Том 5. Драмы - Михаил Лермонтов

(Владимир, бледный, быстро входит.)

Владимир (громко и скоро). Батюшка!

Павел Григ<орич>. Что тебе надобно?

Владимир. Я пришел, чтобы… у меня есть одна, единственная просьба до вас… не откажите мне… поедемте со мною! поедемте! заклинаю вас; одна минута замедленья, и вы сами будете раскаиваться.

Павел Гри<горич>. Куда мне ехать с тобою? ты с ума сошел!..

Владимир. Немудрено. Если б даже вы увидали, что я видел, и остались при своем уме, то я бы удивился!

Павел Григ<орич>. Это уж ни на что не похоже! ты, Владимир, выводишь меня из терпения.

Владимир. Так вы не хотите со мною ехать! так вы мне не верите! А я думал… но теперь вынужден всё сказать. Слушайте: одна умирающая женщина хочет вас видеть; эта женщина…

Павел Григ<орич>. Что мне за дело до нее?

Владимир. Она ваша супруга!

Павел Гри<горич> (с досадой). Владимир!

Владимир. Вы, верно, думаете меня испугать этим строгим взглядом и удушить голос природы в груди моей? Но я не таков, как вы; этот самый голос, приказывающий мне повиноваться вам, заставляет… да! ненавидеть вас! да! если вы будете далее противиться мольбам моей матери! О! нынешний день уничтожил во мне все опасенья: я говорю прямо! Я ваш сын и ее сын; вы счастливы, она страдает на постели смерти, кто прав, кто виноват, не мое дело. Я слышал, слышал ее мольбы и рыданья, и последний нищий назвал бы меня подлецом, если б я мог еще любить вас!..

Павел Григ<орич>. Дерзкий! Я давно уж не жду от тебя любви; но где видано, чтобы сын упрекал отца такими словами? прочь с глаз моих!

Владимир. Я уж просил вас не уничтожать во мне последнюю искру покорности сыновней, чтоб я не повторил эти обвиненья перед целым светом!

Павел Григ<орич>. Боже мой! до чего я дожил? (Ему) Знаешь ли…

Владимир. Я знаю: вы сами терзаемы совестью, вы сами не имеете спокойных минут — вы виновны во многом…

Павел Григ<орич>. Замолчи!..

Владимир. Не замолчу! не просить пришел я, но требовать! требовать! Я имею на это право! Нет! эти слезы врезались у меня в память! батюшка! (Бросается на колени.) батюшка! пойдемте со мною!

Павел Григ<орич>. Встань! (Он встревожен.)

Владимир. Вы пойдете?

Павел Григ<орич> (в сторону). Что если в самом деле? Может быть…

Владимир. Так вы не хотите? (Встает.)

Павел Григ<орич> (в сторону). Она умирает, говорит Владимир! желает получить мое прощенье… правда! я бы… но ехать туда? если узнают, что скажут?

Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет врага на земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько улыбается.)

Павел Григ<орич> (принужденно). Оставь меня!

Владимир. Хорошо! Я пойду… и скажу, что вы не можете, заняты. (Горько) Она еще раз в жизни поверит надежде! (Тихо идет к дверям.) О, если б гром убил меня на этом пороге; как? я приду — один! я сделаюсь убийцею моей матери. (Останавливается и смотрит на отца.) Боже! вот человек!

Павел Григ<орич> (про себя). Однако для чего мне не ехать? что за беда? пред смертью помириться ничего; смеяться никто над этим не станет… а всё бы лучше! да, так и быть, отправлюсь. Она, верно, без памяти и меня не узнает… скажу ей, что прощаю, и делу конец! (Громко) Владимир! послушай… погоди! (Владимир недоверчиво приближается.) Я пойду с тобою… я решился! Нас никто не увидит? но я верю! пойдем… только смотри, в другой раз думай об том, что говоришь…

Владимир. Так вы точно хотите идти к моей матери? точно? это невероятно! Нет, скажите: точно?

Павел Григ<орич>. Точно!

Владимир (кидается ему на шею). У меня есть отец! у меня снова есть отец! (Плачет.) Боже! боже! я опять счастлив! Как легко стало сердцу! у меня есть отец! Вижу, вижу, что трудно бороться с природными чувствами… о! как я счастлив! Видите ли, батюшка! как приятно сделать, решиться сделать добро… ваши глаза прояснели, ваше лицо сделалось ангельским лицом! (Обнимает его.) О мой отец, вы будете вознаграждены богом! Пойдемте, пойдемте скорей — ее надобно застать при жизни!

Павел Григ<орич> (хочет идти). (В сторону) Итак, я должен увидеться… хорошо! Да нет ли тут какой-нибудь сети? однако отчаяние Владимира!.. Но разве она не может притвориться и уверить его, что умирает? Разве женщине, а особливо моей жене, трудно обмануть… кого бы ни было? О, я предчувствовал, я проникнул этот замысел, и теперь всё ясно. Заманить меня опять… упросить… и если я не соглашусь, то сын мой всему городу станет рассказывать про такую жестокость! Она, пожалуй, его подобьет! Признаюсь! прехитрый план! прехитрейший!.. Однако не на того напали! Хорошо, что я во-время догадался! Не пойду же я! Пускай умрет одна, если могла жить без меня!

Владимир. Вы медлите!

Павел Гр<игорич> (холодно). Да! Я медлю!

Владимир. Вы… эта перемена! вы…

Павел Григ<орич> (гордо). Я остаюсь! Скажи своей матери и бывшей моей жене, что я не попался вторично в расставленную сеть… скажи, что я благодарю за приглашение и желаю ей веселой дороги!

(Владимир вздрагивает и отступает назад.)

Владимир. Как! (С отчаяньем) Это превзошло мои ожиданья! И с такой открытой холодностью! с такой адской улыбкой? И я — ваш сын? Так, я ваш сын и потому должен быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном!

Павел Григ<орич>. Замолчи, сумасшедший! Страшись моего гнева… погоди: придут дни более спокойные; тогда ты узнаешь, как опасно оскорблять родителя… я тебя примерно накажу!..

Владимир (закрыв лицо руками). А я мечтал найти жалость!..

Павел Григ<орич>. Неблагодарный! неблагодарный! чудовище! мне ли ты не обязан?.. И с такими упреками…

Владимир. Неблагодарный? Вы мне дали жизнь: возьмите, возьмите ее назад, если можете… о! это горький дар!

Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Сосмехом)Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, что́ ты говорил — и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на сына, уходит и запирает двери за собою.)

Владимир (который стоял как вкопанный, смотрит вслед, после краткого молчанья). Всё кончилось!..

(Уходит в другую дверь. Решительная безнадежность приметна во всех его движениях. Он оставляет за собою дверь растворенную; и долго видно, как он то пойдет скорыми шагами, то остановится; наконец, махнув рукой, он удаляется.)

Сцена VIII

3-го февраля. День.

(Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами. Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.)

Аннушка. У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах, ты, моя родная! Какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем?

Марья Дми<тревна>. Послушай! Что давит мне грудь?

Аннушка. Ничего, сударыня: одеяло прелегкое! отчего бы, кажется, давить?

Марья Дм<итревна>. Аннушка! я сегодня умру!

Аннушка. И! Марья Дмитревна! выздоровеете! Бог милостив — зачем умирать?

Марья Дм<итревна>. Зачем?

Аннушка. Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять?

Марья Дм<итревна>. Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? нейдет? Как долго!