Изменить этот мир - Артём Патрикеев

Милиция обратила внимание на горку мертвых рыб и лягушек, но предположения снова оказались неверными, или же они специально не разглашали всех своих догадок. С их слов, произошло вот что: маньяк, как меня теперь называли, расположившись на берегу, проводил какие-то манипуляции с лягушками и рыбой, убивая их сильными ударами какого-то тупого предмета, возможно бутылкой, валявшейся в пруду у самого берега. А в это время мимо проходили Андрей с Виктором (так звали убитых друзей), которые, возможно, попытались остановить маньяка, или само их появление вывело его из себя. В общем, убийца попытался уйти, а ребята последовали за ним, но, когда они зашли за деревья, он расправился с ними быстро и безжалостно. Вполне возможно, что маньяк их заманил какими-то обещаниями, а может быть, они его преследовали, стараясь выпытать смысл его действий, но этим лишь еще больше вывели его из себя, за что и были убиты.

Следователям достались мои следы, так что кроссовки стали бы серьезной уликой, и в то же время размер они все равно сказали неточный, значит, моя хитрость удалась. А ведь у меня были сомнения – я боялся, они смогут определить по следам, что кроссовки были мне велики, но этого не произошло. Не могу сказать почему – возможно, судьба меня бережет для более важных событий. Пока будет везти, мое время не кончится.

Я выслушал весь доклад следователя с величайшим вниманием. Такая длинная и очень интересная легенда меня сильно позабавила. Но они еще ничего толком не сказали о третьем трупе. К сожалению, здесь они оказались совершенно точны.

«Глеб Александрович бегал в парке каждый день. Он так любил это место, что никакие стадионы или асфальтовые дорожки не могли ему заменить лесной пробежки. Так было и в этот день. Почти так. Сегодня Глеба Александрович задержали на работе, поэтому домой он пришел немного позже, чем обычно. Это его и сгубило. Выйдя из дома, когда на улице уже стало темнеть, Глеб Александрович не стал отменять свою пробежку, легкой трусцой направившись в Сокольнический парк. Бегал он недолго, а потом, возможно, что-то услышал и побежал на звук, потому что, судя по следам, он неожиданно изменил направление своего бега. Там он и наткнулся на убийцу, который, скорее всего, еще не закончил свое кровавое дело. Убийца был не готов к такому повороту событий, поэтому Глебу удалось проскочить мимо и выбежать к пруду. Но убийца, который мог и не преследовать его, потому что уже было темно (и вряд ли Глеб Александрович разглядел его лицо, если, конечно, тот вообще не действовал в маске), бросился за ним. Эту-то погоню и наблюдали четверо ребят с противоположного берега. Убийца сумел воспользоваться падением Глеба и воткнул ему нож в спину. А потом еще и еще. Так небольшая задержка на работе стоила жизни хорошему человеку».

Такими словами репортер закончил свою речь. Его тут же поддержал ведущий. Картинка изменилась, и показали еврейского парня, заподозренного еще на кладбище. Его снова схватили и допрашивали несколько дней. К сожалению, у этого парня не было стопроцентного алиби, что давало огромную свободу сыщикам в трактовке событий, а особенно в трактовке проведенного возможным преступником дня. Далее следовали предположения, на которых и строилось обвинение, но четких доказательств не было, из-за чего сюда приписали все косвенные улики, которых все равно было недостаточно. Но на их основании парнишку продолжали мучить, причем пообещали, что до конца допросов еще далеко.

В конце передачи последовали призывы быть осторожными, особенно в глухих местах парков или лесных территорий. Были высвечены телефоны, по которым можно было позвонить, если кто-то что-то видел или что-то заподозрил, и дано примерное, очень примерное описание преступника, то есть меня. Похоже, что сами следователи не очень верили в то, что все убийства совершил подозреваемый. Но понять их действия и мотивы было несложно – работа есть работа.

Я раньше не мог себе представить, насколько интересно слушать по телевизору про свои деяния. Напоминание про последнего убитого немного сбило мне удовольствие от всего репортажа, но в целом впечатление было положительное. Рассказ о судьбе Глеба не поверг меня в депрессивное состояние – наоборот, теперь стало понятно абсолютно точно, что судьба специально направила его под мой нож. Ведь всегда он бегал в одно время, а именно в этот день в другое. Я был винтиком в огромном механизме вселенной, и здесь я уже ничего не мог изменить.

Злорадный смех чуть не сорвался с моих губ, я лишь улыбнулся, но в душе торжествовал: я был неуловим, я был самым лучшим, великим убийцей, спасающим эту планету от гнета моральных уродов! Радость переполняла меня, только теперь я почувствовал вкус к жизни. Сегодня вроде бы ничего не изменилось, и в тоже время изменилось многое. Если раньше я хотел отдать себя служению одной цели, и эта цель была крестом, который мне предстояло нести всю жизнь, то теперь это стало не бременем моей жизни, а радостью. Как два полюса магнита: раньше я был в минусе, а теперь в плюсе. Теперь все будет по-другому. Я покажу этому миру, как можно его спасти, освободить от грязи и сделать чистым!

