Принц криминальной империи - Екатерина Орлова

в динамике рации, которая хрипела всю дорогу. Боец подносит ее к лицу и нажимает кнопку приема. Я успеваю уловить только кусок фразы, как у меня темнеет в глазах.

— Артур умер.

Глава 40

Серафима

Меня начинает бить крупная дрожь. Опять зажимаю губы ладонью, чтобы не начать рыдать.

— Какого хера ты несешь, блядь?! — рявкает тот, кто назвался Олегом. Выхватывает рацию из рук второго безопасника и жмет на кнопку. — Повтори!

— Игорь сказал… — произносит он, и из динамика снова слышны скрежет и помехи.

Я хватаюсь за сиденье и подаюсь вперед, чтобы расслышать, что там говорят.

— Что сказал? — спрашиваю, даже не зная, кто такой этот Игорь.

— Повтори! — опять рявкает Олег.

— Игорь сказал… чтобы… что… мертв.

— Блядь! — психует Олег и вылетает из машины. Подходит к моей дверце. — Серафима Алексеевна, идите в дом. Нам надо спуститься к вышке, там лучше ловит сигнал.

— Я поеду с вами!

— Нет, вы останетесь здесь с парнями. Как только у меня будут новости, я вернусь к вам.

Прошиваю его яростным взглядом, потом пытаюсь им же давить на жалость, но эта скала непреклонна. Мне приходится выйти из машины на трясущихся ногах.

Олег захлопывает дверцу, дает короткие распоряжения пяти мужчинам, стоящим возле меня, а потом прыгает в машину, и джип срывается с места. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает между деревьев и кустов.

Окинув взглядом молчаливых безопасников, плетусь в домик.

Что мне делать? Как дождаться новостей от Артура? А самое главное, как не сойти с ума в ожидании этих новостей?

Забредаю в домик и останавливаюсь на пороге. К груди прижат рюкзак, ноги трясутся, сердце гулко бьется в груди. Меня накрывает ощущением пустоты, а ведь всего какие-то час или два назад мы с Артуром дурачились за этим столом. Словно здесь не звучал наш смех и громкие разговоры.

Добредаю до стола и, сев на стул, смотрю на брошенную мной пустую чашку из-под кофе. Артур поругал меня, что оставила посуду, но сделал это как-то так мягко и ласково, совсем не обидно. Только вот теперь я смотрю на эту чашку и… лучше бы я ее помыла. Потому что именно она становится триггером, который срывает мои тормоза.

Отшвырнув в сторону рюкзак, хватаю чашку и запускаю ее через всю комнату в стену. Она с грохотом разбивается. Тогда я с рычанием подскакиваю и начинаю пинать стулья, пытаюсь перевернуть стол, но он слишком тяжелый.

Дверь в дом распахивается, и на пороге показывается охрана.

— Серафима…

— Пошли вон! — ору, срывая голос. — Все вон! Прочь!

Еще секунду помявшись на пороге, безопасники выходят, закрыв за собой дверь.

А я оседаю на пол и начинаю рыдать. Тело содрогается, а легкие не успевают качать кислород. Я задыхаюсь, всхлипываю, рычу, стону и икаю.

Ложусь на пол и обнимаю себя за плечи.

— Ты не можешь умереть, — шепчу сорванным голосом. — Я же только полюбила. Не смей умирать. Ну почему? — стону. — Почему я опять должна проходить через это? Черт побери этот их грязный бизнес!

Лежу так еще долго. Слез уже нет. Глаза печет, горло как будто кошки подрали, а в голове пульсация и гул.

Медленно перекатываюсь на другой бок, встаю на четвереньки, потом — на колени. Наконец схватившись за перевернутый стул, поднимаюсь на ослабевшие ноги и бреду в ванную.

Меня начинает трясти так сильно, что зуб на зуб не попадает.

В памяти всплывает каждый эпизод из жизни моей семьи. Каждый, в который мы не знали, прощаться ли с членами семьи, или еще осталась надежда.

Набираю полную ванну и долго лежу в горячей воде. В голове пусто, в груди тоже образовался вакуум. Он давит, распирает грудную клетку. Тяжело дышать. Сердце раз за разом пропускает удары, и я осознаю, что нахожусь на грани отключки. Отрубиться в ванной — это очень плохое решение, так что мне приходится взять себя в руки и выползти наружу.

В комнате надеваю боксеры Артура, его футболку, которая доходит мне почти до колен, и забираюсь под одеяло. Я хочу хоть ненадолго вырубиться, чтобы восстановить силы. Если бы можно было просто отключиться… Погрузиться в темноту без сновидений… Вырубить сознание и немного отдохнуть.

Но, к сожалению, это не так просто. За закрытыми веками мелькают картинки, и мое тело периодически неконтролируемо вздрагивает. Никак не могу обуздать эту нервную реакцию. Проснуться уже нет сил, как и успокоиться. Я просто отдаюсь на милость своего организма в надежде, что рубильник все же сработает, и я отключусь.

Вздрагиваю, услышав за окном знакомый голос.

Сердце снова пускается в галоп, а я шумно хватаю ртом воздух. Втягиваю его с каким-то странным стоном, как будто до этого не дышала.

Сажусь на кровати, дезориентированная и испуганная. Окидываю взглядом комнату, а потом вскакиваю на ноги. В глазах темнеет. И мне приходится ухватиться за изголовье, а потом я медленно бреду до окна. Выглядываю в него и шумно выдыхаю. Возле джипа стоит Демон — мой самый любимый и самый противный брат. Но как же, черт подери, я счастлива его видеть!

Распахиваю окно и хочу выкрикнуть его имя, но горло дерет, и из меня вылетает только сдавленный хрип:

— Дима!

Брат резко поворачивает голову и хмуро смотрит на меня. Лучше бы у него был другой взгляд. А еще лучше — улыбка на лице, потому что эта мрачность заставляет мое сердце сбиваться с ритма. Он ведь не приехал сказать мне, что Артур мертв?

От одной этой мысли волосы встают дыбом. И по мере того, как брат приближается к дому, я все сильнее пячусь от окна.

Дима исчезает из поля зрения, а я крепко обхватываю плечи руками, впившись пальцами в кожу через ткань футболки. Вздрагиваю при каждом шаге брата по дому, а сильнее всего — когда раздается стук в дверь.

— Сима, я захожу, — предупреждает Демон и тут же показывается на пороге комнаты.

— Скажи, что он жив, — не выдерживаю и всхлипываю.

Глава 41

Серафима

— Иди сюда, — зовет Дима и раскрывает объятия. Я бросаюсь к нему и обнимаю брата, вцепившись пальцами в его футболку.

— Скажи, Дим. Он жив? — спрашиваю, вздрагивая от одной мысли о том, что с Артуром могло что-то случиться.

— Жив-жив, — тихо говорит брат, снимая с моих плеч такой груз, что под ним я практически гнусь к земле. — Только пока об этом знаешь лишь ты, я, папа и братья. Ну, и пара