Когда Кузнечики выходят на охоту (СИ) - Ли Марина

Целитель скривился.

— Эту лапшу вешайте на уши дурачкам, — сказал он. — А я пока в своем уме.

— Я бы на вашем месте не торопился приписывать Его Императорское Величество к дурачкам. — Пришла очередь Мэтра по-змеиному улыбаться. — Ибо эту новость он лично огласил двору в день моего представления.

В образовавшейся паузе было слышно, как умирают в агонии надежды фархесского целителя на благополучное разрешение ситуации. У бедолаги была такая рожа, что сразу стало понятно: он уже раз сто успел пожалеть о своем порыве накатать на меня жалобу. Зеленые сидели с непроницаемые мордами. На Джону я боялась посмотреть.

— Значит так, — нарушил тишину Мэтр, потянувшись к лежавшему на краю стола перекидному календарю. — До озвученной вами даты осталось чуть более двух недель.

Он знает, когда у меня день рождения?

— Восемнадцать дней, — коротко обронил Джона.

— Именно. — Магическим пером глава Ордена щитодержцев написал что-то под нужной датой. — Стало быть так и запишем. Ровно в полночь, в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое представители Северного отделения Цитадели обязуются доставить в мой замок девицу Агаву Пханти с дипломом о получении титула эрэ и лицензией...

— А если она не справится с экзаменом? — встрял в разговор мой несостоявшийся руководитель практики.

— Она справится, — хором возразили Мэтр и Джона, и дальше продолжил говорить только Мэтр:

— Если же леди Пханти по каким-то неясным причинам не появится на нашем подворье в оговоренные сроки, я обязуюсь лично снести вашу Цитадель с лица Империи. И поверьте, мне это по силам.

Зеленые дружно побледнели.

— Император. — попытался было проблеять один из них, но Мэтр безжалостно его перебил.

— Между зарвавшейся за столетия Предела Цитаделью и Щитом над Бездной Его Императорское Величество, смею надеяться, выберет последнее. Поэтому не доводите до греха. А то ведь я могу и не найти слов, способных уговорить одного из самых сильных некромантов современности не помогать мне в деле уничтожения Цитадели. Тогда от вас, боюсь, камня на камне не останется.

Спинка моего кресла снова застонала.

— Если у вас все, — после недолгой паузы процедил зеленый, — то я бы попросил девушку быть готовой к утру. Дорога нас ждет долгая, поэтому выезжать будем еще затемно.

Я испуганно посмотрела на Джону.

— Пейдж с собой возьми, — велел он и сразу же пояснил для целителей:

— Это помощница и дуэнья. Она из местных селян, ни капли магии, поэтому вам не стоит опасаться диверсии с ее стороны.

Глава 15. Крестовый валет

Джона поймал меня у крыльца Девичьей башни, куда я плелась непозволительно долго. А все потому, что в голове после безумного разговора, невольным участником (или даже скорее просто слушателем) которого я стала, была такая каша, что меня прямо-таки шатало. От усталости, от тревоги, от обиды, от страха. Страха, пожалуй, было больше всего, ибо я даже в страшном сне не могла себе представить, что когда-нибудь стану частью Цитадели, а между тем она приблизилась ко мне настолько, что я отчетливо слышала запах могильного холода, исходящий от ее каменных стен.

Из кабинета Мэтра мы с Джоной вышли вместе, но на галерее, когда зеленые удалились от нас на приличное расстояние, внезапно остановился.

— Мне нужно вернуться, — сказал он. — Подождешь меня возле башни?

— Подожду...

— Мне внутрь не войти. Ты помнишь?

— Помню.

— Ужасно неохота тебя криком вызывать. Так подождешь?

Я уныло кивнула. А что мне оставалось?..

Всю дорогу до башни я перебирала в голове слова Мэтра и Джоны. Оба встали за меня горой, и у меня не было оснований не доверять ни одному из них, но... Как же не хотелось мне уезжать из замка! Пусть я тут и провела всего одну ночь, целую неделю шляясь по окрестностям, он каким-то непостижимым образом стал для меня самым надежным и безопасным местом.

Особенно сейчас, когда Мэтр пообещал мне место целительницы. Это даже лучше, чем место его жены.

