Русский октябрь. Что такое национал-большевизм - Николай Васильевич Устрялов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Всемирная отзывчивость», положительный универсализм – эта черта издавна считалась присущей русскому культурном сознанию как идеал, ему пре[под]носящийся. В своей знаменитой речи на открытии памятника Пушкину Достоевский с потрясающей страстью и силой вскрыл этот идеал. «Ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению, – сказал он, – сердце русское, может быть, из всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина». Ту же мысль неоднократно высказывал и знаменитый наш философ Вл. С. Соловьев. «Что касается до нашего отечества, – писал он, например, в статье «Национальный вопрос»[94], – то в ком доселе воплотился всего ярче и сильнее русский народный дух, как не в том царе, который властною рукой навсегда разбил нашу национальную исключительность, и не в том поэте, который, обладая особым даром перевоплощаться во все чужие гении, оставаясь всецело русским? Петр Великий и Пушкин – достаточно этих двух имен, чтобы признать, что наш национальный дух осуществляет свое достоинство лишь в открытом общении со всем человечеством, а не в отчуждении от него».
Я не буду цитировать Льва Толстого: его религиозно-анархическое учение, полное тоски по вселенской правде, известно всему цивилизованному миру. И, наконец, современный нам большой русский поэт, покойный Александр Блок, уже в дни революции интуитивно погружаясь в русскую стихию, отразил в своих замечательных «Скифах» те же мотивы:
Мы любим все: и жар холодных числ,
И дар божественных видений.
Нам внятно все: и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений.
Мы помним все: парижских улиц ад
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат
И Кельна дымные громады…
Да, это так. Нам внятен галльский смысл. Жаль, что мы, по-видимому, напротив, далеко не всегда ему внятны. Возвращаясь к той же «галльской» оценке русского народа у современного французского ученого, мы не можем отказать ей в известной живости, внешнем остроумии, в «остроте». Но мы никак не можем принять ее.
Русская нация есть объективная историческая реальность. Утверждая себя, она устремлена и к утверждению других. И эта ее устремленность, напряженная и действенная, в настоящее время совпадает с актуальнейшими веяниями всемирно-исторического процесса.
Мировая война – эта страшная и безумная «гражданская война белого человечества» – была, несомненно, показателем глубокого нездоровья современной цивилизации. Ею кончается большая историческая полоса, и после нее должна начаться какая-то новая эра. «Un grand destin commence, un grand destin s’acheve» (Corneille)[95]. И в плане этой новой, начинающейся эры не суждено ли русскому народу сказать первое яркое слово? Но оно, разумеется, уже не может быть ни демонстрацией националистической исключительности, ни лицемерной формулой «международного равновесия». Оно должно собою предображать стремление к некоей подлинной и действенной гармонии национальностей, их положительному, мирному взаимоотношению. Ибо гармония есть плодотворное единство в разнообразии, и в доме Отца обителей много.
РУССКИЙ ДНЕВНИК
ПЕТР ВЕЛИКИЙ[96]
(Фрагменты мыслей – к двухсотлетию смерти Петра Великого)
1
Когда в сознании воскресает облик Петра, перед глазами всегда, как живой, предстает образ Петербурга…
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия!..[97]
Сложные, мучительно напряженные переживания вызывает теперь это старое, классическое двустишие. Что оно? – Пожелание? – Пророчество?..
Петербург – не «географическое обозначение» только, не только столица, порт, крепость, даже не только «окно в Европу».
Петербург – символ целой огромной полосы исторической жизни России. Еще больше: знамение целого культурного стиля. Знак духа, идеи…
Конечно, эмблема Петербурга – скачущий всадник над Невой, закованной в гранит, над маревом туманов исчезающих в пространства.
Петербург часто называли городом-призраком, наваждением, сном. Это – неправда. Реален Всадник; реален невский гранит.
Национально реален «петербургский период» русской истории, столь раздражавший славянофилов. Незачем его вычеркивать, да и невозможно. Не вырвать его из души России.
Царственная прихоть?.. – Нет: национальная воля, для которой стало тесно старинное московское государство. Петр – молния на русском историческом небосклоне, разорвавшая его пополам.
Он весь – как Божия гроза.[98]
Судить, осуждать, оценивать грозу?.. Напрасный труд… Можно лишь наблюдать ее результаты… Весною она животворит, летом освежает, осенью губит… Христианская гроза любви убила дряхлеющий Рим. Громокипящий кубок Реформации, пролившись на раннюю, весеннюю Германию, пробудил ее к полной, созревающей жизни…
Петербург и его биография – ручательство, что гром, отзвучавший два столетия назад, возвещал историческую весну державной всероссийской государственности.
2
Помню, в ноябре 1916 г. довелось мне быть в Петербурге, впервые после детских лет, там проведенных.
Это были тяжелые месяцы агонии царской власти. Дума, даже Государственный Совет выносили резолюции о «власти общественного доверия» и протестовали против власти «скрытых, безответственных влияний». Прозвучала уже знаменитая милюковская речь насчет «глупости или измены». Повсюду толковали о Распутине, и темные блики смерти уже ложились на исторический лик самодержавия…
И вот, перелистывая свой дневник за те недели, среди политических сетований и злободневных патриотических тревог внезапно нахожу «отвлеченную» страничку, посвященную Петербургу.
Решаюсь полностью привести ее сегодня. Она писалась под непосредственным впечатлением Петрова города, «Петра творенья». Тогда, несмотря на сумерки мучительных дней, быть может, острее, чем здесь, за далью пространства и дымкой времени, воспринималась «ось» протекшего двухсотлетия.
Вот эта страничка:
«Петербург, 28 ноября 1916 года.
Не думал, что Петербург – после долгой, шестнадцатилетней разлуки с ним – произведет такое впечатление!.. Величие, строгая грандиозность… «Строгий, стройный вид…» И «свой стиль…» Поистине, это город русской империи, русского империализма, столица «Великой России». Эти здания
