Память осени - Александр Григорьевич Звягинцев

Вера Александровна (улыбаясь). Утешил. Ты как скажешь, так не знаешь – плакать или смеяться.

Виктор (весело). Смеяться, мать. Если выбор такой, то только смеяться… Сейчас бы выпить! У нас ничего нет? Случайно так?

Вера Александровна (с заговорщицким видом). Надо посмотреть.

Виктор и Вера Александровна уходят. Из тьмы шкафа смотрит белый бюст…

Максим сидит на открытой веранде, положив ноги на связку книг. В руках банка пива. Солнце бьет ему прямо в глаза, он блаженно потягивается. Входит Неволин, в руках у него тяжелая полка. Он ставит ее на пол. Максим смотрит на него иронически.

Максим. Пивка?

Неволин качает головой.

Неволин. Слушай, кто из нас переезжает?

Максим (пренебрежительно). Да ладно… Не надрывайся, Неволин. Все это старье, никому не нужное… Привезем в Москву и будем мучиться – куда это добро девать?.. Я предлагал все тут оставить… Или вон гастарбайтерам раздать – их тут столько развелось… Но разве матери объяснишь?

Неволин. Ну, ее можно понять – это все ее жизнь.

Максим (легко). Ну и что? И моя тоже, между прочим – я среди этого барахла вырос…

Максим встает, размахнувшись, швыряет пустую банку во двор, следит за ее полетом. Максим поворачивается к Неволину.

Максим. Пошли, что-то покажу…

Он ведет Неволина в дом, останавливается у стенного шкафа.

Максим. Маэстро, врежьте марш! Занавес открывается!

Максим распахивает дверь шкафа и Неволин видит бюст. Максим, очень доволен произведенным эффектом.

Максим. Ну? Проникся?

Неволин. Да, впечатляет. Слушай, а откуда он у вас, я что-то и не помню…

Максим. Что, брат, пронимает? Берет за душу?.. Тут штука посильнее «Фауста» Гете! Отец его, знаешь, как называл? Идолище поганое!.. Какой-то ваятель-любитель осчастливил. Отец ему помог с чем-то… Не помню уже… Он же все время кому-то помогал… А мужик этот, оказывается, после работы ваял скульптуры для души. И как-то раз подвозит на грузовике это произведение прямо к дому. Мы туда-сюда, а как откажешься?.. Думали-думали, что с ним делать, потом спрятали в чулан, чтобы людей не пугать… А знаешь, что-то в этом чуде-юде от отца есть…

Неволин молчит, он видит, что Максиму надо выговориться.

Максим (очень искренне, с сожалением). Знаешь, я не успел с ним по-настоящему сблизиться… Так и остался для него маленьким пацаном, который под ногами крутился… Это Виктор у нас считался наследником и продолжателем, а я так… Только в последнее время его потянуло ко мне, когда Виктор ушел от него… Но он уже был плох… Опоздали. И все равно – пока он был жив, я жил с ощущением, что за мной – стена, железобетон. И вдруг оказалось, что стены нет…

Неволин (задумчиво глядя на него). Слушай, я все хочу спросить… А что вы побежали, как муравьи? Мать вон довели… Она еле ходит… Для нее же этот отъезд, как конец света!

Максим (рассеянно). А ты что предлагаешь?

Неволин. Не уезжайте.

Максим. Вот так вот. Ты, что ли нам разрешаешь?

Неволин (показывая на бюст). Попробовали бы вот его отсюда выгнать!

Максим (сразу поскучнев). Ну да… Слушай, у меня там пиво еще есть…

Максим поворачивается и идет на веранду. Неволин какое-то время смотрит на бюст, потом закрывает дверцу шкафа и идет вслед за Максимом.

Максим сидит в прежней позе с новой банкой пива в руках. Увидев Неволина, протягивает ему банку. Неволин автоматически открывает ее, тоже какое-то время смотрит на великолепие осеннего дня. Потом решительно поворачивается к Максиму.

