Охота за наследством Роузвудов - Маккензи Рид

– Эти штуки – отличный лайфхак для носовых кровотечений. У хоккеистов они случаются особенно часто. И мама в таких случаях просто запихивала мне в нос тампон. – Он обматывает мою ладонь медицинской клейкой лентой, чтобы вата оставалась на месте. – Ну вот. Прямо как в больнице.

– Спасибо, – немного оторопело говорю я, когда мы возвращаемся в его комнату. И обхватываю себя руками. – Прости, что из-за меня ты чуть не поссорился с мамой.

– Ничего. – Он кивает. – Это такая жесть, что эти типы вломились в твой дом. Ты была одна?

Я киваю:

– Дядя Арбор отправился в Бостон, чтобы встретиться с одним из членов правления «Роузвуд инкорпорейтед», а Дэйзи уехала к Кеву. Ты не мог бы посмотреть, она еще там?

Я немного расслабляюсь, когда Лео показывает мне ее геолокацию в северо-западной части города, где недалеко от нашей школы живет Кев. Я рада, что ее не было дома, но тут до меня доходит, что если бы тот, кто вломился в дом, добрался до меня, никто бы об этом не узнал до самого утра.

Лео смотрит в окно.

– Ты думаешь, они все еще где-то здесь?

– Да. – Мой голос дрожит.

Взгляд Лео смягчается.

– Если ты не хочешь ничего предпринимать по этому поводу до завтра, то, вероятно, тебе следует переночевать здесь, не находишь?

Судя по его вопросительному тону, он не уверен, что я соглашусь стерпеть презрение, которым меня обольет миссис ДиВинченци, если найдет.

Я киваю. У Лео только односпальная кровать, так что он показывает мне на пол.

– Я постелю одеяла. – Он достает из чулана несколько одеял и устраивает на ковре что-то вроде ложа для собаки. Затем кладет туда подушку. – Уютно, да?

– Ты шутишь.

– Я не отдам тебе кровать. – Он выключает свет и плюхается на матрас. – Тут слишком удобно.

– Не могу согласиться, – ворчу я, ложась на груду одеял. Под его кроватью куча мусора, крошек и пыли. Я подбираю оранжевый крекер и подношу его к лицу. Света луны как раз достаточно, чтобы разобрать надпись. – Под твоей кроватью валялся сырный крекер «Чиз-ит».

Он небрежно машет рукой.

– Это подарок. Ну, знаешь, бесплатный снек, как в «Марриотте», где гостям дают печенье.

– Это совершенно не похоже на то, чем кормят в «Марриотте».

– Ну, тогда как в «Холидэй-инн».

Я отворачиваюсь от него и устраиваюсь калачиком среди одеял. Я бы никогда в этом не призналась, но здесь и вправду довольно удобно. Воцаряется тишина, в которой чересчур ясно слышен каждый, даже едва различимый звук, например его тихое дыхание или скрежет моих зубов в тщетной попытке успокоиться. Несмотря на крайнюю усталость, я никак не могу заснуть. Я снова и снова ясно слышу удары по моей двери, скрип шагов на лестнице.

Раздается какой-то глухой звук, и, обернувшись, я вижу Лео, лежащего на полу всего в нескольких дюймах от меня. От его близости перехватывает дыхание.

– Что ты делаешь?

– Я чувствовал себя виноватым, так что ты можешь занять кровать, – без особого желания предлагает он. – Тебя же чуть было не похитили.

– Или чуть было не убили.

– Или чуть было не убили, – соглашается он.

Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на пустую кровать и на окно над ней. И опять ложусь.

– Все путем, – отвечаю я, снова ощутив страх. – Я не хочу находиться так близко к окну.

Я едва могу различить его в темноте, но, кажется, он кивает:

– Оно и понятно.

Я начинаю поворачиваться, но прикосновение его ладони к предплечью останавливает меня. Почему он такой горячий? Прямо как батарея.

– Я могу тебя спросить кое о чем?

– Ты же все равно спросишь.

– Почему ты пришла ко мне?

Внезапно одеяла начинают казаться мне клеткой. Лунный свет озаряет его лицо, лицо, которое может разбить сердце. Я все еще ощущаю прикосновение его руки, держащей мою под краном, пока вода смывала с нее кровь. Оно было намного более нежным, чем я ожидала. Лицо вспыхивает при воспоминании о его боксерах с принтом из авокадо совсем рядом со мной, под спортивными шортами. В мозгу снова и снова звучат слова Дэйзи. «Если бы ты перестала трахаться с моим лучшим другом…» Она бы убила нас обоих, если бы узнала, как близко мы сейчас находимся друг к другу.

Молчание затягивается.

– До полицейского участка слишком далеко, а дядя сейчас в Бостоне. – Это не ложь, но ощущение такое, будто я солгала.

– Понятно. – В его голосе звучит странное разочарование. – Хочешь, я отвезу тебя к нему? Я не против доехать до Бостона.

– Не бери в голову. Давай сначала сосредоточимся на том, чтобы найти деньги.

Он кивает. Мои глаза уже привыкли к темноте, так что я не удивляюсь, когда он начинает говорить снова:

– Можно я задам тебе еще один вопрос?

Я вздыхаю и, перевернувшись на спину, смотрю в потолок.

– Ты сегодня определенно разговорчив.

– Что? Разве не все девушки любят поболтать? – шутит он.

Я смотрю на него и закатываю глаза, хотя у меня возникает странное чувство от его дразнящей улыбки.

Она медленно сползает с его лица, пока я, напрягшись, жду его следующего вопроса.

– До траурной мессы по твоей бабушке, когда мы цапались в комнате Дэйзи…

– Это была просто размолвка между теми, кто работает вместе…

– Ты тогда назвала меня подпевалой. Я просто… я хотел спросить, почему ты это сказала.

Я колеблюсь, глядя в потолок.

– Ты плывешь по течению, поступаешь как все, – отвечаю я. – И я знаю, что ты всегда был таким. Но прошлым летом все было по-другому. Ты не должен был так поступать.

Я чувствую на себе его взгляд.

– Я не понимаю, о чем ты.

– О похоронах моего отца, – резко бросаю я и наконец смотрю на него. – Никто из твоих друзей не пришел. Вместо этого они высмеивали его, придумывая мемы и язвя в соцсетях. Ты мог бы их остановить. И да, я понимаю – отец действительно подвел множество людей, из-за него они потеряли деньги. Но он этого не заслуживал. Не заслуживал, чтобы почти никого не было на его похоронах. – Мой голос срывается.

Лео шумно втягивает в себя воздух.

– Я не пришел не из-за друзей, – говорит он. – Клянусь тебе, Лили. У меня не было выбора. И я даже не подозревал, что ты хотела видеть меня там.

– Конечно, я хотела, чтобы ты был там! – взрываюсь я и удивляюсь, что эта рана до сих пор болит.

Слова повисают между нами, полные горького смысла. Когда он не отвечает, я выкладываю в темноту все, что держала в себе почти четыре года. Слова, которые