Эта внезапная мысль заставила меня споткнуться, но осознать ее до конца я не успела, сметенная ураганом в лице догнавшего меня Джоны.

Я и сообразить ничего не успела, как оказалась прижатой к стене башни. Холод каменной кладки обжег лопатки даже сквозь двойной слой ткани. Распахнув в возмущении глаза, я приготовилась знатно отчитать друга, но замерла, словно мышь под веником, опаленная жаром черных глаз.

— Агава! — хрипло выпалил Джона, приблизив свое лицо к моему почти вплотную, а я втянула в себя воздух с едва слышным всхлипом.

Лицу внезапно стало жарко-жарко. И шее, и груди, и ниже — в животе этот жар скрутился в тугую пружину. Болезненную, но приятно пугающую. Отчетливо и ярко вдруг вспомнился мой первый в жизни поцелуй, случившийся всего лишь несколько часов назад, и взгляд невольно опустился на губы обнимающего меня мужчины.

Губы у него были яркие, полные, обнесенные те мной щетиной. И целовался он этими губами дерзко и пьяно. Я помнила. У меня до сих пор голова от воспоминаний кружилась, хоть я и запретила себе об этом думать. Сглотнула и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но замерла, загипнотизированная пульсирующим жаром черных, как ночь, зрачков.

— Джона…

Не знаю, кто из нас двоих начал этот поцелуй. Я ли привстала, Джона ли наклонил голову, но когда наши губы встретились, а дыхание смешалось, это стало уже не важно. В голове у меня моментально потемнело и поплыло. Мир вокруг закружился, а затем сорвался с места и полетел, полетел, стремительно, неудержимо, как сорванный порывам ветра осенний листок. Но страшно мне не было. Только сладко, а еще хо-ро-шо. Именно так, не одним словом, а тремя маленькими слогами, будто кровь пульсирует в висках: «Хо… Ро… Шо…», — отдается дрожью в похолодевших от волнения пальцах, пульсирует радужными всполохами под зажмуренными веками и нестерпимо, категорически... мало.

— Не уезжай! — разомкнув поцелуй, хрипло простонал Джона. — Кузнечик...

— Я...

— Ты не можешь! — с досадой выпалил он, обхватывая мое лицо ладонями и целуя брови, переносицу, висок зашептал горячечным, больным каким-то голосом:

— Я понимаю. Проклятье Бездны, понимаю же! Не для этого ты столько училась, чтобы сейчас взять и все бросить, но как же.

Я прижала пальцы к его губами и тихо ахнула, когда он сначала прикусил подушечку безымянного, а затем лизнул, обволакивая его влажным теплом, и я, не сдержавшись, облизнула губы, все еще хранившие вкус нашего поцелуя.

И снова одно дыхание на двоих, а тело тяжелеет, наполняясь сладкой истомой, и я уже не вспоминаю ни о зеленой Цитадели, ни о зловредной бабке с ее вечными кознями, ни о планах, которые сначала запутались, а потом и вовсе пошли прахом. Впервые в жизни. И впервые в жизни меня это радовало.

Кажется.

Ибо чувство это было странным, пугающим и счастливо-щекотным одновременно.

— Что ты делаешь? — запоздало всполошилась я, когда жаркие поцелуи переместились на мою шею.

— С ума по тебе схожу, — простонал он, стискивая меня руками и прижимаясь горячим лбом к обнаженной коже на моей шее. — А ты и не видишь.

Я сглотнула.

— Вижу, — просипела, чувствуя, как приливает кровь к щекам. — Те-теперь.

Джона отстранился — недалеко, но так, чтобы можно было заглянуть мне в лицо. Взгляд у него был ласковый и насмешливый одновременно.

— Точно?

Я закусила губу, внезапно застеснявшись, и отвела глаза.

— Кузнечик? — позвал он, потершись носом о мою шею.

— Что?

— Посмотри на меня.

Я повела плечом и, тряхнув головой, зажмурилась.

— Почему? — шепнул он, почти прижавшись губами к моему уху. — Стыдишься?

— Боюсь, — выдохнула я, поворачивая лицо навстречу теплой, как солнце, улыбке.

— Меня? — Джона в изумлении вскинул брови и наклонил голову. Темная челка упала на глаза, и я, подняв руку, отвела ее в сторону, чтобы ничто не мешало мне смотреть в черные глаза.