второй удар трубой приняла на себя набитая тетрадями сумка, но тут слева подкрался вонючий тип с окороком и, не размахиваясь, сунул кулак Гризли в рот. При этом он уронил свиную ногу в грязь и невнятно матерясь, кинулся подбирать. Учитель выплюнул кровь, отпрыгнул ещё на пару шагов, прижался спиной к стене. Один зуб шатался, губа была рассечена, и горячие струйки текли по щеке и шее. Третьего удара камнем он избежал чудом, откатился в сторону, вскочил и побежал, наугад кидаясь из стороны в сторону.

Они с гоготом рванули следом.

Леонид миновал несколько подворотен, увернулся от полуголого типа с бутылкой, перепрыгнул через две ограды и оказался, наконец, на Парковой улице. Гризли не сразу узнал место, где он находится. Две старушки, выведшие на раннюю прогулку собачек, вскрикнули и бросились от него наутёк. Учитель опёрся на ледяные чугунные прутья ограды; сердце не выдерживало гонки, в бок словно колотили гвоздём. Позади он слышал приближающийся дробный топот. Похоже, что преследователей стало больше.

«Собаки… — вяло подумал он. — Бросаются за бегущим, как псы…»

Он мчался по центру улицы, прижимая к боку сумку, в любую секунду ожидая удара камнем в затылок. Навстречу проехали четыре машины. У первой, белой «тойоты», совсем недавно выбили лобовое стекло. Сквозь россыпь осколков промелькнуло напряжённое лицо водителя, в нескольких местах заклеенное пластырем.

Гризли махал, призывая остановиться, показывал деньги, но всё безрезультатно. Осветив его, водители, наоборот, поддавали газу, объезжали его по широкой дуге. На перекрёстке Гризли остановился, хватаясь за сердце. Перед глазами плясали огненные круги. Светофор висел на проводах вверх ногами, с вывернутыми лампами. Рядом искрил разбитый рекламный щит. Метрах в пятидесяти от перекрёстка двое граждан вскрывали цветочный киоск. Холодный рассвет протягивал тонкие щупальца над зубцами крыш. Редкие прохожие куда-то подевались. Морось собиралась на щеках и стекала за воротник. В темечке пульсировала боль. Гризли не хотел притрагиваться к ране, опасаясь нащупать там осколок трубы или торчащую кость.

Он упёр ладони в колени, дышал, как загнанная лошадь, воздух со свистом превращался в пар. В тонком льду луж отражались огни фонарей. Ветер гнал по асфальту вчерашний мусор. Где-то томно и вязко часы пробили шесть.

— Эй! — заорали позади. — Эй, братишка, отвали, задавлю!

Гризли отскочил, уступая дорогу уборочной машине. Под рычащим капотом вертелись круглые щётки, капала вода, жёлтые фары вспарывали туман, как глаза лохнесского чудовища. Однако Гризли показалось, что за ним спустился ангел. За рулём сидел самый обычный мужик, лет пятидесяти, крепкий, жилистый, обветренный. Голубые ясные глаза, выбритые щёки, безволосые кисти рук, обручальное кольцо.