Неволин. Слушай, но раз вы сами на все согласны, что ж вас жалеть?.. С вами делай, что хочешь…

Максим (лениво). Вот как ты запел! Ишь ты! В своей Германии, что ли, научился?

Неволин (раздраженно). И там тоже. Там, знаешь, на печи не полежишь! Ты не представляешь, скольких сил мне стоит каждый день доказывать свою состоятельность, каждый раз добиваться продления визы? Каждый раз надо бегать с высунутым языком – искать новый рабочий или издательский договор…

Максим (насмешливо). Значит – нравится… с высунутым языком… А не нравится – возвращайся к родным берёзам, осинам. Вон они какие у нас красивые…

Неволин. Куда? Куда мне было возвращаться?

Максим (поучительно). Не надо было квартиру своей жене оставлять. Раз развод – значит, распил. Всего! Все пополам. А ты ей квартиру оставил, а сам уехал. Слава богу, хватило ума не выписаться оттуда. Теперь-то она твоя? Квартира?

Неволин (неохотно). Вроде моя.

Максим (азартно). Слушай, так она точно пьяная с каким-то мужиком была?

Неволин (отмахиваясь). Да какая теперь разница! Ты еще спроси – сколько теперь квартира стоит?

Максим (невозмутимо). Да я уже прикинул – бабки хорошие, если продавать. Кстати, как на предмет занять?

Неволин (терпеливо). А как дачу сохранить, тебе не интересно?

Максим (без интереса). А ты что – знаешь?

Неволин (жестко). Да вы начните что-то делать! Хотя бы! Столько знакомых осталось, вполне влиятельных людей… Этот друг твоего отца, Юсин сейчас зам генерального директора в фирме. Кстати, я узнал, что Инга Завидонова теперь в конторе здешней работает, не последний человек… Можно с ней поговорить… Надо просто что-то начать делать!..

Максим (невозмутимо). Да ладно, Неволин, не суетись…

Неволин молча смотрит на него, пожимает плечами. Максим хитро глядит на Неволина.

Максим (с ухмылкой). Ты, Неволин, лучше это…

Неволин. Что?

Максим. С Гланькой-то поосторожнее, она все-таки моя племянница…

Неволин. Иди ты, знаешь… Дядя выискался!

Максим (хохочет, копируя Гланьку). «Дядя, милый мой дядя!..» А тут еще и папаша ее бродит где-то!.. Так что бдительность не теряй!

Тася спускается по лестнице, таща тюк с бельём. Кладёт его на коробки, приготовленные у стены к выносу. Подходит к телефону, снимает трубку, собираясь позвонить, но тут замечает бюст и, ахнув, роняет трубку. Смотрит на бюст, он словно притягивает ее. Она подходит совсем близко, пытается закрыть дверцу, но та со скрипом открывается вновь. Тася, забыв про телефон, в смятении торопливо поднимается по лестнице.

Появляются Виктор и Вера Александровна. В руках у Виктора бутылка и стаканы. У Веры Александровны – яблоки. Устраиваются на залитой светом веранде. Виктор наливает два стакана.

Вера Александровна (весело). Что-то мы с тобой совсем по-походному…

Виктор (беспечно). А мы и есть в походе… «Труба трубит, откинут полог…»

Вера Александровна. И вдвоем, как пьянчужки? Надо бы всех позвать, неудобно.

Виктор (отмахиваясь). Да ты не волнуйся, сейчас они все на запах налетят. Ладно, мать, давай… За этот дом… Он был гостеприимен и любвеобилен! Если представить, сколько человек здесь пере… пере… В общем, предавалось любовным утехам… Это был настоящий дом любви! Да-да, дом любви назло моральному кодексу строителя коммунизма! Здесь было море любви. Разливанное море любви! Здесь создавались и гибли семьи! А