Все темные создания (ЛП) - Гальего Паула

— Это тяжело?

Я жду резкого «нет», хочу увидеть, как она высоко поднимет голову и ответит, прежде чем выкинет меня, что это теперь наша судьба. Но вместо этого она несколько секунд молчит, оценивая меня.

— А для тебя тяжело?

Я немного удивлён, но не колеблюсь.

— Да.

— Мне жаль, — отвечает она.

Теперь я ещё больше удивлён, и она это замечает по моему выражению. Она отходит от меня, но я спешу следом, прежде чем этот призрак исчезнет.

— Почему? — спрашиваю я.

Она останавливается у окна.

Когда-то огни освещали лес у дворца, путь, соединяющий мир людей и мир магии, символ того, что двери всегда будут открыты, в обе стороны. Теперь же за деревьями лишь тьма.

— Как это — почему? — повторяет она, и смотрит на меня только на мгновение, прежде чем снова уставиться в дикую темноту леса. — Я не бессердечный монстр. Мне жаль, что возвращение домой, который, должно быть, так изменился, причиняет тебе боль.

Меня зацепило одно её слово, и я не сдерживаюсь. Я ищу её подбородок, беру его пальцами и поворачиваю её лицо к себе мягким движением.

— А для тебя он не изменился?

Лира моргает. Я вижу, как она глубоко вздыхает, может быть, даже слишком сильно, как будто напугана.

— Конечно, изменился. Но мы оба знаем, что ты всегда был более сентиментален.

Она мягко отводит мою руку и снова отходит, на этот раз к синим атласным занавескам, свисающим рядом с окнами. Её пальцы скользят по ткани, словно она оценивает её качество, хотя её мысли, похоже, далеко от этой комнаты. Интересно, где они.

— Почему ты никогда не прекращаешь притворяться? — спрашиваю я. — Это же я.

— Ты хочешь сказать, что я когда-то была другой с тобой? — парирует она.

Хотя это не похоже на вопрос, требующий ответа, что-то подсказывает мне, что я должен ответить.

— Иногда, — говорю я. — Иногда ты была самой собой.

Лира поднимает голову. И вот этот взгляд, как вызов.

— Когда? Когда, по-твоему, я была самой собой?

— Кроме как до всего этого? В четырнадцать лет, когда ты схватила меня за руку, услышав официальное объявление о твоей помолвке с наследником перед всем двором. — Лира слегка хмурится, и я продолжаю: — В пятнадцать, когда ты поцеловала меня в кладовой дворца. В шестнадцать, в тот вечер, когда мы соревновались в гонке по лесу. И в том же году, когда, находясь на пороге смерти, ты попросила меня, если умрёшь, привезти твоё тело в Эрею.

Я вижу, как она сглатывает.

— Я не… — Она не в силах закончить.

Возможно, она не знала, что я запомню это. В тот день я дал ей обещание, думая, что выполню его, что Лира умрёт, и мне придётся украсть её тело и привезти домой.

Я помню это, потому что это был последний раз, когда она позволила себе проявить привязанность к своему народу, пусть и испугавшись смерти, которая кружила рядом неделями.

— Я помню каждый из тех раз, Лира. Даже те, когда ты не осознавала свою уязвимость, те моменты, которые, возможно, были вытеснены более значимыми воспоминаниями. И если ты не помнишь, не беда — я запомню за нас обоих.

Она молчит, сдерживая дыхание, и смотрит на меня так, с таким выражением…

— Я не знаю, что ты хочешь услышать, Кириан. Этот дворец — всего лишь красивые камни. Эти леса — просто земля и деревья. А эти люди, что правят королевством, — такие же марионетки, как и те, кто были до них.

Последние слова заставляют меня немного отстраниться.

— Ты так не думаешь.

— Думаю. Я действительно так считаю. Я приехала сюда, чтобы избавиться от браслета Тартало и заодно доказать Моргане и Аарону, что во мне больше не осталось ничего, что связывало бы меня с этой землёй. Если хочешь, если это твоё желание, я докажу это и тебе.

Она говорит серьезно. И раньше… раньше я бы ей поверил. Много жестоких слов сорвалось с этих красивых губ с тех пор, как мы знаем друг друга, особенно в последние годы. Но сейчас что-то изменилось. Это видно в зелени её глаз, которые теперь не кажутся такими бледными. Теперь они выглядят более насыщенными, более живыми.