Что дальше?

В понедельник я шел на работу в радостном, приподнятом настроении, осознавая, что теперь мне подвластно все! Больше нет ограничений, и открывающиеся возможности, меняющие мое отношение к цели (убийствам слизняков и невинно убиенным) требовали действия. Теперь я понимал, что не бывает случайных людей – все они предназначены для чего-то. Есть те, кому повезло не заразиться ересью, но они чем-то еще прогневили судьбу, и тогда она направляет их на мой нож, не давая возможности выжить. Может быть, когда-нибудь судьба посчитает меня лишним, тогда и я нарвусь на чей-то нож. Но когда это будет, тогда и будет, а сейчас сезон в самом разгаре, и оставшееся время надо использовать по полной программе.

Подходя к нашей школе-саду, я понял, что не все в моих силах. Вокруг спортивной площадки гуляли собачники. Некоторые отпускали своих питомцев прямо на площадку, некоторые ходили по беговой дорожке, разрешая своим любимым собачкам гадить в любом подвернувшемся месте. Руки стали шарить в поисках ножа. Его, конечно же, не оказалось.

«Неужели наши собачники настолько тупы, что гуляние собак на футбольном поле считают нормальным? Зачем ругаться на собак, когда их хозяева неспособны на разумные поступки даже в масштабах своего двора? То, что здесь будут играть не их дети, для них определяющий фактор. Пусть вляпываются другие, мы же гордо отвернемся от нашей гадящей собачки, мы не любим на это смотреть! Поэтому, обгадив всю спортивную площадку, они с чувством выполненного долга отправляются домой. Браво!» – Злые мысли кипящим маслом обжигали сердце. – «Поубивать их всех, всех этих гадов, неспособных разумно мыслить, неспособных на минимальные нравственные поступки!»

Накатившее бешенство грозило выйти из-под контроля. С трудом сдержавшись, я скрылся за входной дверью. Можно было бы сказать этим «собаколюбителям» пару ласковых, но существовала большая опасность того, что я сорвусь, а тогда быть беде. Даже в таких примитивных бытовых дрязгах мне не хотелось светиться.

Попытавшись поговорить с охранником на эту тему, я понял, что здесь ловить нечего, и не стал продолжать. Только система штрафов может помочь, другого варианта не видно. Я не могу убивать этих людей, я слишком люблю животных, и оставлять питомцев без хозяйского присмотра для меня считалось неприемлемым. Так что эта проблема встала ребром и сдвигаться или поворачиваться никуда уже не хотела.

Оставалось доработать всего одну неделю, а потом два месяца отпуска… Конечно, можно было взять июнь за свой счет, но на этот раз я решил этого не делать. Хорошо, что скоро можно будет заняться своими делами, не отвлекаясь на работу. В таком непонятном душевном состоянии работать с детьми было форменным кощунством. Дети – они ведь все чувствуют, их не обманешь всякими глупыми словами. Даже если они сделают вид, что верят, в душе они скорее утвердятся в обратном и перестанут тебе доверять. Детям вообще нельзя врать. Можно говорить не всю правду – ведь нормальный образованный человек всегда сумеет подобрать слова, чтобы и ребенка не обидеть, и не сказать чего-нибудь нежелательного, и в тоже время удовлетворить детский интерес. Могу сказать точно, что это возможно. Как говорится – проверено на себе.

День приближался к концу. Торопиться мне было некуда, разве что к Насте. Осматриваться, подбирать нужное место и контингент я начну не раньше чем через две недели. Сейчас я выделил себе отпуск. Отпуск от выявления и устранения еретиков нашего мира.

В последнее время я все реже и реже вспоминал, что считаю себя инквизитором. Гадкие люди превращались для меня в орков и слизняков, а всё вместе попадало в категорию мусора. Этот мусор мешает жить, занимая полезное место, источая зловонный запах и портя наши эстетические чувства. Но все равно я по-прежнему считал себя инквизитором, а не уборщиком или садовником – возможно, что во мне говорила ложная гордость, не позволявшая мне опуститься до каких-то там садовников и дворников. А может, мне просто нравилось это слово, в чем я все настойчивее и настойчивее пытался себя убедить. Наверно, я был прав, не давая себе нового имени: то, что имеет название, соответственно имеет форму и содержание, а я должен быть безличным, у меня не должно быть формы, не должно быть содержания. Я как туман, скрадывающий все недостатки людей и природы.