— Хорошо, — отвечаю я.

— Что? — Она моргает.

— Всё в порядке. Ты можешь попытаться доказать мне это. — Я дарю ей дерзкую улыбку, зная, что она её разозлит. — До тех пор…

Я делаю два шага к ней.

Месяц волка

Мари — мать волшебных существ, и ей молятся смертные, когда боятся.

Говорят, что давным-давно, когда боги еще жили среди людей, все боялись темных созданий. И тогда смертные вознесли молитвы Мари, умоляя о защите, и она послала им двух своих дочерей: Эгузки, что значит «солнце», и Иларги, что значит «луна». Днем Эгузки озаряла смертных своим светом, защищая их от темных тварей. Однако свет Иларги был слишком слаб, чтобы уберечь людей ночью, и смертные вновь обратились к богине. Тогда Мари заставила эгузкилор — «солнечный цветок» — вырасти на всех горах. Она сказала, что если люди повесят этот цветок на двери, то ночью темные существа будут вынуждены пересчитывать тонкие нити его листьев, прежде чем смогут войти, и что они никогда не закончат счет до тех пор, пока не настанет день, и свет Эгузки не заставит их вновь скрыться.

Так, эгузкилор стал талисманом защиты почти от всех тёмных созданий.

Война приближается, и жители деревень Эрея, так же как и жители столицы, вешают эгузкилор на двери. Но теперь зло воплощают не злые духи, не проказливые существа, что ломают мельницы, и не малые божества, что губят урожай. Теперь зло — это они: Львы.

Пока народ Эрея вешает эгузкилор на двери и готовится молиться этой ночью, во дворце тоже идут приготовления к началу празднований Отсайла, месяца волков.

Кириан мечтал об этом моменте неделями. Это уже четвертый год, когда он сопровождает Лиру на кафедру, с которой начинаются празднования Отсайла, но в этом году все особенно.

Его отца нет рядом, чтобы подбодрить его Здесь нет и монархов, родителей Лиры, ведь все они на войне, сдерживая Львов, которые стремятся сломить силы Волков и ворваться в королевство Эрея.

Его мать смотрит на него сверху, из-за пустых тронов, и дарит ему ласковую улыбку. Именно она, как госпожа Армира, правит королевством в отсутствие монархов, но не пожелала занять трон. Она ограничивается тем, чтобы быть прочным, неизменным присутствием, маяком, который служит путеводной звездой для тех, кто возносит молитвы богам о скорейшем завершении войны.

Кириан замечает, что взгляд матери скользит от него к Лире. Они дошли до лестницы, ведущей к трону, и Лира остановилась между ними, прикусив щеку и крепко сжав руку, которую ей протянул Кириан.

Его мать приближается с утончённой грацией, протягивает руку девочке и, притворившись, будто помогает ей поправить подол платья, Кириан слышит, как она шепчет:

— Встань между двумя тронами и не садись. Посвяти этот праздник богам, которые дадут нам силу в битве, и попроси, чтобы молитвы и жертвы этого отсайла были для наших воинов.

Девочка послушно выпрямляется и встаёт между двумя тронами, а госпожа Армира кивает младшему из своих сыновей, чтобы он встал рядом с ней.

Она уже почти берет его за руку, но в последний момент сдерживается и лишь одаривает его взглядом, полным глубокой гордости.

— Когда-нибудь, — тихо говорит она, — тебе придётся заботиться о ней и, как я заботилась о её родителях, сделать всё, чтобы она стала той королевой, которую заслуживают Волки.

Кириан бросает лишь короткий взгляд на свою мать, ведь несмотря на то, что знает речь Лиры наизусть, не может отвести глаз от неё. Аплодисменты, музыка и радостные крики не дают ему глубоко задуматься над словами матери: королева, которую заслуживают Волки. Это он должен будет обеспечить. От него будет зависеть успех или провал Лиры. Будущее Эрея и всех земель Волков однажды окажется в его руках.

Эта неизбежная истина уходит на второй план, заслонённая играми, ритуалами и бесконечными пирами, но остаётся глубоко внутри, твёрдой и незыблемой. Она останется с ним и спустя два года, когда его семью жестоко убьют, а Кириана почти полностью поглотит ярость и ненависть. Эта истина не оставит его и заставит склониться перед убийцами родителей, поднять меч ради королей, которые отняли у него всё.